– Нет, господи, пожалуйста, не надо! Нет! – закричала она, механически подняв руку. Он продолжал наступать. Когда пистолет оказался в метре от ее лица, ворота гаража закрылись, свет автоматически погас, и они внезапно погрузились в темноту. В этот момент он выстрелил, но Мария, защищаясь, подняла правую руку, и пуля чудом срикошетила от связки ключей. Мария упала, притворившись мертвой.
Решив, что убил ее, он отпихнул тело в сторону и поднялся на десять ступенек вверх. Войдя в дом, он очутился в красиво обставленной столовой с примыкающей кухней. На кухонных стойках и на обеденном столе стояли вазочки с цветами. Он увидел Дейл, а та, в надежде, что он ее не заметил, нырнула за выложенную белой плиткой кухонную стойку. На ней была мешковатая футболка «Доджерс» и выцветшие джинсы. Дейл была очень красива: прямые черные волосы до плеч, лицо в форме сердечка и полные округлые губы. Он знал, что она снова выпрямится, и, затаив дыхание, замер, нацелил револьвер в пустое пространство над стойкой и стал ждать.
Тем временем в гараже Мария встала, открыла гаражные ворота и побежала по переулку к фасаду комплекса, сбитая с толку и напуганная.
Несколько долгих секунд спустя любопытство Дейл взяло верх, и она, трясясь и дрожа, медленно приподнялась, чтобы посмотреть, ушел ли этот человек. Она понятия не имела, кто он такой и зачем он здесь, но она слышала выстрел, и в его черных глазах она успела так отчетливо, как никогда в жизни, увидеть смерть.
Едва она поднялась над стойкой, он выстрелил и попал ей прямо в лоб. Дейл упала, пулевое отверстие размером с десятицентовик мгновенно распухло, побагровело, и из него брызнула струя крови толщиной с палец.
В напряжении он повернулся и вышел через парадную дверь. Мария увидела его высокую, худощавую фигуру в черной одежде, торопливо идущую по дорожке от дома. Он заметил ее и навел на нее револьвер.
– О, пожалуйста, не надо! Пожалуйста, не убивайте меня! Пожалуйста, не стреляйте в меня снова! – умоляла она, прячась за оранжево-черный «Фольксваген-жук».
Думая, что уже убил ее, он удивился, увидев ее живой. Опустил лохматую голову и, продолжая угрожать револьвером, поспешил обратно к угнанной машине. Затем сел в нее и умчался, оставив Марию Эрнандес в живых и дав следствию первого свидетеля. Уезжая, он понял, что, наклонившись при входе в гараж, потерял бейсболку AC/DC.
Испытывая сексуальное возбуждение от каждого аспекта события – выслеживания, преследования, убийства – он выехал на шоссе Сан-Бернардино. За рулем он раз за разом прокручивал в уме то, что только что совершил – вспоминая все звуки, картины, запахи.
Он посмотрел направо и заметил миниатюрную Веронику Ю, съезжавшую с шоссе в Монтерей-Парк, 65-тысячную общину с преимущественно азиатским населением и собственным отделением полиции. Тридцатилетняя студентка юридического факультета устала. Она ездила навестить близкую подругу детства Джун Ван, и они проговорили много часов. В дом Джун в Аркадии она приехала в десять часов утра. Был День святого Патрика, и у обеих женщин был выходной.
По-китайски Веронику звали Цзай-Лянь Ю. Пообедала она в доме Джун, а ужинать обе женщины с полуторагодовалым сыном Джун отправились в ресторан «Эдокил» в Пасадену. И Вероника, и Джун, родились на Тайване. Обе иммигрировали в Америку семь лет назад и говорили по-английски с сильным акцентом. Вероника жила с родителями в Монтерей-Парке. Ей не терпелось приехать домой и лечь спать.
Убийца резко вывернул руль и во второй раз за вечер поехал за выбранной наугад женщиной, не подозревавшей, что ее преследует смерть.
Когда Вероника заметила мужчину в «Тойоте» и поняла, что он едет за ней, она принялась искать полицейскую машину. Проехав еще квартал, она свернула на обочину и остановилась, чтобы лучше его рассмотреть. Он проехал мимо, решив, что найдет кого-нибудь еще, и чертыхнулся себе под нос.
