Двери лабиринта
Я выхожу из кабинета отца и начинаю спускаться по лестнице, когда мой взгляд падает на мои ноги и одежду. У меня ведь ноги грязные, от того что я выбегал на улицу за машиной, да и одет я в пижаму. Надо быстро привести себя в порядок, переодеться и тогда уже ехать на встречу с мамой. Я быстро иду в свою комнату. Через пятнадцать минут я вновь спускаюсь по лестнице, но в этот раз я выгляжу порядочно. Вызвать такси или поехать на велосипеде? Лучше на велосипеде, хочется немного проветриться и успокоиться. В такси я буду слишком занят волнением.
Я сажусь на велосипед и еду. Неужели осталось совсем чуть-чуть до встречи с моей мамой? Даже не верится. Интересно она очнулась? Или еще нет? Что мне сделать, чтобы она очнулась. Ведь она не просто так мне снилась все это время. Будет ли там отец? Если он уже уедет, меня вряд ли туда впустят. Но я думаю, что он так часто уезжал именно из-за мамы. А я даже решил, что он завел себе молодую девушку. Вот я дурак. Ведь он наверняка все это время ездил к маме, сидел возле нее. Он ведь расскажет мне все? Он же не станет больше ничего скрывать от меня? Хотя я и так уже почти все знаю, только без подробностей. Я волнуюсь, но я очень счастлив.
Наконец я доезжаю до больницы, ставлю велосипед и быстрее бегу к лифту. Захожу внутрь нажимаю на нужный этаж и жду, когда доеду, и двери лифта откроются. Я выхожу из лифта и останавливаюсь посреди коридора. Я ведь не знаю номер палаты. Да и медсестра, которая стоит за стойкой смотрит на меня с удивлением. Ну а что мне еще делать? Я иду прямо к медсестре.
– Здравствуйте, могу я вам чем-либо помочь? – вежливо он обращается ко мне.
– Здравствуйте. – и что же мне сказать? – Да, пожалуй, можете. – она смотрит на меня ожидая моей следующей реплики. – Видите ли, моя мама лежит в вашей больнице на этом этаже, но я не знаю в какой палате. Ее зовут Маргарита. – а ведь папа мог записать ее под другим именем. – Она лежит где-то на это этаже. Мой отец должен быть сейчас в ее палате. В общем, вы можете мне сказать, в какой палате она лежит?
– Простите, но я не могу разглашать такую информацию.
– Но вы же поняли, о ком я говорю?
– Простите, я не понимаю о чем вы.
– Все вы понимаете. Сходите, спросите моего отца. Я уверен, что он не будет против.
– Извините, но вам лучше уйти.
– Пожалуйста, спросите его. – но тут сзади меня хватают двое охранников и тащат за собой к выходу. – Пожалуйста, прошу вас, сходите и спросите у него, он не будет против. – я пытаюсь убедить медсестру.
– Уведите его, пока он не побеспокоил наших пациентов. – медсестра совсем меня не слушает.
Что же мне теперь делать? Охранники ведут меня к лифту. Двери лифта открываются, и они пытаются меня затолкнуть внутрь, но я стараюсь сопротивляться. Хотя против двоих у меня плохо получается.
– Пропустите его. – вдруг раздается голос моего отца.
Медсестра удивленно смотрит на него, затем дает знак охранникам, чтобы они меня отпустили. Охранники перестают держать меня, и я быстро отхожу от лифта к отцу.
– Пойдем. – просто говорит он мне и идет в один из коридоров. Я быстро следую за ним. Он заходит в седьмую палату. Я останавливаюсь на пороге. Сердце бешено бьется. Я очень сильно волнуюсь. Глубокий вдох, выдох, вхожу.
Комната очень большая и светлая, почти не похожа на палату, если бы не больничные приборы возле кровати. На стенах висят картины, на полу ковер. Диван, два кресла, стол, полка с книгами. Кровать. Возле кровати стоит стул, две тумбочки и приборы. Еще один стул стоит возле окна. Отец подходи к окну, берет стул и ставит его рядом с другим возле кровати. Он садится на один из стульев и показывает мне, чтобы я тоже сел рядом. Я подхожу к кровати и вижу ее. Она почти не изменилась. Я думал, она будет старше.
Ее волосы еще не тронула седина, в отличие от моего отца. У нее почти нет морщин на лице. Она лежит на кровати, такая спокойная и умиротворенная. Если бы не трубки, которые ее обвивают, я бы решил, что она просто спит. Я сажусь рядом с отцом и рассматриваю, так же как и он, маму.
– Она очень красивая. – первым тишину нарушаю я.
– Да.
– Она почти не изменилась.
– Ты видел фотографию? – удивленно спрашивает он.
– Да.
– Врачи сказала, что если она очнется, то сразу бы начнет быстро стареть. Надо будет поддержать ее.
– Ясно.
Наступило молчание. И только звук прибора, показывающего биение маминого сердца, нарушал тишину в палате. Я решил дать отцу время, чтобы подготовиться, чтобы самому решиться рассказать. Он, наверное, даже не знает с чего лучше начать. Пусть пока подумает. Я беру мамину ладонь в свои руки. Она теплая. Я так рад узнать, что она меня не бросала, что он любила меня. Но очень больно от того, что она все это время лежит в бессознательном состоянии.
– В тот день она отправила нас с тобой погулять в парке. Она пыталась не выдать свое волнение, но я сразу понял, что она хотела устроить для нас ужин, чтобы сообщить мне приятную новость. Я уверен, она хотела согласиться жить вместе. Но все пошло совсем не так, как она планировала. – я просто молчу, слушаю, не перебивая. Я ловлю каждое слова отца, ведь он впервые решил мне все рассказать честно, я надеюсь. – Тебе надоело гулять, и мы решили вернуться. Я нес тебя на руках, ты так быстро ко мне привык, хотя раньше меня никогда не видел. Мы только вышли из парка, шли к дороге, чтобы ее перейти, как вдруг я увидел ее. Маргарита шла с Кириллом, они куда-то торопились. Я хотел позвать их и спросить в чем дело, как вдруг их сбила машина. Прямо на наших глазах, ты тоже это видел, но вряд ли помнишь, ты ведь был еще маленьким. Я подбежал ближе, прижал тебя к себе, чтобы ты не видел остального. Начала скапливаться толпа людей, ты начал плакать, я пытался тебя успокоить. Кирилл и Маргарита лежали на асфальте. Кирилл был в сознании, у него сразу было видно, что сильно повредилась нога, он был ближе к машине, весь в крови. А вот Маргарита лежала ближе к тротуару, она совсем не шевелилась, крови почти не было. Она видимо сильно ударилась о бордюр, когда падала. Ее сразу увезли в больницу. Я договорился, чтобы ее забрали сюда, надеялся, что здесь ей смогут помочь, вылечат ее. Но она словно не хочет выходить из комы. Врачи говорят, что шансов нет. Но я все равно продолжаю верить. – отец замолчал.
– А почему ты не сказал Кириллу, ее другу, где она? – я решаю все-таки попытаться продолжить разговор.
– Я был зол на них. Ведь оказалось, что это жена Кирилла попросила его прийти, там что-то срочное случилось у нее. А он попросил Маргариту пойти вместе с ним, не знаю почему. Ведь если бы он не пришел за ней, никто бы не попал в аварию. К тому же он пытаясь спасти, оттолкнул ее, из-за чего она очень сильно ударилась головой. Я винил его в этом. Я был просто в ярости. Я пытался свалить всю вину на него, хотя он же не хотел сделать ничего плохого. И вообще это же не он был за рулем машины. Потом я злился на своего отца. Я узнал, что он нанял того водителя, чтобы сбить ее. Они создали проблемы в кафе жены Кирилла, чтобы она позвонила ему, надеясь, что он попросит Маргариту о помощи. И у них все вышло.
– Поэтому у тебя были такие натянутые отношения с дедушкой?
– Да. Потом я злился на себя, потому что не смог предотвратить этого.
– Но почему ты не хотел мне рассказывать о ней все это время?
– Я надеялся.
– Надеялся?
– Да. Я думал, что она скоро поправится и не хотел тебе говорить, что мама болеет, поэтому сначала говорил, что мама скоро приедет. Но потом ей не становилось лучше, а ты все продолжал задавать вопросы. Не знаю зачем, но видимо твои вопросы слишком сильно меня ранили, поэтому я запретил тебе спрашивать о маме.
– А потом? Почему не рассказал потом?
– Я боялся.
– Чего?
– Что если ты узнаешь, то будешь винить меня в том, что она в таком состоянии. Да и я не хотел, чтобы ты видел ее такой. Я все равно надеялся и продолжаю надеяться даже сейчас, что он скоро очнется. Я думал, что будет лучше рассказать обо всем, когда она очнется. Но ей не становилось лучше, у нее начали случаться приступы. В последнее время приступы участились, врачи не обещают ничего хорошего. Они говорят, что надо быть готовым к худшему исходу.
– Почему ты думал, что я буду винить тебя в этом?
– Потому что я виноват. Это моя вина, и мне не следует перекладывать ее на других. Она ведь верила мне. – отец протягивает руку к маме и начинает гладить ее волосы, лицо. Затем он положил ладонь на ее щеку, рассматривая каждую ее черточку. Хотя он, наверное, и так изучил ее лицо наизусть за это время, затем он убирает руку.
– Ты ни в чем не виноват. Но все-таки лучше бы ты сразу мне обо всем рассказал. – я пытаюсь успокоить его и показать, что я его совсем не виню в произошедшей аварии.
– Прости. Я действительно виноват перед вами обоими, и я это сам понимаю. Я не смог сдержать обещание, которое дал ей тогда. Я не смог ее защитить от отца. – отец выглядит настолько подавленным. А ведь ему приходилось все время жить с этим бременем одному. Он никому не рассказывал, держал все в себе. Он столько страдал и страдает до сих пор.
Вдруг звук маминого сердцебиения на приборе начинает ускоряться. Мы с отцом одновременно поднимаем взгляд сначала на экран, затем на маму. Отец сильно напуган. Может, это новый приступ? Неужели все так плохо. Мы встаем с места, я беру мамину руку в свои, а отец нажимает на какую-то кнопку, наверное, чтобы вызвать доктора. Затем мы смотрим на нее, чтобы удостовериться в чем-то, хотя сами не знаем в чем, ведь мы не знаем, что надо делать. И я вдруг понимаю, что мамины глаза открыты. Она часто моргает и щурится, наверное, из-за непривычки от света. Затем она начинает водить глазами в разные стороны, пока не встречается взглядом со мной. По ее вискам вниз на подушку текут слезы. Она меня узнала. Я улыбаюсь ей.
Мама пытается что-то сказать, но у нее не получается, ее голос не слушается. Я глажу ее по руке, пытаюсь успокоить, чтобы она не волновалась.
– Все хорошо. – говорю я ей. Она успокаивается.
Тут дверь резко открывается и внутрь спешит врач с медсестрой.
– Что случилось? – спрашивает он, когда видит, что в палате спокойнее, чем он ожидал. Я даже не смотрю в его сторону, отец тоже не может оторвать взгляд от мамы.
– Она очнулась. – отвечает отец.
– Что? – переспрашивает врач. Он видимо совсем нам не верит. Он подходит к маме и начинает ее осматривать.
