Потерявший солнце. Том 1
Эта ловушка оказалась куда страшнее всех прочих.
Во время волнений от случайной раны погиб заместитель Ши Мина. От природы неприметный, хотя и не лишенный таланта, он незаметно служил и так же незаметно испустил дух. Император решил, что времени прошло достаточно, и призвал Ши Мина обратно вместе с Юкаем.
В пятнадцать он, растерянный, продуваемый всеми ветрами разом, стоял перед огромной армией. Фигурки, которыми он играл в детстве, заменили на людей. Если бы не Ши Мин, его никогда не приняли бы. На самом деле каждый воин, замерший навытяжку, следовал только за Ши Мином, а Юкаю просто дозволялось играть в главнокомандующего, осторожно и под присмотром.
Он был растерян как никогда прежде.
Обида на брата, который когда-то отказался от него, передав Ши Мину, росла и крепла. Да, другого выхода не было, и умом юноша понимал, что все это было сделано не столько ради удобства императора, сколько для безопасности самого Юкая, но когда разум мог пересилить детскую обиду?
Задавленный железной рукой гнев опускался на самое дно и распускался там ядовитыми черными цветами.
Новый император принялся расширять границы. Девять стран кольцом окружали Лойцзы, заключая его в тиски. Дикие территории, лишенные твердой руки; десятки лоскутков, готовые передраться за любой клочок плодородной земли. Кочевники и охотники, каждый день встречающие рассвет под новым небом, пастухи, перегоняющие по степям стада недовольных ящеров. Слабые страны, с которыми приходилось считаться.
Восемь из них Юкай с Ши Мином принесли за три года походов и положили к подножию трона. Принесут и девятую.
Первый год прошел как в тумане. Страх, паника и непонимание заставили Юкая обратиться к знаниям, а Ши Мин был только рад: ребенок, прячущийся в углу с книгой, куда удобнее ребенка беспокойного и рвущегося в бой. Однако книги не давали ответы на нужные вопросы.
Первым камнем преткновения оказался сам поход. Юкай долго думал, сопоставлял и никак не мог сообразить, чем же крошечная страна не угодила брату. Не найдя никакой причины, он понес свою беду наставнику.
Ши Мин окаменел лицом и неохотно покачал головой.
– У императора нашего огромные планы, – тихо произнес он. – Не мне осуждать его мудрость. Но не только мы видим, что империя сильнее остальных стран, они видят тоже. А если успеют объединиться в союз, тогда уже нам не устоять. Нельзя воевать во все стороны разом.
Если не напасть первым, то нападут на тебя. Эта причина была Юкаю понятна, хотя он и не сталкивался раньше с ней в таких огромных масштабах; выходит, нет никакой разницы – два человека воюют или две страны.
Во время первого похода никто и не понял, что на самом деле произошло: очень кстати на границе случилась большая бойня, и армия выдвинулась наводить порядок, а после и подавить сопротивление; когда страна пала, соседние лишь обеспокоились, но не испугались по-настоящему.
Однако домой армия не вернулась. Получив обозы с провиантом, воины сделали небольшой крюк и в тот же день оказались на территории соседней страны, крошечного миролюбивого Фенву, который предпочитал место под солнцем завоевывать земледелием и торговлей.
Оставшиеся семь стран срочно собрали совет, но начать переговоры не удалось. Лихие наемники без роду и племени перебили половину собравшихся министров вместе с охраной и растворились в синих сумерках, перевернув судьбу тысяч людей.
Уже к концу похода Юкай начал смотреть на мир другими глазами, и в этом была не только заслуга наставника. Некогда просто заученные, но непонятные трактаты наконец сложились в его голове в ослепительную стеклянную мозаику, каждый кусочек которой был идеален и безукоризнен. В свете этого нового знания брат казался недалеким и беспомощным.
– Начинай, – наставник ободряюще кивнул. Юкай зажмурился. Он все еще не мог смириться ни с переездом в глушь, ни с отсутствием брата; заучивать многомудрые речи давно умерших мудрецов казалось ему глупой тратой времени.
– Превыше всего – Путь… – глуховато начал он и запнулся. Слова эти для тринадцатилетнего мальчишки были лишь пустым звуком.
