Волга-матушка река. Книга 1. Удар

– А вы, оказывается, чудесный стрелок, – со скрытой завистью произнес Иван Евдокимович. – Эдак вы меня на Сарпинском вмиг обставите. Куда там: лиса на бегу, орел в полете, а вы раз-раз – и оба валятся.

Лиса была сражена насмерть. Орел лежал, раскинув крылья, припав грудью к травам. Он, тяжело дыша, то приподнимал, то опускал гордую голову с белыми наглазниками и с такой ненавистью смотрел на подошедших, что даже шоферу стало страшновато.

– Разорвал бы нас на клочки, волю дай, – проговорил он.

– Да. Сила в нем могутная, – согласился Иван Евдокимович и шагнул было к орлу, чтобы лучше рассмотреть его, но Аким Морев преградил дорогу:

– Хотите, чтобы он когти в вас всадил?

3

Солнце взошло и палило так, что в машине пришлось открыть дверки, и все равно было душно и угарно от запаха трав, которые, казалось, поджаривались на гигантских сковородках.

Впереди уже лежали Сарпинские степи, ровные, как море в тишь, только временами попадались пригорки и выдутые ветрами огромные песчаные котлованы, заросшие травой-колючкой – лакомой пищей верблюда. Здесь вид степей был уже иной, чем на Черных землях. Там все покрыто разноцветными коврами, здесь почти всюду житняк и седой ковыль. Но все такое же безлюдье – ни человека, ни подводы, ни встречной машины… Только степи, седой ковыль, пожелтевшие травы в низинах, жаркое солнце, удушливый запах полынка и миллиарды бугорков-могильников, созданных сусликами.

– Отметьте в своей памяти, Аким Петрович, – проговорил Иван Евдокимович, опять став собранным и сосредоточенным, – там, где ковыль, обычно целина и земля хорошая. В этих степях, понимаете ли, пасти бы неисчислимые гурты овец, стада коров, табуны коней, разводить бы хлопок, выращивать бы чудесный рис: солнца-то сколько, охапками хватай. Воды, водички бы сюда. Заметьте еще, мы с вами едем по левую сторону бывшего русла Волги – будущего канала Волга – Черные земли. Представьте себе, что будет через пять или десять лет. Водой – жизнью степей – заполнятся все озера, котлованы, вода хлынет по оросительной системе на поля, разработанные электротрактором. Все оживет от прикосновения человеческой руки.

– Возвышенно говорите! – досадуя на то, что так много зря пропадает здесь земли, воскликнул Аким Морев.

– И уверенно, – подтвердил академик.

Часа через два, когда спидометр показал, что от Астрахани отмерено двести семьдесят километров, на пути снова попался огромный песчаный котлован.

– Кстати, попьем, а то на озере вода неважнецкая, – посоветовал Иван Евдокимович. – Да и с собой бы захватить. У вас есть посуда? – спросил он у шофера.

– Имеется, – с живостью и хитрецой ответил Федор Иванович. – И для воды и для особой влаги.

– Особой-то влаги пока трудно достать. Подождите лет десяток: тут рестораны на пути вырастут.

– Нам так долго ждать нельзя: сайгак протухнет, – отшутился и шофер.

Машина перевалила через песчаную кромку и остановилась.

Весь огромный, пылающий жаром, как раскаленная плита, котлован был забит сизо-лиловатыми, тонкорунной породы овцами. Они даже не блеяли, а, уткнув в землю морды, слившись в единый поток, всей массой в две-три тысячи голов напирали на небольшую колоду у одинокого журавля-колодца.

Старший чабан Егор Пряхин – человек несокрушимой силы: мускулы на его обнаженных плечах так и перекатывались, – вместе со своим молодым помощником качал воду и лил ее в колоду, а другие два, тоже бронзовые от загара, палками отталкивали овец, которые, казалось им, уже напились. Но те заходили в тыл отаре и вместе со всеми продолжали напирать на одинокую колоду.

Дальше, за отарой, на желтом бугре, виднелись кибитки, запряженные красными волами. Около них стояли понурые верховые кони, лежали, свернувшись клубочками, широколобые собаки-волкодавы и седоватый козел. Этот при появлении машины вскочил, поднялся на дыбки и начал что-то быстро-быстро пережевывать, делая паузы, словно произносил с запинками речь.

– Да что это за издевательство над животными? – проворчал академик, выбираясь из машины, и, подойдя к чабанам, сурово заговорил: – При уме ли? Столько овец в такую жару из одной колоды решили напоить?

Егор Пряхин зло покосился на него.

– С неба свалился? Ай не знаешь, воды кругом даже глаза помочить и то нет. Все озера как моя ладонь. – Он протянул огромную руку, показывая загрубевшую широкую ладонь.

– Гнали бы на Сарпинское.

– И в Сарпинском, говорят, пусто.

