Конфетти

Однако внучка – серебряная медалистка – сделала ей сюрприз, два года подряд заваливая вступительные экзамены.

Я так и не смогла её порадовать – за несколько месяцев до моего поступления она тихо скончалась у меня на глазах от лейкоза в 29 больнице.

В январе 1962 г. баба Роза прощалась с невесткой, а через шесть лет проводили уже её

С тех пор я не могу видеть гиацинты —дядя Миша купил полный чемодан цветов, бабушку они закрыли, как покрывалом.

Её прах находится в одной нише с дедушкиным в колумбарии Введенского кладбища в Лефортово.

В гостях у бабы Розы – Введенское (Немецкое) кладбище г. Москвы, 1970 г.

Папа

Борис Иосифович Броудо

Я очень любила папу. Мама, наверное, ревновала. Но я его так редко видела…

Помню, он пришёл со службы, и подошёл к моей кроваткев шинели, а я быстро провожу по ней пальцами, и им становится горячо. Мне нравилось так делать.

А как-то утром (наверное, после ночного дежурства), папа подобрал подмёрзшего воробья и принёс домой. Птаха отогрелась, и залетела на верх высокой, под потолок, печи. Папа полез доставать птичку, и сбил сверху пару кафельных плиток. Бабушка стала его ругать, а я заревела.

Ещё помню, папа меня взял на какой-то праздник, наверное, в Анино[9 - Раньше это была подмосковная глухомань]. Там я выдернула флажок из разметки спортивного состязания, и удрала к папе на трибуну. У меня была замечательная игрушка – штабной телефонный аппарат, без диска.

Московский школьник

Слушатель военфака МИИС

Когда мы уезжали «служить» в из Москвы в Гомель, папа «на счастье» разбил тарелку, очень этим меня напугав.

Про жизнь в Гомеле помню мало. Один раз мама на рынке купила живую курицу, такую пёстренькую, и папа ушёл с ней в сарай. Я повыла, и заявила, что не буду её есть. И не ела!

Летом мы снимали дачу. Папу там укусила хозяйская собака и сбежала, пришлось делать уколы. Я ходила в медпункт вместе с раненым папой, и с ужасом наблюдала за процедурой.

Сож тогда был чистый, у берега сновали мальки…

Когда родился мой брат Володя, мы с папой вместе носили маме передачи. Обедали мы в столовой. Я около часа ела суп с макаронами, а папа рассказывал мне сочинённую им бесконечную сказку о мальчике, собачке и волке.

Сидевшие за соседними столиками дамы нежно на него поглядывали, что было не удивительно. Папа был высокий, красивый, сердитым я его почти не помню. Когда он улыбался или хитрил, глаза у него становились как щёлочки.

1941 г. До войны

1941 г. Первые дни на войне

…

В парке я сбегала с крутого откоса, а папа меня ловил.

Когда мы ехали из Гомеля «служить» в Минск, нам досталось всё купе – Вовушка дал концерт, и оба соседа сбежали в свободное купе.

На 9 км (Минск) мы жили недалеко от Училища, в комнате в коммуналке. Во второй комнате жили Колышкины, в третьей – не помню. Там было море мышей. Однажду нас, детей, всех созвали к Колышкиным. Глава семейства стоял в ботинках, а у носка металась мышь —он наступил ей на хвост! Мышки залезли в шкафы и скреблись. Бедная мама- она панически боялась мышей.

Папа доверял мне важное дело – брить ему шею безопасной бритвой. Ох, и гордилась же я!

Была у меня ещё одна почётная обязанность – до блеска чистить латунные пуговицы на папином кителе специальной жидкостью, собрав их на дощечке с прорезью. Анодированных пуговиц тогда ещё не было.

Фото «Мы на 9 километре» – на первой авторской странице.

Довольно скоро семья переехала вУручье, но уже без меня- из-за болезни сердца меня отправили в Москву, к дедушке и бабушке.

Папа не интересовался особо бытовыми делами, не ловчил (для себя). Когда ему давали квартиру в Уручье, он сказал, что в семье три человека (а я считалась членом его семьи, хотя и не жила вместе), и папа получил ОДНОКОМНАТНУЮ квартиру.

Маме пришлось взяться за дело самой, и квартиру дали на всех, «ДВУШКУ».

Папа был страстным, азартным грибник ом. За Памятником, напротив Училища, было море белых.

Когда хотелось подосиновиков, мы с ним ездили на 13 километр. Однажды, возвращаясь из санатория, папа гулял по опушке, пока водитель чинил автобус, и набрёл на поляну, усыпанную грибами. Страшно довольный, он привёз домой набитый подосиновиками чехол от чемодана.

Папа очень любил книгу Гашека о Швейке, часто цитировал «перлы» из неё.

На аккордеоне он играл замечательно, любил и понимал музыку, был душой всех компаний:

Напротив памятника – Минское ВИЗРУ

Минское ВИЗРУ

Уручье, Минск, наш дом справа

Наш двор. Наш подъезд слева

Папа часто играл песню из фильма «Небесный тихоход» – её очень любила мама.

Незадолго до болезни мамы папа повёз нас в Лепель. Там он жил в санатории, а нам снял комнату в избе. Мы много катались по озеру на лодке, один раз удочкой поймали окуня, которого нагло стащил хозяйский кот. Поймали ежа – он жил у нас в коробке с сеном. Папа научил меня плавать, а Вова боялся глубины.

Пришла беда-мама заболела раком желудка. В то время заговорили о новом «чудодейственном» лекарстве от рака «Круцин». Позже выяснилось, что эффект от него был временным. Дедушка умудрился его достать, и счастливый папа повёз лекарство из Москвы в Минск. Лет через десять папу вёз тот же минский таксист и очень расстроился, узнав, что мама не выжила.

«Я всем родным рассказывал, как молодой полковник вёз своей жене жизнь», – сказал он.

Но не привёз….

Папа после войны

Не помогла маме и операция – через год пошли метастазы. Сердце у неё было крепкое, и болезнь буквально съела её. Незадолго до конца она сказала папе: «Слава Богу, сердце сдаёт.»

За несколько дней до смерти мама захотела поговорить с бабушкой Розой, наверное, обо мне, но бабушка приехать не успела – мама умерла в ту ночь, когда бабушка ехала в Минск.

Маме было 39 лет…

В свои 42 года папа остался вдовцом с семилетним Вовой на руках. Перед этим он полгода ухаживал за мамой, сам делал ей уколы морфия.