Мелкий бес

– Что ты за Варвару так уцепился? – говорил Рутилов. – Ты думаешь, хорошо тебе будет, если ты через нее получишь место? Она тебя оседлает.

Это было непонятно Передонову.

Ведь она для себя старается, – думал он. – Ей самой будет лучше, когда он будет начальником и будет получать много денег. Значит, не он ей, а она ему должна быть благодарна. Да и во всяком случае с нею ему удобнее, чем с кем бы то ни было другим.

Передонов привык к Варваре. Его тянуло к ней, – может быть, вследствие приятной для него привычки издеваться над нею. Другую такую ведь и на заказ бы не найти.

Было уже поздно. У Передонова в квартире горели лампы, окна ярко выделялись в уличной темноте.

Вокруг чайного стола сидели гости: Грушина, – она же теперь ежеденничала у Варвары, – Володин, Преполовенская, ее муж, Константин Петрович, высокий человек лет под сорок, матово-бледный, черноволосый и необычайно молчаливый. Варвара принарядилась, – надела белое платье. Пили чай, беседовали. Варвару, как всегда, беспокоило, что Передонов долго не возвращался. Володин с веселым блеющим хохотом рассказал, что Передонов пошел куда-то с Рутиловым. Это увеличило Варварино беспокойство.

Наконец явился Передонов с Рутиловым. Их встретили криком, смехом, глупыми, нескромными шутками.

– Варвара, а где же водка? – сердито крикнул Передонов.

Варвара метнулась из-за стола, виновато ухмыляясь, и быстро принесла водку в большом, грубо граненном графине.

– Выпьем, – угрюмо пригласил Передонов.

– Подожди, – сказала Варвара, – Клавдюшка закуску принесет. Копа, шевелись, – крикнула она в кухню.

Но уже Передонов разливал водку по рюмкам и бормотал:

– Чего ждать, время не ждет.

Выпили и закусили пирожками с черносмородинным вареньем. У Передонова, чтобы занимать гостей, только и было в запасе, что карты да водка. Так как за карты сесть еще нельзя было, – чай надо было пить, – то оставалась водка.

Меж тем принесли и закуску, так что можно было и еще выпить. Клавдия, уходя, не затворила двери, и Передонов забеспокоился.

– Вечно двери настежь, – ворчал он.

Он боялся сквозняка, – простудиться можно. Поэтому в квартире всегда было душно и смрадно.

Преполовенская взяла яйцо.

– Хорошие яйца, – сказала она, – где вы их достаете?

Передонов сказал:

– Это еще что яйца, а вот в нашем имении у отца курица по два крупных яйца в день круглый год несла.

– Что ж такое, – ответила Преполовенская, – эка невидаль, нашли чем хвастать! У нас в деревне была курица, несла в день по два яйца и по ложке масла.

– Да, да, и у нас тоже, – сказал Передонов, не замечая насмешки. – Если носят другие, так и она несла. У нас выдающаяся была.

Варвара засмеялась.

– Петрушку валяют, – сказала она.

– Уши вянут, такой вздор вы несете, – сказала Грушина.

Передонов свирепо посмотрел на нее и ответил с ожесточением:

– А коли вянут, оборвать их надо.

Грушина смутилась.

– Ну, уж вы, Ардальон Борисыч, всегда такое скажете! – жалобно сказала она.

Остальные сочувственно смеялись. Володин, щуря глаза и потряхивая лбом, смешливо объяснял:

– Если у вас уши вянут, то вам их оборвать надо, а то нехорошо, коли они у вас завянут и так мотаться будут, туда-сюда, туда-сюда.

Володин показал пальцами, как будут мотаться вялые уши. Грушина прикрикнула на него:

– Ну уж вы, туда же, сами ничего придумать не умеете, на готовенькое прохаживаетесь!

Володин обиделся и сказал с достоинством:

– Я и сам могу, Марья Осиповна, а только как мы в компании приятно время проводим, то отчего же не поддержать чужую шутку! А если это вам не нравится, то как вам будет угодно, – как вы к нам изволите, так и мы к вам изволим.

– Резонно, Павел Васильевич, – со смехом одобрил его Рутилов.

– Уж Павел Васильевич за себя постоит, – с лукавою усмешкою сказала Преполовенская.

Варвара отрезала кусок булки и, заслушавшись затейливых речей Володина, держала нож в руке. Острие сверкало. Передонову стало страшно, – а ну, как вдруг зарежет. Он крикнул:

– Варвара, положи нож!

Варвара вздрогнула.

– Чего кричишь, испугал! – сказала она и положила нож. – Ведь вы знаете, у него всё привереды, – объяснила она молчаливому Преполовенскому видя, что он поглаживает бороду и собирается что-то сказать.

– Это бывает, – сладостным и грустным голосом заговорил Преполовенский, – у меня был один знакомый, так тот иголок боялся, все боялся, что его уколют и иголка уйдет во внутренности. И ужасно боялся, представьте, как увидит иголку…

И, раз начавши говорить, уже он не мог остановиться и все на разные лады пересказывал одно и то же, пока его не перебил кто-то, заговорив о другом. Тогда он опять погрузился в молчание.

Грушина перевела разговор на эротические темы. Она рассказала, как ее ревновал покойник-муж и как она ему изменила. Потом рассказала слышанную от столичного знакомого историю о любовнице некоего высокопоставленного лица, как она ехала по улице и встретила своего покровителя.

– Она ему и кричит: здравствуй, Жанчик! Это на улице-то! – рассказывала Грушина.

– А вот я на вас донесу, – сердито сказал Передонов, – разве можно про таких знатных лиц такие глупости болтать?

Грушина испуганно залепетала:

– Да ведь я что ж, – мне так рассказывали. За что купила, за то и продаю.

Передонов сердито молчал и пил чай с блюдечка, налегая на стол локтями. Он думал, что в доме будущего инспектора не подобает непочтительно говорить о вельможах. Он злился на Грушину. Еще досадовал его и был ему подозрителен Володин: что-то уж слишком часто называл он Передонова будущим инспектором. Один раз Передонов даже сказал Володину: