Трахома – страшная болезнь для глаз.
Но как-то пронесло, и мы не заболели,
И сливочное масло то, немногое для нас,
Я, мама, брат, Анюта быстро съели.
Вот так и выжили, а в сорок третьем дальнем
На полный риск поехали в Москву – суровою порой.
Запрещено – прописки нет и карточек на пропитанье,
Решила мама, все – домой, домой, домой.
Дорога на Москву не заняла четыре дня.
Два месяца те восемьсот мы ехали обратно.
Конвой вышвыривал из угольных платформ тогда,
Почти назад в Михайловку мы возвращались так-то.
Приехали – квартира запечатана, чужая мебель там.
Мы в коридоре месяцами ночевали, и надежда вся потухла.
Как выжили, не знаю – с горем пополам
От голода вдруг мама вся опухла.
Мы – нелегальщина, и карточки не для нее,
Истопником устроилась работать мама,
И тонны уголька бросала день и ночь
В пасть ненасытной той печи несчастная упрямо.
Мой брат устроился учеником у ювелира,
И к ювелиру генерал зашел тогда.
Просил фашистский крест он припаять – да без задира,
На золотую табакерку, и крепко припаять, и навсегда.
У ювелира лысого все волосы поднялись дыбом,
Фашистскую эмблему припаять на портсигар!
Ну, подмастерью сунуть – пусть паяет мигом,
А самому такое сделать – за решетку иль удар.
Ну, припаял, пришло для нас спасенье —
Четыре литра жира рыбьего он подарил тогда,
Они спасли нас: мы поправились – отъелись,
И блага этого, и генерала не забудем никогда.
Ну, выжили – и всем передаем привет!
Два брата. У обоих – высшее образованье.
И мама выжила, а умерла аж в девяносто лет,
Великий подвиг совершив и выполнив заданье.
Таким, как мать моя и мать моей жены,
При жизни памятники ставить надо.
А им в подарок – ужас нищеты.
А. впрочем, нам от подлецов и ничего не надо.
Hy, все – чернила кончились, и кончилась бумага.
Былое, прожитое никогда не возвратить.
Но Богом посланные нам и тяготы и блага
Нам, грешным, никогда не позабыть.
31.03.2009
Военные стихи героям войны
Предчувствие
Село российское, глубинное, дороженька в пыли,
Речонка мелкая с пескариками на ленивых плесах,
Да срубы пятистенок – церковка вдали,
Березки беленькие на пригорках в длинных косах.
Полынь – трава дурманом в голову зашла,
И рыжие подсолнухи следят за солнцем,
Шумок с гумна – полуденная тишина,
Старушек головы в повязанных платках в оконцах.
Мальчишки заигрались тряпочным мячом,
И козы блеющие щиплют траву,
Деревня тихая залита солнечным лучом,
И сердце обливается душевною отрадой.
Большак. Большак – твой перекресток – весь в пыли,
Проезжею телегой взбаламучен,
И лес таинственный стоит вдали,
И сеном пахнущий овин над кручей.
Вот появился «Газик», вдруг остановясь,
И трое из морской пехоты появились,
Какая у морских с той деревенькой связь?
Похоже, адрес знали, взглядом зацепились.
Вот подошли к калитке, ко двору,
И к ним мужчина с женщиной из дома вышли,
И подошли к троим, поняв, что не к добру,
Молчали оба, погрузившись в мысли.
Стояли молча, по щеке пошла слеза,
Все трое сняли перед стариками бескозырки,
Уж не дождутся старые домой сынка,
И внука не дождутся, и его улыбки.
Проклятая война, затеянная ни про что,
Ты отнимаешь у людей все лучшее на свете.
Рыдают женщины и втихомолку – их мужья,
Уж не откроют в дом родной калитку дети.