Чисто римское убийство

– Учитывая все эти обстоятельства для меня было бы желательно отыскать Аякса как можно скорее. Я был бы очень благодарен, если бы ты согласился написать рекомендательные письма, и указал людей, у которых я мог бы навести справки, – сказал Петроний, закончив описывать обстоятельства дела.

Децим Лентул Батиат, ланиста в третьем поколении, обладал всеми пороками, присущими своему сословию. Он был, расчетлив, скуп и абсолютно, почти божественно бессердечен. Злые языки обвиняли Батиата в похищениях людей, незаконном обращении в гладиаторы провинциалов, многочисленных мошенничествах при выполнении государственных и частных заказов, а также связях с римскими бандитами и иллирийскими пиратами.

Без сомнения, совокупность этих полезных свойств была главной причиной того, что, получив семейное дело после смерти отца, Батиат преуспел в своей постыдной профессии. К наследственной школе в Капуе он прибавил еще несколько гладиаторских школ в других городах Италии и для удобства ведения дел обзавелся отдельной конторой в Риме.

Но даже самые заклятые враги Батиата никогда не обвиняли его в неблагодарности. К любого рода долгам, вне зависимости от того, шла ли речь об обязательствах морального, либо финансового свойства, ланиста относился со скрупулезностью царя Нумы.

В течение всего рассказа он не произнес ни слова. Казалось, на неких невидимых весах ланиста взвешивает соотношение услуги, оказанной некогда Петронием с размером платы, которую тот только что потребовал. Наконец Батиат с сожалением вздохнул, сделав очевидно вывод о том, что его моральный долг все еще слишком велик, а помощь в поиске никому не нужного бывшего гладиатора способна погасить лишь малую его часть.

– Мы сделаем лучше, если ты, мой господин, не будешь возражать, – сказал он. – В наших кругах к посторонним людям относятся подозрительно. Человеку, пришедшему с улицы, какими бы рекомендациями он не располагал, трудно завоевать доверие. С другой стороны, я пользуюсь некоторым влиянием среди коллег. Не в обиду тебе будет сказано, мои люди справятся быстрее. Я выберу самых толковых и поручу соблюдать осторожность, чтобы не спугнуть дичь раньше времени.

– Ты окажешь мне неоценимую помощь, – коротко поблагодарил Петроний. На самом деле на меньшее он и не рассчитывал.

– Кстати, первого нужного тебе человека ты уже нашел, – отогнув большой палец правой руки, ланиста указал на себя. – В начале мая ко мне обращался некий Аякс, похожий на человека, которого ты ищешь. Просил место тренера в одной из моих школ.

– Он был один? – уточнил Петроний.

– Да, – подтвердил ланиста. – И насколько я могу судить, отчаянно нуждался в этой работе. Но, слишком много спеси для провинциала, не имеющего серьезных рекомендаций. Я ему отказал. Не исключаю, что после этого он посетил и другие конторы. Мои люди разузнают все, что возможно.

– На лучшее я не мог бы и надеяться, – Петроний встал. – Я живу сейчас на Оппии, улица Пекарей. Нужно спросить дом с бычьей головой, который прежде принадлежал вдове Юстине.

*****

В гордом, восьмиколонном атрии приёма у городского префекта дожидалось около дюжины клиентов и просителей. Статилий Тавр[33 - На самом деле должность городского префекта сделалась постоянной позже уже во времена Тиберия. Тит Статилий Тавр действительно несколько раз исполнял обязанности префекта Рима начиная с 16 года д.н.э. Однако, исторический Тавр умер вскоре после 10 года д.н.э. Ну и конечно, постоянный дом префекта в устье Субуры, был построен десятилетия спустя.] уже успел совершить свой утренний выход, выслушав льстивые приветствия и пообещав, что уделит время каждому. По этой ли причине, либо из страха перед суровой репутацией престарелого магистрата, в атрии царили тишина и порядок.

Никто не пробовал проскользнуть в кабинет раньше других, никто не пытался привлечь внимание к своей особе стенаниями и жалобами, как это бывало принято в иных домах. Собравшиеся негромко переговаривались друг с другом, чинно и спокойно поджидая пока подойдет их очередь.

На Лоллия Лонгина необходимость томиться в общей толпе, конечно, не распространялась. Он еще только входил в дом, а посыльный уже докладывал префекту о новом посетителе. К тому времени как, сопровождаемый завистливыми взглядами, Лоллий, пересек атрий, из-за прикрывавшей дверь в кабинет шторы выскользнул остролицый, похожий на ласку, секретарь и сообщил, что префект готов его принять.

Это был подвижный, низкорослый, немного неряшливый и на первый взгляд смешной старик, с огромным носом, выдающимся далеко вперед на манер воронова клюва. В сравнении с этим носом все остальные черты его лица казались ничтожными, незначительными и не заслуживающими упоминания.

