– Снова здравствуй, дорогой! – Иваныч махнул раскрытой пятернёй.
Сергей поспешил открыть дверь и впустить гостя. Пока Андрей снимал камуфляжную куртку, Сергей суетился у стола:
– А я как раз чай заварил. Иваныч, тебе сколько сахару?
– Без сахара, что ты! С вареньем же. На-ка вот, держи банку – вчера только варил, ещё утром тёплое было. Яблочное, с корицей.
– Может, моего попробуешь? Облепиховое, тоже свежее, – Сергей было подался к буфету, но Иваныч остановил его порыв:
– Не, лучше яблочного. От облепихи изжога у меня. Не уважаю эту ягоду манчжурскую.
Пожав плечами и положив добрую треть банки в вазочку с претензией на хрусталь, Сергей всё же ушёл к буфету, откуда достал пакет сушек и пересыпал в такую же, как вазочка, хрустальную салатницу. Сушки были с маком. Хозяин разлил заварку по чашкам. Иваныч о чём-то подумал и махнул рукой:
– Ай, ладно. Положи одну ложку сахара!
Сергей улыбнулся и насыпал в горячий чай ложку с препорядочной горкой.
– Слушай, а ты никогда на вахту не ездил? – с каким-то нетерпением спросил Сергей.
– Нет, сам-то я не ездил, – Иваныч будто ждал этого вопроса. Он с достоинством поднёс к носу чашку, с видимым удовольствием понюхал, но отставил в сторону. Горячо. – Я же всё на заводе своём. Брат вот ездил когда-то на Север, большую деньгу там зашибал, но это давно было, год девяносто пятый, что ли? Что точно помню, так что страху он там натерпелся – караул. Прикинь, их после вахты прямо на перроне вокзала бандиты на пушки поставили. – Андрей посмотрел Сергею прямо в глаза. – Но пронесло. Повезло, говорит, потому что боялся деньги пропить и положил их на самое дно сумки, в носки – под свитерами, штанами, трусами, шапками… Спьяну он бы туда не полез, а в кошельке была мелочь – её-то братки и забрали не глядя. Но некоторые работяги бесплатно, считай, отработали. Брат ещё говорил, что у иных бандитов рожи знакомыми были: вроде он кого-то из их в охране месторождения видел. Больше брат туда не ездил.
Сергей как-то совсем безвкусно отхлебнул чая, обмакнул сушку в варенье, откусил половину и, тщательно прожевав, высказал кому-то, кого не было за столом:
– Ну, теперь-то на вокзалах полицейские дежурят, да и деньги не наликом дают, а на карту переводят… – тут он снова посмотрел на Иваныча. – Просто я чего? Меня твоя рекламка заинтересовала – сижу, прикидываю. Может, рвануть, а?
– Это с билета-то которая? Да хрен его знает. Хотя столица наша, конечно, город богатый… Неужели ты здесь работу найти не можешь?
– Сколько уже ищу, а ничего подходящего нет! На четыре собеседования ходил – одно что «мы вам перезвоним». И на моё резюме результат один – по три раза в день звонят и предлагают менеджером быть по продажам. Я сперва удивился, подумал – а чего бы и нет? Приехал к ним в контору, которая в новом БЦ на берегу реки у моста, знаешь? Вот. Приехал туда, значит, на двенадцатый этаж поднялся, а там всё чинно, благородно –девушка красивая в блузке и галстуке за стойкой. Анкету, значит, заполнил, сижу на диване кожаном, вызова жду, готовлюсь. Ну, думаю, повезло мне наконец – теперь бабло грести лопатой буду! Вызвали. Сидит в кабинете дядька такой солидный, в пиджаке и сразу, с ходу прямо давай мне рассказывать, как он так же, как и я, два года назад пришёл в эту же организацию, но только в Казани. На мои ноги поглядел и говорит, что тоже денег на кроссовки нормальные не было, но через три месяца он машину купил, ещё через год подразделением руководил, а теперь сам открывает такой же центр в Кирове, потому что контора у них инновационная, передовая и методы европейские, но интегрированные в отечественные реалии. Я весь расплылся, представляя, как себе Ниву-пятидверку к новому году куплю, но потом соображаю, спрашиваю, а что делать-то надо? А он мне, мол, мы такие-растакие-этакие…
– Наркота что ли? – Иваныч усмехнулся от своей догадки.