– Не так, – покачав головой, Ши Мин поднялся и прошелся по комнате, – превыше всего – Путь. Путь – это не просто дорога, это мост между прошлым и будущим, и строят его и правитель, и народ. Поэтому мысли и надежды у них должны быть общими. Если правитель строит каменный мост, а народ – деревянный, разве можно будет соединить две половины и пройти по нему? Плох тот правитель, который не смог свои чаяния сделать мечтами своего народа, но и тот плох, кто вовсе не слышит своих подданных. Ты должен накрепко запомнить это. Император и народ – разные части, как голова и рука, но действовать они должны сообща.
Теперь Юкай понял и глухое давнее недовольство наставника братом, и некоторое напряжение сразу перед походом. Голова смотрела по сторонам и жадно мечтала захватить как можно больше власти, пока руки умирали от голода и надеялись на спокойную жизнь. Впервые Юкай осознал, как тяжело любить человека, считать его примером для подражания и опорой, но медленно разочаровываться в его умении управлять страной. Свои мысли он предпочитал держать при себе, считая их едва ли не кощунственными.
Быть может, в этом все-таки есть смысл? Ведь им, вопреки всему, удалось покорить земли, на которые нацелился император…
Последняя страна, Локан, лежала перед ними. Море песка, где ни травинки не найти; вода по цене золота, золото не дороже горсти песка. Горластые, дочерна загорелые люди с прозрачно-голубыми глазами и белоснежными улыбками, чьи тела замотаны в десятки тонких одежд, а душа – в десятки фальшивых чувств. У них ни друзей, ни врагов – только те, кто продает, и те, кто купит; остальное не имеет значения. Они проживали свою жизнь как азартную игру и умирали так, будто завтра снова откроют глаза. Ни один из них не склонял головы. Пока был хоть малейший шанс победить, они готовы были драться, льстить, лгать, откупаться, но только не сдаться. Боги слепили этих людей из гонора и воя ветра, а обжигало полусырые фигурки само солнце.
Города жили за счет торговли. Стоило взять неприступные стены в кольцо, и люди, лишенные еды, начинали сходить с ума. Одни пытались торговаться, предлагая и деньги, и ценности, и собственных детей, готовы были согласиться на любые условия и тут же позабыть свои клятвы, другие выходили в последний самоубийственный бой. Завтра с рассветом медлительные после сна звери снова поднимут в воздух песок, и спустя несколько часов на горизонте должны показаться стены Хабира.
Взбудораженные воины невольно ускоряли ход и тут же одергивали друг друга, опасаясь нарушить строй. Усталость отступает, когда близка не просто победа, а возвращение домой и спокойствие; даже если люди подзабыли, каково это спокойствие на вкус. Всего один город остался между ними и окончанием войны.
Незадолго до приказа остановиться и разбить лагерь с неба камнем рухнула птица. Светлый, в темных подпалинах сокол парил на той высоте, где жар пустыни сменялся холодом. Ши Мин натягивал плотную кожаную перчатку, закрывающую руку почти по плечо, и отставлял локоть в сторону; птица мгновенно срывалась вниз, выставив желтоватые когтистые лапы. Грудь и шею сокола охватывала легкая кожаная перевязь, на которую крепились тонкие цилиндры с письмами.
Пока Ши Мин одной рукой вытягивал послание из плотной хватки ремней, птица, волнуясь, переступала по истрепанной коже и топорщила перья. Наконец мужчина с усилием взмахнул рукой, подбрасывая сокола вверх.
– От кого письмо? – Юкай тронул ящера и подъехал ближе. Голос его прозвучал хрипло, слишком грубо, и он попытался было облизать высохшие губы, но растрескавшаяся кожа отозвалась резкой болью. Ши Мин приподнял цилиндр, показывая кругляш печати. Красный воск качнулся, выдавленный силуэт дракона на императорской печати уже начал оплывать.
Младший Дракон нахмурился. Смена курса? Какие-то вести с границ? Он протянул руку, однако Ши Мин тихо фыркнул и сам сорвал печать. Тонкие пальцы пробежали по небольшому листу, бережно расправив края.
– Это личное, – коротко сообщил Ши Мин, скользнув взглядом по собственному имени в верхнем углу письма. Между бровей пролегла едва заметная беспокойная морщинка.