Однако теперь она следовала за ним. Миновав один квартал, он остановился на красный свет на Норт-Альгамбра-авеню, милой улице с двусторонним движением, ведущей прямо к шоссе № 10. Он выключил фары, вышел из машины и подошел к ней. Ствол был заткнут за пояс под блестящей черной кожаной курткой.
Хорхе Гальегоса, чуть дальше по улице сидевшего с подругой Эдит Аль-Кааз в белом дядином пикапе «Форд», он не видел.
Вероника открыла окно.
– Почему ты меня преследуешь? – требовательно спросила, негодующе тыча в него пальцем.
– Я не преследую. Я принял тебя за знакомую, – сказал он.
– Неправда. Ты преследуешь меня. Зачем? Чего тебе надо? – темные и сердитые миндалевидные глаза на ее красивом нежном лице недоверчиво блеснули.
– Я тебя не преследовал. Я принял тебя за знакомую, – повторил он, заранее представляя себе ее смерть.
– Лжец, – сказала она, вызывающе встретившись с ним взглядом. Она начала сдавать назад.
– Я позвоню в полицию, – сказала она и посмотрела на номерной знак угнанной «Тойоты», запоминая его.
– Говорю тебе, я принял тебя за знакомую. Я тебя не преследовал…
– Я скажу, что ты меня преследовал. Зачем?
Он приблизился к машине, в голове у него выкристаллизовался план похищения, садистского секса и убийства. Он внезапно протянул руку, схватил Веронику за плечи и попытался вытянуть ее прямо из окна машины. Она закричала.
Вытащить ее из окна ему не удалось – водительская дверь была заперта, открыть ее он не смог. Заметив, что пассажирская дверь не заперта, он перемахнул через машину и потянулся, чтобы ее открыть. Правой рукой Вероника поспешила запереть дверь, но не успела. Он сел к ней в машину.
– Что ты хочешь? – умоляюще спросила она мужчину в черном.
Он ничего не ответил, просто вытащил ствол 22-го калибра и выстрелил ей в бок под правой рукой, в полуметре от макушки. Она открыла дверь, чтобы бежать, и он выстрелил в нее снова, на этот раз попав в поясницу. Ей удалось выбраться из машины, она потеряла туфлю, шатаясь, прошла несколько шагов и упала на улицу, истекая кровью. Умирая.
– Помогите мне! Помогите мне, помогите, – стонала она.
– Сука! – сказал он.
Смеясь, он поспешил к «Тойоте», сел в нее и поехал на шоссе. Он знал, что люди видели машину, и через несколько минут ее будет искать полиция. Он съехал с шоссе, избавился от машины и сел в автобус, идущий в центр Лос-Анджелеса, воображая себя солдатом Сатаны, возвращающимся из боя с неверными.
Глава 3
Мария Эрнандес не смогла запомнить ни марку, ни цвет, ни номер его машины. Она была слишком потрясена, чтобы ясно мыслить.
Когда он уехал, она выждала несколько секунд, а потом побежала обратно в кондоминиум. У нее кровоточила и ужасно болела рука, боль была жгучая, острая, но она не обращала на нее внимания. Она беспокоилась о Дейл.
Соседку Мария нашла лежащей на полу кухни лицом вниз, вокруг головы расползлось густое кровавое пятно. Она окликнула Дейл, потрясла ее за плечо, но тщетно. Истерически рыдая, она побежала наверх, убедилась, что в доме никого нет, сняла трубку и позвонила в полицию.
«Почему, – спрашивала она себя, – этот безумец в черном пытался убить ее и застрелил Дейл?» Она позвонила своему парню и рассказала ему, что случилось. Тот сообщил, что приедет.
В тот вечер заместители шерифа Лос-Анджелеса Джон Пауэлл и Энтони Даллас работали с шести до двух. В 22:57 они получили звонок о застреленной женщине, включив сирену и красные мигалки и дав полный газ, приехали к кондоминиуму через две минуты.
Полицейский Пауэлл, крупный, серьезный мужчина, постучал в дверь. Спустя несколько мгновений ему открыла Мария, прижимавшая к правой руке окровавленное полотенце. Как смогла, она объяснила, что произошло, и провела их на семь ступенек вверх, на второй этаж. Полицейские Пауэлл и Даллас увидели неподвижно лежавшую на полу кухни Дейл Окадзаки. Пауэлл наклонился к ней проверить пульс, пульса не было.