Неблагодарную должность префекта, Тавр занял после блестящего Марка Валерия Мессалы, чье пребывание на этом посту было таким коротким и бесславным. Вот уже тринадцать лет, суровый старик успешно справлялся с обязанностями по обузданию бунтующих рабов и беспокойных граждан. Чуждый состраданию магистрат железной рукой навел порядок в Риме. Он усмирил буйные коллегии и истребил разбойничьи шайки, расплодившиеся в Городе и окрестностях за десятилетия гражданских войн. Он ввел в рамки благопристойности коррупцию при распределении бесплатного хлеба и положил конец незаконным отводом воды из общественных водохранилищ. Даже ночной Эсквилин[34 - Холм в Риме.] под его управлением стал почти безопасным местом. А кровавые побоища Авентинских шаек, собиравшие десятки участников и сотни зрителей, и превратившиеся в своеобразный аналог гладиаторских боев, отошли в область страшных городских преданий.

Скупым жестом пригласив Лоллия сесть на стоящий напротив стола табурет и вежливо поинтересовавшись здоровьем дядюшки, который проходил под его началом службу в Далмации, префект немедленно перешел к делу.

– Дурно. Весьма дурно, молодой человек. – Тавр укоризненно покачал головой, выслушав сбивчивый рассказ Лоллия. Руки префекта при этом как будто жили отдельной жизнью, перекладывая лежащие на столе таблички и свитки в известном только ему порядке. Выцветшие от старости глаза, не мигая смотрели в лицо посетителя. – Дом – это семья, а хозяин дома – отец. Отец волен налагать наказание, но он, же должен и отвечать за проступки домочадцев. Ты ввел в семью чужого, не потрудившись поинтересоваться, какого человека принимаешь под свой кров. Теперь ты приходишь ко мне и просишь защиты и помощи. Благодари Добрую богиню, благодари ларов-хранителей, что тебе не пришлось самому поплатиться за легкомыслие, – тут голос префекта вдруг утратил торжественную суровость, словно ему внезапно наскучила его роль. – Это только, подумать, нанял гладиатора с улицы, без ланисты, без рекомендаций. Чем ты думал? Куда дядя смотрел?

– Дядя попрекал.

Отважившись поднять взгляд, Лоллий обнаружил, что по завершении нотации префект смотрит на него уже не как Зевс на укравшего божественный огонь Прометея, а скорее, как строгий отец на непутевого, но не вполне безнадежного сына.

– Правильно попрекал, – Тавр энергично кивнул. – А ты бы и послушал пожилого человека. Не все старики из ума выжили, некоторые и нажили.

Видя, что тучи над его головой по большей части рассеялись, Лоллий позволил себе слегка расслабиться. Он даже осмелился на легкий вздох и виноватую улыбку, которые были призваны окончательно смягчить суровое сердце префекта. Подействовала ли эта пантомима, либо, что, конечно, вернее, магистрат с самого начала не слишком сердился, но Статилий Тавр и правда подобрел.

– Где искать твоего гладиатора, конечно, не знаешь? – спросил он со злорадным удовлетворением.

Лоллий лишь робко пожал плечами. Тавр вздохнул и ворчливо осведомился:

– А мне, откуда знать? Думаешь, у городского префекта мало забот? Видел сколько людей? У каждого дело. Да поважней твоего. У одного пять рабов сбежали, да двое пастухов между ними. Куда пойдут? Чем займутся? А если ночным ремеслом? Пять человек! Готовая шайка. Другому лавку дважды жгли, хвала Юноне оба раза успели потушить. Пожар в Риме! Да хранят нас боги от беды! Весь Город может превратиться в головешки, из-за того, что два лавочника не смогли поделить квартал. Вот мои заботы. А что один разбойник другого зарезал и сбежал, так туда им и дорога.

Лоллий в принципе готов был согласиться со справедливостью этих доводов. После слов Тавра собственное дело и, правда стало казаться ему мелким и уж точно не заслуживающим внимания высшего городского магистрата. В сущности, если бы не твердое обещание, данное вчера вечером Петронию, на этих словах визит бы и завершился. Однако, мысль о том, что, втравив приятеля в историю, не по-товарищески идти на попятную, заставила Лоллия собраться с духом.

– Ты прав, славный Тавр. Однако, обращаясь к тебе за помощью, я руководствовался мыслью о том, что Аякс может быть опасен и для других добрых горожан. Не факт, что он покинул Рим. Его постигла неудача с моей усадьбой, но кто может поручиться, что, отсидевшись, некоторое время, он вновь не возьмется за старое и уже с большим успехом.

– Хитрый, – неодобрительно констатировал префект после короткого молчания и тут же поправился. – Хотя нет. Петроний надоумил? Верно?

Обиженный Лоллий энергично замотал головой, но префект не слушал его объяснений. Перед Лоллием сидел уже не суровый магистрат Республики, времен Катона-старшего, и не ворчливый, но добрый дядюшка. Теперь это был бюрократ нового Рима, прямой, официальный и столь же склонный к проявлению человеческих чувств, как стоящий в углу его кабинета мраморный бюст Гая Юлия Цезаря Октавиана.