У императора и наставника может быть сотня причин для ведения личной переписки, однако именно в эту минуту внутри зашевелилось колючее ощущение непорядка.
Усилием воли оборвав череду беспокойных мыслей, Юкай рассматривал прикрытое тканью лицо. Только полоска потемневшей от загара кожи, высокая переносица да глаза – но и этого было достаточно, чтобы представить сосредоточенно сжатые в тонкую нитку губы и узкий упрямый подбородок.
Черные глаза быстро пробежались по строчкам, ненадолго задерживаясь на некоторых словах. Длинные ресницы подрагивали; кончики выгорели до светло-коричневого, песочного оттенка.
Чем ниже опускался взгляд Ши Мина, тем сильнее брови сходились над переносицей, а в уголках глаз отчетливее проступали морщины. Казалось, он с большим удовольствием разорвал бы этот лист бумаги на сотни клочков, растер в легкую пыль и пустил по ветру…
Дочитав, наставник одним движением смял послание в ладони и сунул в карман.
Юкай, не желая лишний раз травмировать губы, молча приподнял бровь.
– Это личное, – ровно повторил Ши Мин. Темные глаза прищурились, превращаясь в полумесяцы и выдавая скрытую улыбку.
– Это мой брат, – напомнил Юкай. Во рту растекся привкус крови. – Какое такое личное может быть между вами, что не касалось бы меня?
Ши Мин закатил глаза и резким ударом пяток послал ящера вперед.
– Хватит думать о глупостях, – бросил он, кругом объезжая младшего Дракона.
Юкай прищурился и проводил удаляющегося наставника взглядом. Неужели это письмо настолько личное, что и слова о нем сказать нельзя? Несмотря на внешнее спокойствие, поведение Ши Мина напоминало поспешное отступление.
Иногда Юкаю хотелось бы понимать этого человека немного хуже.
Пусть разговорам они оба предпочитали тишину, однако это не мешало Юкаю подмечать все те мелочи, которые выдавали настроение наставника. Как звериное чутье подсказывает питомцу, когда хозяин не в духе, так и он еще подростком научился видеть все эти неочевидные знаки. Возможно, будь юный наследник династии более открытым и окруженным заботливыми людьми, ему не пришло бы в голову так заострять внимание на Ши Мине, но реальность оказалась жестока.
Во всем мире он зависел только от двух людей, и только эти двое имели значение. Только их власть над собой он признавал, и понимать их казалось единственной по-настоящему стоящей изучения наукой. Однако в силу скрытности Юкая они оба – и брат, и Ши Мин – никогда не узнают о том, что каждое их слово и действие было замечено, истолковано и навсегда сохранено.
Тем временем долгий поход все больше сближал двух непохожих и одинаково одиноких людей.
Глава 3
Пальцы едва заметно подрагивали, а вместе с ними дрожала и плотная бумага. В лучах заходящего солнца письмо казалось розово-золотым.
Конечно, Ши Мин все понимал. Не мог не понимать, что все случится именно так. То, что казалось несложным в юности, к тридцати станет тяжелым испытанием. Полученные раны, походная жизнь, невыносимый груз ответственности – все это точит здоровье, силы уходят по капле. Император рано или поздно перестанет нуждаться в нем и передаст армию в руки младшего брата, как и задумывал с самого начала.
Обучение подходит к концу, и необходимость быть тенью при главнокомандующем скоро исчезнет. Ши Мину пожалуют теплое место при дворе, как жаловали уже десяткам предыдущих полководцев, не успевших запятнать свою честь. Сделают советником по снабжению или внешней политике, наградят ровно в меру – чтобы не ушел обиженным, но и не считал себя особенным.
Отпишут дом где-то в черте города, но не в центре. Он будет тихим и уютным, именно таким, какой должен будет утешить уставшего от походов воина и украсить его выход на пенсию. И брак, конечно. Вряд ли найдется на свете правитель, не пытающийся упрочить свое положение всеми доступными средствами – от войны до лести, от угроз до политических браков.
Пусть он, Ши Мин, и не имел родства с правящей династией, но близость к младшему Дракону уже делает его крайне ценным. Разве воспитанник посмеет отказать в просьбе своему наставнику? Разве император не прислушается к словам любимого брата? С какой стороны ни посмотри, а жених из него выйдет завидный – таким принято хвастаться и горделиво задирать нос.