Прибыли сотрудники «Скорой помощи» и перевернули Дейл. Заместители шерифа и Мария впервые увидели пулевое отверстие во лбу Дейл. Медики задрали рубашку Дейл и попытались провести реанимацию электрическим током, но безуспешно. Ее признали погибшей прямо на месте. Прибыло еще несколько заместителей шерифа, они оцепили квартиру, переулок и гараж желтой лентой, а затем связались с убойным отделом департамента шерифа. Марию доставили в больницу Беверли в Монтебелло.
В то же время в Монтерей-парке Хорхе Гальегос был первым, кто подошел к лежащей на улице Веронике Ю. Глаза у нее были открыты, она дышала, но говорить не могла. Он плохо говорил по-английски, но все же спросил ее, что случилось – кто этот человек.
Двоюродный брат Эдит, Джозеф, спустился с верхнего этажа и сказал им, что вызвал полицию, – услышав крики о помощи, он вышел на веранду в спальне и увидел, как убийца пытался вытащить Веронику из машины. Из домов и квартир вышли остальные жители и собрались вокруг умирающей женщины.
Первым прибыл полицейский Рон Эндо из полиции Монтерея. Подъехав к машине, он увидел Веронику в свете фар. Эндо скомандовал всем отойти и проверил ее пульс – тот был слабым, но она еще дышала. На ней были коричневые брюки, синяя блузка и черный блейзер. Одна туфля валялась на улице. На шее у нее были серебряная цепочка и круглый медальон.
И Хорхе Гальегос, и Джозеф Дуэнас заявили, что видели, как все произошло. Прибыл полицейский Гораевски из полиции Монтерея и принялся сдерживать растущую толпу.
Когда полицейский Эндо попытался получить от Вероники показания, она перестала дышать. Вместе с Гораевски они пытались вернуть ее к жизни, пока не прибыла «Скорая помощь». Включив сирену, красные мигалки, разрывающие безмятежный воскресный вечер, медики повезли ее в реанимацию больницы Монтерей-Парка.
Веронику привезли в отделение неотложной помощи больницы Гарфилд в Монтерей-Парке. После осмотра и проверки показателей жизнедеятельности доктор Ричард Тенн констатировал смерть.
Эдит, Хорхе и Джозефа Дуэнаса доставили в полицейский участок Монтерей-Парка, где они дали показания детективу Тони Ромеро.
В тот вечер Гил Каррильо, заместитель начальника убойного отдела департамента шерифа Лос-Анджелеса, был дома и смотрел телевизор. Это было располагающее к лени, дарующее отдых воскресенье, и Гил провел день с семьей.
Гил был ростом 190 сантиметров и весом 125 килограммов, с густой шевелюрой блестящих черных волос и всегда готовой соскользнуть с губ обаятельной улыбкой, удивительной для полицейского, занимающегося расследованием убийств. В свои тридцать четыре года Каррильо был самым молодым детективом в отделе по расследованию убийств департамента шерифа, состоявшем из пяти подразделений, от двенадцати до шестнадцати детективов в каждом, плюс лейтенант и пять сержантов. Они отвечали за раскрытие всех убийств в 64 из 96 общин, составлявших комплекс округа Лос-Анджелес. Работали они посменно, и Каррильо «поймал» вооруженное нападение на Эрнандес/Окадзаки.
Каррильо быстро оделся, поцеловал жену Перл и сказал, что они увидятся, когда он вернется. Он никогда не знал, когда вернется домой, и уже не сообщал ей о времени. У Гила и Перл было трое детей: две дочери, Рене и Тиффани, и самый младший – сын, Гил-джуниор, которого звали Джей Ар. Гил вырос в Пико Ривера [3 - Город на юго-востоке округа Лос-Анджелес.], у него было шесть сестер, с которыми он был очень близок. Он воевал во Вьетнаме в разгар Тетского наступления, где был удостоен «Медали за доблесть» и «Бронзовой звезды». В отделе Гил успел поработать над более чем 300 делами об убийствах.
Каррильо жил в десяти минутах от Розмида [4 - Также один из городов округа Лос-Анджелес.] и приехал к кондоминиуму чуть за полночь. Пауэлл и Даллас ввели его в курс дела. Он хотел поговорить с Марией, но ему сообщили, что она в больнице.