– Ну уж… пусто. Озеро в тридцать километров длины – и пусто. Чепуху мелете.

– Мы чепуху, а ты муку мелешь. Вон гляди, – показывая на пустующие землянки в стенках котлована, проговорил Егор Пряхин. – Видишь: вода ушла, и люди ушли. Давай! Давай, ребята! А то перемрут овцы-то! – прокричал он и смолк, уже не отвечая на вопросы академика.

– Обида, брат, – плохой помощник в труде, – под конец заметил Иван Евдокимович, желая этим вызвать на разговор чабана, но тот качал воду, отворачивался, затем прорвался:

– Уйди-ка! Я вот одного слушал такого на курсах, он и то и се, в небеса взовьется, аж пятки сверкают. А тут – на грешной-то земле – вон чего. Давай! Давай, ребята, а то помрут овцы-то! – снова прокричал Егор Пряхин, отвернувшись от академика.

Но Иван Евдокимович не отставал, и Аким Морев, понимая, что дело может закончиться шумной руганью, стыдясь за грубость чабана, вышел из машины и спросил:

– Да вы из какого колхоза, товарищ?

– Я-то? – сразу присмирев, проговорил Егор Пряхин. – Из «Гиганта»… Разломовского района мы.

– Да ну! – обрадованно воскликнул академик. – А я у вас там бывал… в Разломе, – невольно приврал он, желая скрыть то, что обрадовало его: в Разломе живет Анна Арбузина.

– А вы кто, между прочим? – произнес Егор Пряхин, у которого неприязнь уже прошла, но он еще упорствовал, грубовато спрашивая: – Кто вы, между прочим?

– Академик Бахарев, Иван Евдокимович, – вместо академика ответил Аким Морев.

– Ну-у! Ой! Стеганул было я вас, товарищ академик, Иван Евдокимович. А я вас знаю. Ну, пшеницу-чудо вывели вы. Как не знать?

– Я-то, может, и чудо вывел, а вы-то вот что выводите? – продолжал так же сурово академик.

Но Егор Пряхин, не обращая внимания на тон его голоса, обрадованно говорил:

– Вот расскажу своим. Впрочем, весной уж: гоним овечек на Черные земли… Утта и Халхутта, а между ними наша база. Вот расскажу. Не серчайте за овечек, товарищ академик: на нашей точке вода есть. А тут что ж? Туда сунулись – пусто, сюда сунулись – пусто. Пересохли озера. Вы вот что, товарищи, помогите-ка нам. Давайте качайте воду, а мы тех, кои хоть малость водицы хлебнули, из котлована выгонять будем, – и, не дожидаясь согласия, закричал: – Митрич! Иди-ка сюда! Махорки хочешь? Митрич! – А когда к нему подскочил козел и, потряхивая бородкой, заглянул ему в глаза, Егор Пряхин добавил: – Давай работать, Митрич. Нечего дурака-то валять. Веди овечек. Ну-ка, – и отбив две-три сотни овец от отары, он повел козла из котлована, а за козлом тронулись и овцы.

Так, проредив отару, вместе с чабанами напоив половину овец, академик, Аким Морев и шофер, набрав в бак воды, сели в машину и помчались дальше – на Сарпинское озеро.

– Не верю, – садясь в машину и помогая шоферу установить бачок со свежей водой, проворчал академик. – Лень погнать на Сарпинское, вот и болтают – пересохло. Аким Петрович, соберите-ка и второе ружье, да и патронов надо приготовить. Скоро Сарпинское. Постреляем, да и в Разлом, посмотрим, что колхозники делают, а оттуда в город. Вы поди-ка соскучились? Я – нет. Так и жил бы в степи.

– Чай, не один – в степи-то? – усмехаясь и намеренно произнося волжское слово «чай», спросил Аким Морев.

– Один? Как одному? С чабанами бы связался.

– С чабанихами… и то лучше. Аннушка, она что – не только садовод, но и чабаниха?

– Эх, правда… Дичи набьем – и к ней. Представляете, Аким Петрович, входим, увешанные дичью – казарой, материком, чирками. Нет, чирков брать не будем… А вот если бы удалось гуся, а то и парочку. Ловко бы. Или лебедя. Что? На Сарпинском и лебеди водятся. Представляете, пару лебедей вносим в дом.

– Вот так жених, – подшутил Аким Морев, но тут же поправился: – Не я говорю. Что вы! Из хаты родственники кричат: «Вот так жених, Аннушка».

– Хорошо бы, конечно, если бы так встретили. Да уж где нам, – вдруг впервые откровенно произнес Иван Евдокимович.

– Где? А там – у Аннушки.

Академик долго и внимательно смотрел ему в лицо, не понимая, шутит он или говорит серьезно.

– Что так смотрите? Хорошо, если сердце зовет… Вон как за несколько дней посвежел. Лет этак на десяток моложе стал, – заканчивая приготовления второго ружья, вымолвил Аким Морев.