Фантазия Ши Мина послушно нарисовала некий дом, окруженный садом. Небольшой пруд, изящный мостик, поющие птицы…
А в доме некая безликая женская фигура.
Несмотря на отсутствие постоянной спутницы жизни, Ши Мин монахом не был. Да и в какой такой стране привлекательный внешне мужчина весьма высокого положения может остаться совсем уж без женского внимания?
Но где-то в глубине души, куда он сам нечасто заглядывал, Ши Мин считал брак подобием капкана. Ловчей ямой, утыканной кольями и готовой пронзить рухнувшее тело. Надеяться на судьбу и встречу с женщиной, которая заставит его потерять голову и изгнать из крови вечную тягу к постоянным разъездам, Ши Мин и не смел. А раз уж его отправляют на покой уже так скоро, то не все ли равно, кто там окажется запертым в доме вместе с ним? Никакой разницы.
Письмо было ожидаемым, но все-таки он оказался не готов.
На привале Ши Мин проскользнул в соседний шатер – не скрываясь, но все еще стараясь быть как можно незаметнее. Не стоило подрывать только-только появившийся авторитет воспитанника постоянной опекой и ежевечерним надзором.
Тяжелый полог упал, отрезая их от шума лагеря.
Юкай сидел, низко склонившись над походным столиком с развернутой картой. Там и тут были разбросаны шашки, одну из них юноша крутил в пальцах и подбрасывал, не решаясь опустить. В углу громоздились затертые книги, кожаные обложки покрывали лоснящиеся пятна; дорогие дворцовые трактаты никак не ожидали закончить свое существование в шатре юного варвара, который знания ценил, но вот к вещам никакого трепета не испытывал.
Пока Ши Мин устраивался напротив, шашка все-таки нашла свое место на карте.
Карты Локана были не слишком подробны, но в деталях не было смысла: горы оказывались просто одиночными каменными выступами посреди песчаного моря, оазисы люди знали наперечет, никаких сюрпризов местность не приносила.
Кроме, пожалуй, зыбучих песков. Пески были сущим проклятием этих земель. Именно поэтому Ши Мин не оставлял своего поста в первых рядах – опираясь на только ему понятные приметы и знаки, он почти всегда заранее угадывал опасные места и вел в обход.
Несколько сгинувших в глубинах золотых воронок ящеров не в счет – массивные животные проваливались за считаные минуты, и оставалось лишь поспешно выдернуть наездника. До сих пор никто так и не смог разгадать, почему здешние зыбучие пески вели себя так странно. Местные просто чуяли опасные места по знакам вроде дрожи земли под ногами или «неправильного» песка и обходили их, а другим народам раньше до этого и дела не было. Казалось, под землей вдруг появлялась огромная полость и коварная воронка утаскивала вглубь все, до чего могла дотянуться.
Юкай молча смотрел на наставника, откинувшись и скрестив руки на груди. В глазах его застыло напряженное ожидание.
– Не хочешь увеличить количество солдат? – Ши Мин бегло просмотрел расположение шашек, игравших роль частей войска.
– Зачем? – Юкай снова подхватил одну из фишек, заставив ее танцевать на кончиках пальцев. – Колодцы у них есть, а вот еды нет, и взять ее неоткуда.
Ши Мин смотрел на четкий прямоугольник, обозначавший обреченный город. Мысли его потекли в сторону от завтрашней осады. Люди, слишком гордые для признания чужой власти… Каменные города, затерянные в песках…
Соседи редко пытались наложить руку на эти земли – больше хлопот, чем пользы. А теперь их придется усмирять голодом только потому, что император решил сшить десяток разных стран в одно лоскутное одеяло. Свалить их все в один котел и поджечь пламя, не пытаясь разобраться, к чему все это приведет.
– Подумай еще раз и скажи, что я прав. – Юкай следил за лицом Ши Мина, вознамерившись во что бы то ни стало дождаться ответа. – Твою похвалу не то что заслужить, выпрашивать приходится. Небо не обрушится, если ты хоть раз признаешь, что я уже не так бесполезен.
Ши Мин поднял глаза и согласно кивнул. Маска отстраненности на его лице держалась крепко, и язвительный тон Юкая остался незамеченным.
