Построенный на денюжки мирян.
В картину «Страшный суд» пугливый взор
Вновь вперил преподобнейший Сильван.
Пред матерью Орантой на суде
Стоял ниц его вылитый двойник:
И губы толстые, и проседь в бороде.
Взгляд масляный. Лукавый, светлый лик!
«Антихрист! Ты кого нарисовал?» –
Художника спросил Священник наконец.
Но тот с достоинством спокойно отвечал:
«Я не антихрист! Не безбожник, мой Отец!
Художник я от Бога! Знают вce:
Моей десницей водит сам Господь;
Изображаю я во всей красе
Величье духа и мирскую плоть.
Ты ж, Батюшка, чужим горбом живешь;
К тому же, на руку нечист. Ей-ей!
Рот золотой твой источает ложь,
Ты щедро кормишь пасками свиней.
Сей перечень грехов твоих немал.
Еще напомнить я не премину:
Не ты ль намеком паству призывал
Голосовать за князя – Сатану?»
«Озолочу! И отпущу те все грехи! –
Отец взмолился пред Художником седым. –
Портрет мой замени! Не будь глухим!»
Но тот был, как скала, неумолим.
«Прости мя, Господи!» – покаялся Поп вслух
И тут же испустил свой грешный дух.
Картина «Страшный суд» известна на весь свет.
Всмотрись! Не нарисован ль там и твой портрет?
Раздор на кухне
У корней крона всегда на виду
Дно у Кастрюли подгорело.
На кухне черный дым столбом.
Подпрыгивает Крышка то и дело,
Дно проклиная с неприкрытым злом:
«Ты подгорело, мне пиши пропало:
До дна все выверни начистоту!
Пиши отчет, откуда мясо, сало…
Навар мой выкипел. И шума – на версту!»
Ей Дно: «Закройся, барская подстилка!
Тебе вверху не палит не жжет.
Пойми, быть на огне – сплошная пытка.
Тебя ж, к тому, не давит сверху гнет.
Я, как в аду, извечно на огне,
А надо мной – ты, Повар и Тигрица.
Но знайте, снизу мне видней вдвойне,
Что в Кухне наверху творится».
– Верхи заняты грабежом и дележом,