– Да нет. Короче, полчаса он воду лил и по ушам ездил… Смысл такой – ездить по райцентрам и там страховые полиса пенсионерам втюхивать, убеждать их в том, чтобы они свои пенсии переводили в наш негосударственный пенсионный фонд. Работать я буду за процент и формула расчёта там какая-то очень мутная – большую часть денег я получу потом, как раз месяца через три, когда все бумаги пройдут и всё оформят. А до того времени мне причитается тридцать рублей за один полис и оклад восемь косарей, но через два месяца будет аж по пятихатке сверху за каждый заключённый договор.
– А что ж ты, по подъездам бегать будешь? Где пенсионеров-то этих брать?
– Иногда и по подъездам, но в основном, типа, какую-то стойку в поликлинике или на почте ставить будут. Типа, ходит туда народ с как раз с документами и там можно их тёпленькими брать. Сам говорит, что у себя в Казани он по двести человек за день подписывал.
– В Казани-то, может, столько народу и обработаешь, но никак не у нас в каком-нибудь райцентре.
– И я так подумал. Человек десять я за день оприходую, двадцать – край. То есть больше шести сотен за день не получу, а командировка туда на четыре дня, потом три дня отдыха и даже если я по двадцать человек в день получится, то в месяц это и десяти косых не будет. Ладно, плюс оклад, но всё равно не густо! Конечно, через два месяца, когда всё оформят…
– Погоди, а ты разве учился на менеджера-то?
– В том и дело, что нет. Три года назад симками торговал, вот в трудовой и запись – «менеджер по продажам». Я это в резюме указал, вот, видать, меня и нашли.
– Но диплома у тебя нет?
– Вот именно, что нет. Я и работу-то не менеджером искал, не продавца даже, – Сергей отхлебнул чая. – Но и не в этом ещё дело. Я с тем дядей солидным раскланялся, сказал, что подумаю над его предложением сегодня-завтра, а сам, не выходя из офисного центра, в интернет. Сразу выяснил, что в Казани о такой фирме никто никогда не слыхал, а потом узнал, что в Москве за один такой же заключённый договор платят тыщу триста. Причём сразу, а не через два месяца.
– Теперь понятно, зачем этот «татарин» набирают себе именно таких «специалистов» – чтобы ни один у него больше двух месяцев не отработал. Это если по районам мотаться за пятнадцать косарей, то через неделю убежишь от такой работы, – чашка Иваныча стояла нетронутой и неразмешанный сахар на дне превратился во что-то слипшееся и безнадёжное.
– Понятно, что в эту контору я больше ни ногой. Зато кое-что я понял.
– Что же?
– Что хотел бы в Москве поработать! – Сергей торжествующе отхлебнул из своей чашки.
– Будто ты в Кирове не заработаешь!
– Заработаю, но когда? Через три года? Через пять? Через десять? И вот этот вариант с вахтой в Москву мне очень понравился, в смысле 60/60. То есть ты два месяца работаешь, а потом два месяца свободен. И при деньгах, которые тут за такую же работу не получишь. И целых два свободных месяца! Хочешь – пей, хочешь – не пей, но, главное, можешь делать свои дела спокойно и без истерики.
В зрачках Иваныча вспыхнули какие-то огоньки, будто горящие газовые вышки на фоне непроглядно-чёрного заполярного неба, но тут же потухли:
– Говоришь ты резонно, да, но лучше пока поостынь на эту тему и меня послушай. Я ведь чего к тебе пришёл?