– Одно меня мучает, – неожиданно для себя решил высказать тяжелый груз сомнений Ши Мин, – где мы возьмем столько людей, чтобы держать все эти земли в подчинении? Как он собирается править людьми, которых не сможет контролировать? Они ведь даже после победы не склонят головы.
Юкай не ответил, только отвел глаза. Ему нечего было сказать.
Брат не попросил, а приказал. Несмотря на полную несостоятельность Юкая в вопросах управления людьми, эта мысль уже давно преследовала его самого. Армия находилась в ужасном состоянии, не имея никакой возможности выдохнуть. Новых солдат брать было неоткуда, копилась усталость, порождая ощущение бессмысленности. Люди гибли или оставались на завоеванных территориях для пресечения бунтов и восстаний, и к Локану, с учетом потерь, дошла едва ли пятнадцатая часть личного состава.
Сила народа и страны в единстве. Правитель, народ, армия – все они должны смотреть в будущее вместе, но теперь от единства не останется даже воспоминаний. Жители Лойцзы тянут на себе обеспечение армии, а теперь еще и завоеванные народы повиснут камнем на шее: новые части великой империи не отличались дружелюбием, и держать их придется на коротком поводке.
Огонек лампы дрожал за толстым подкопченным стеклом, разбрасывая теплые блики по темному шатру и двум неподвижно замершим у стола фигурам.
– Этот вопрос стоило поднять еще в то время, когда нас из одного похода гнали в следующий, как скотину на убой, – Ши Мин устало потер лоб. – Ты уже можешь разобраться. Что не так?
Юкай на мгновение задумался.
– Все, – коротко ответил он. – Все. Народ не хотел этой войны, ее хотел только Цзыян. Наших земель было нам достаточно. Мысли правителя и народа не должны расходиться. С некоторыми странами у нас были соглашения, но все они оказались просто пустыми обещаниями. Брат не стал соблюдать свои же клятвы, он презрел свои же законы. Он не учел ни состояния армии, ни возможностей ее, не стал слушать ничьих слов. Разве можно было отсылать людей, не изучив врага, не выбрав подходящий момент? Он ведь и тебе не дал вмешаться. Авторитет правителя подорван.
Порыв ветра бросил горсть крупного песка в туго натянутую стенку шатра, зашуршал плотной тканью. Ши Мин отвел глаза и кивнул. Тема была слишком опасной, но вдали от столицы языки развязывались охотнее, а мысли становились несдержанными.
– Император будет рад твоим успехам, – мягко заметил он.
Глаза мужчины тонули в глубоких тенях, и Юкаю на мгновение показалось, что он смотрит не на знакомое до мелочей тонкое лицо, а на смутно белеющий череп.
– А ты? – прямо спросил юноша, вскинув голову. В глазах его разгоралось что-то тяжелое, недоброе. – Рядом был не он, а ты. Ты гордишься мной?
Тон его казался излишне резким.
Ши Мин скрыл насмешливую улыбку, опустив голову, но ответил неожиданно серьезно:
– Из меня не самый лучший учитель, но я горжусь.
– Самый лучший, – отрезал Юкай. На лице его не было ни капли сомнения.
В юности очень сложно говорить о чувствах искренне, их проще спрятать за небрежностью и даже грубостью. Как будто излишняя чувствительность и честность может быть опасна; приоткрывая душу, люди остерегаются удара, и часто это проходит только с возрастом. Юкай же и вовсе не отличался умением складно говорить или кого-то хвалить, а теперь совсем смутился: смотрел все так же прямо, но скулы предательски порозовели.
Ши Мин никогда не ждал благодарности за свое неловкое наставничество. Добровольно он такую ношу на себя не взвалил бы, да и справлялся не очень хорошо; однако сегодня он эту благодарность дождался и растерялся.
Мир покрутился и замер наконец в том положении, в котором должен был оказаться изначально, – отпрыск Дракона теперь достоин стать правой рукой своего брата. Война будет окончена, и юноша уже без спешки разберется во всех тонкостях военного дела под чутким руководством брата и советников. Он возьмется за управление войском так же основательно, как взялся когда-то за обучение. Таков уж его нелегкий характер. Иногда излишне медлительный, но очень постоянный и лишенный всякой ветрености, Юкай способен стать правителем куда лучшим, чем Ду Цзыян, – только бы научился он слышать людей и хотя бы отчасти понимать их.