– Передай Петронию, что я хочу его видеть. Твоим гладиатором я займусь. Непозволительно оставлять убийцу безнаказанным, даже если убитый и сам разбойник. Твои объяснения я принял и нашел удовлетворительными. Я выношу тебе устное порицание и настоятельно рекомендую впредь быть более внимательным при подборе персонала.

Глава 5

Прачка и повеса

Петроний поднялся на Квиринал через Санковы ворота, и оказался в квартале застроенном небольшими, но уютными усадьбами. Ни одна из них не могла, конечно, похвастаться огромными садами, бескрайними огородами или прудами для разведения рыбы. Ни у одной не хватило бы дерзости равняться с поместьем Тита Статилия Тавра или громадным парком Саллюстия Криспа[35 - Римский историк], на устройство которого он потратил деньги, награбленные за время своего наместничества в Африке.

И все же, обитая посреди Рима, здешние домовладельцы могли наслаждаться простыми радостями сельской жизни. Ведь любая из здешних усадеб имела фруктовый сад на дюжину или полторы деревьев, цветочные клумбы и огород в несколько грядок, поставлявший свежую зелень к столу своих владельцев. Учитывая заоблачные цены на римскую недвижимость, даже самый скромный из здешних домов был, несомненно, показателем если не баснословного богатства, то, по крайней мере, надежной состоятельности ее владельца.

Расположенный посередине квартала дом Публия Сульпиция Корвина изо всех сил пытался соперничать с лучшими из римских поместий. К сожалению, у Корвина не нашлось своего Эбура, который мог бы вести хозяйство, твердой рукой сводя на нет последствия сумасбродных и опрометчивых решений хозяина. Поэтому ухищрения, к которым прибегал его дом, чтобы выглядеть роскошной виллой, выглядели столь же фальшиво, как фальшиво смотрятся слои сирийской косметики на лице старухи, которая вопреки возрасту и природе изо всех сил пытается играть роль юной кокетки.

Облик Корвин был под стать облику его жилища. Как дому хотелось производить впечатление дворца, так и его хозяину угодно было казаться не знающим счета деньгам юным и беззаботным повесой. К сожалению, возраст, достаток, и даже склад характера Корвина мало способствовало тому, чтобы поддержать эти амбиции.

Хозяин дома встретил гостя в дверях. Подхватил его под локоть и проводил в атрий. Украшавшие его стены фрески выцвели и облупились, мозаика тут и там бесстыдно щербилась выпавшими камнями, а застоявшаяся вода в имплювии уже подернулась неряшливой пленкой.

Первым делом Корвин скорбно пожаловался на неподходящий повод для возобновления знакомства. Затем с энтузиазмом выразил надежду на возможность новой встречи при более благоприятных обстоятельствах. И наконец, с сожалением посетовал на невозможность чем-либо помочь своему гостю, поскольку, вопреки обычаям нынешнего развращенного века, не привык водить дружбу с гладиаторами.

– Подлое сословие, худшие из худших отбросов, которые не дорожат ни жизнью, ни честью, – Корвин брезгливо поджал тонкие губы. Большие оттопыренные уши, вечно поджатый брюзгливый рот и маленький, слегка вздернутый нос делали его похожим на ворчливую летучую мышь. – Лоллию не следовало нанимать рудиария, не имея рекомендаций надежного ланисты.

– Наш друг всегда был немного легкомысленным. – Петроний не стал спорить.

– Зато ему повезло с управляющим, – не скрывая зависти заметил Корвин.

– Полагаю в этом ему мог бы позавидовать сам Цезарь, – согласился всадник. Странно, что Эбур не воспротивился появлению в доме сомнительного человека.

– Я удивлен не меньше, чем ты. Как видно никто в этом мире не совершенен, – Корвин развел руками.

После этого, полагая очевидно, неприятную часть разговора оконченной, он тут же предложил гостю остаться на обед и рассказать о своих приключениях на Востоке, где не чета Риму, люди умеют ценить жизнь.

– Рим уже не тот. Давно не тот, каким ты его еще помнишь, – Корвин скорбно покачал головой. – Ты скоро в этом убедишься. Теперь в почете центурионы. Город стал приютом для всякого сброда. Всем заправляют провинциалы, не имеющие ни образования, ни приличных манер, ни благородных предков. Попомни мои слова: придет время и нами будет править солдафон-испанец. Хвала Доброй Богине, я не доживу до этого дня. Откуда, скажи мне, откуда возьмутся хорошие манеры у человека, который вырос в каком-нибудь Геркулануме? От разбогатевших торговцев шерстью, что завели моду выезжать туда на лето?

Корвин на миг умолк и Петроний поспешил воспользоваться паузой.

– Наверное не все провинциалы так безнадежны. Даже ты, с твоим тонким вкусом и безупречными манерами не гнушаешься заводить среди них друзей.

Круглые глаза Корвина широко распахнулись, а кончики оттопыренных ушей слегка покраснели.

– Что…