Иваныч задумался, словно врач, прикидывающий, стоит ли сообщать пациенту страшный диагноз:
– Если только между нами, хорошо? – он посмотрел в глаза Сергею одновременно как бы испытывая, но при этом умоляя. Что-то для себя поняв, продолжил бодрым тоном: – Вот оно иногда так бывает, что можно и подзаработать, и своему другу помочь – одним выстрелом двух зайцев! Ты ведь, наверное, слышал, что я хочу свой участок продать? Весь этот сад, который отец получил при Брежневе – со всеми яблонями, который покойник садил, а я, ещё школьником, помогал. Со всей иргой, крыжовником, йоштой… С колодцем, который целое лето в восемьдесят четвертом копали… Можно, я закурю?
– Да, вот пепельница.
Иваныч глубоко затянулся, выпустил пару дымных колечек, долетевших до самой печки. Потом сделал уже обычную затяжку, выпустил дым через нос, стряхнул пепел щелчком ногтя большого пальца о фильтр:
– Тут какое дело. Столичный холдинг землю у садоводов скупает и житья всё равно не будет – купят не подобру, так поздорову, а потом всё тракторами укатают. Им ведь без разницы: яблони тут, колодец, качель – им лишь бы только землю, сотки… Вот я и решил максимально свой дом застраховать.
– Ну, это правильно. А то наймут упыря за бутылку, чтобы петуха пустил…
– Нет, ты дослушай. Мне и нужно, чтобы дом сгорел и чтоб сгорел к едрени матери! Чтобы в пепел! И в этом помочь мне можешь только ты…
При этих словах зрачки глаз Сергея сначала устремились куда-то вверх, к лампочке, потом поворотили вправо, затем влево и наконец уставились строго перед собой, глаза в глаза собеседника:
– Погоди, Иваныч, ведь это преступление…, – но тот призывно и с нетерпением смотрел на Сергея так, будто не сомневался, что тот согласится. – Да и рука у меня не поднимется – сколько там всего и моими руками переделано…
– Ну, зачем так-то… И меня ты очень обяжешь, поможешь даже.
Сергей отвёл глаза, озадаченной ухмылкой поднял правый край рта, а потом неуверенно посмотрел на Иваныча:
– Блин, дядя Андрей, может, ты сам, а?
– Да я бы сам давно сжёг, но не могу – всё же память… Понимаешь, когда в восемьдесят втором Италия во главе с Росси и Дзоффом растоптала в финале мундиаля ФРГ, мои сверстники поголовно хотели быть похожими на Дасаева и Блохина, я был похож на форменную чурку, когда отец вместо сарайчика капитальную дачу построил. В основном-то, конечно, работал отец с мужиками, а я гвозди гнутые прямил, рубероид резал, рейки пилил и на родник за водой бегал, но почти всё лето за этим пролетело! Загорел – просто страсть! В школе хвастался, что в Алуште отдыхал, но потом запутался и сказал, что курорт был в Гаграх… В классе всё равно узнали, что я всё лето у ручья с ведром толокся… Эх, детство!
Иваныч с какой-то ненавистью затушил окурок в пепельнице.
– Зато в восемьдесят четвёртом я уже полноправно с батей на пару работал, когда копали колодец. Один копает, а другой в телеге отвозит. Видел, может, бугорок слева от ворот в садоводство? Так это от нашей глиняной горы осталось. Конечно, за то лето я подкачался неплохо, но космического Платини во Франции на Евро я пропустил. И когда мои однокашники на мопедах вовсю с девчонками катались, у меня на ладонях мозоли роговели. В школе потом до октября не мог приноровиться ручку держать – не рука была, а лапища! Тем летом нормальные пацаны зарабатывали гонорею, а я заработал кифоз. Тьфу ты… А через год я полез на крышу ставить новый колпак на печную трубу. Упал и сломал ногу и потому вместо Рязанского гвардейского училища я поступил на фрезеровщика. Эх, столько всего впереди могло быть…
Иваныч достал из мятой пачки новую сигарету, помял пальцами, с грустью посмотрел на неё и положил обратно в пачку.
– Зато без экзаменов приняли! И, в принципе, на Сельмаше в те времена было спокойнее, чем под Кандагаром, так что, наверное, оно и к лучшему. Хотя я мира и не повидал, но зато цел и почти здоров.