А он, Ши Мин, теперь по-настоящему станет подчиненным, как и было должно. Ненадолго, ровно до возвращения домой. Каждый титул словно отдельная короткая жизнь, и в конце этой жизни ждет маленькая незаметная смерть.
Глава 4
Юкай рассматривал стену, прикрывая слезящиеся глаза ладонью. Слезы испарялись мгновенно, выступающая соль склеивала ресницы в ломкую полосу.
Толстую, отполированную песчаными бурями стену сложили из массивных каменных блоков разного размера. Велико было мастерство ее строителей: кладка столь точна и искусна, что почти невозможно увидеть зазоры между светлыми камнями.
Ветер с сухим шорохом швырял горсти песка, высекал одну и ту же тоскливую мелодию пустыни, завывал над стеной и уносился дальше, рассеивая остатки пыли над осажденным городом. Бесконечное золотое и желтое, странные звуки и потерявшее цвет небо – вот и все, что сохранят в памяти воины по возвращении из гибельных мест. Да еще воспоминания о постоянном привкусе крови во рту, лопнувших от жара губах да скрипе песчинок на зубах.
Только одна деталь сегодня нарушала извечное постоянство, мешала соринкой в глазу. Самодельное белоснежное знамя неровной формы ночью повесили на стене правее ворот, почти по верхней кромке стены. Оно напоминало шелковое верхнее платье с боковыми разрезами; восходящие потоки воздуха то и дело заставляли широкие рукава взлетать и снова опадать.
Ши Мин, удобно укрывшись в тени ученика, прищурился и негромко фыркнул. Скопившееся внутри недовольство вылилось в привычный ритуал – вытянув привязанную к поясу короткую веревку с разлохматившимся концом, наставник принялся отстраненно завязывать на ней узор из узелков.
– Могли бы сразу распахнуть ворота, – пробормотал он и выступил из относительной прохлады, – и им полезнее, и нам меньше времени тратить.
Тело устало. Разум устал. Пески слишком легко пожирают людей, глотают не глядя и не пережевывая, гасят одну жизнь за другой; слишком дорогой ценой обходится это противостояние.
Разница между путешественниками и воинами не только в приказе. Путник приходит в другую страну с открытым сердцем и душой нараспашку, принимая все новое с восторгом и благоговением. Солдат идет убивать. Сама земля не должна, не имеет права с добром относиться к тому, кто пришел с оружием. Защищая своих детей, она покажет свои самые отвратительные стороны.
Полчища ядовитых насекомых. Бури, в которых приходилось связывать ящеров между собой, и все равно нескольких десятков человек недосчитывались; ветер выл на разные голоса и сводил с ума, заставляя обрезать веревку и шагнуть навстречу смерти. Вода, которой было куда меньше пролитой крови.
Невольно Ши Мин бросил короткий взгляд на ряд копий, воткнутых прямо в песок. Эти копья остались между городом и лагерем и отсюда виделись десятком коротких черточек с темными пятнами насаженных на них голов. Их поставили не ради устрашения города, а ради устрашения самой армии.
Юкай перехватил его взгляд и нахмурился.
– Людей мало, – заметил он. – Не жалеешь?
– Я готов вести в бой воинов любого сословия, – неторопливо отозвался Ши Мин. Пальцы тем временем вывязывали сложные узлы один за другим, укладывая в непонятный узор. – Неважно, сколько денег было в роду и сколько бед человек принес за собой сюда, но он должен остаться человеком. Я не поведу за собой чудовищ, Юкай. Армия – острие, карающий меч империи и мое лицо. Нет безгрешных армий… но всему есть предел. И это моя обязанность – указать воинам границы, которые нельзя пересекать.
Солнце успело высушить головы до неузнаваемости, оставив только темную кожу, обтянувшую хрупкие кости. Наказание настигло их с опозданием. Слухи о том, что некоторые воины позволяли себе вольности в отношении женщин, неизменно превращали Ши Мина в тонкую чашу, в которую щедро плеснули кипятка. Одного неловкого слова было достаточно, чтобы стенки треснули.