Врачи начинает задавать ей вопросы, но она не может ответить. Он ее успокаивает, говорит ей моргать определенное количество раз в зависимости от ответа. Он продолжает задавать вопросы, мама моргает, отвечая на них, и неотрывно смотрит то на меня, то на папу. Она словно понимает и не понимает одновременно, что с ней происходит. Но она меня узнала. Как она могла меня узнать? Ведь она меня не видела? Или все-таки во сне это была действительно она? Поэтому она смогла меня узнать? Или я просто так похож на отца, что она сразу все поняла? Но ведь она в таком состоянии, только вышла из комы, вряд ли она меня бы узнала. Она смотрит на папу и тоже улыбается ему. Она его тоже помнит. Это хороший знак. Неужели это действительно с нами происходит? Мама, правда, вышла из комы именно в тот день, когда я пришел к ней? Когда я, наконец, ее нашел? Поэтому она мне снилась? Неужели это все правда? Я чувствую себя невероятно счастливым. Я с трудом верю во все происходящее в данный момент, наверное, также как и отец. Обычно такое случается только в фильмах, но вот я стою и созерцаю это чудо.
Глава восемнадцатая
***Я открываю глаза. Свет слишком яркий, я моргаю и щурюсь. Где я? Что это за сон такой странный? Я упала в пропасть, значит, я умерла? Я пытаюсь понять, начинаю осматриваться по сторонам. Голова совсем не вертится, поэтому я просто вожу глазами по помещению. В голове какая-то каша. Какой-то странный сон. Платон. Платон стоит и смотрит на меня. Я так рада видеть его. Я должна рассказать ему, что это я его мама. Я открываю рот и пытаюсь что-то сказать, но не могу выдавить из себя и звука. Становится страшно. Меня словно парализовало. Но вдруг я ощущаю, что Платон ласково гладит мою руку по тыльной стороне и улыбается мне.
– Все хорошо. – говорит он мне. И на душе сразу становится легче. Я ему верю. Рядом с Платоном стоит кто-то еще. Я присматриваюсь и понимаю что это Марк, но он уже не такой молодой, каким я его знаю. Это что реальность? Я больше не сплю? Или я все еще в подсознании брожу? Голова немного кружится, хотя я лежу и почти не двигаюсь.
В комнату забегают люди в больничных халатах. Они взволнованы.
– Что случилось? – спрашивает один из них, наверное, самый главный среди них.
– Она очнулась. – отвечает Марк.
– Что? – врач смотрит с неверием на него. Затем он быстро подходит ко мне и начинает задавать вопросы. А я ему ответить ничего не могу, не получается. Он говорит, чтобы я моргала определенное количество раз, чтобы ответить да или нет. Это все правда? Это мне не снится? Я не могу в это поверить, точнее могу, но с трудом. Врач задает, как мне кажется, глупые вопросы, хотя, наверное, так положено. Он начинает задавать вопросы обо мне, помню ли я, как меня зовут, помню ли свое прошлое, что со мной произошло. Еще спрашивал о самочувствии. Отвечаю ему, но не отвожу глаз от Платона и Марка. Я счастлива от того, что они рядом со мной сейчас, даже если это просто шутка моего подсознания и я все еще сплю. Но внутри такое чувство, что все самое плохое осталось позади. Особенно ясно это чувство ощущается, когда Платон и Марк смотрят на меня с такой теплотой в глазах, что я ее ощущаю физически.
Потом врачи решили, что раз у меня так все хорошо, то можно попробовать и покушать самостоятельно. И в этот момент я вдруг поняла, что очень сильно хочу пить и есть. Еще меня решили посадить, подняли верхнюю часть кровати, чтобы я сидела, а не лежала. Так все странно и необычно. А я даже сказать ничего не могу, молчу и только смотрю по сторонам. Платон все время держит меня за руку, я, сколько есть сил, сжимаю ее в ответ.
– Еда может показаться отвратительно на вкус, но надо пересилить себя и хотя бы немного поесть. – говорит со мной врач. Я киваю ему в ответ. – Теперь вам надо будет учиться всему заново – ходить, кушать, разговаривать. Не переживайте, со временем все получится, всему научитесь. Вы очнулись после такой долгой комы. Шансов было очень мало, что вы очнетесь. Еще меньше шансов было, что вы будете в таком ясном сознании как сейчас. Вы могли просто остаться в вегетативном состоянии на всю оставшуюся жизнь. Вам действительно очень повезло. – значит, все-таки это не шутка. Я наконец-то выбралась оттуда. – Первое время вы все равно будете много спать. Не бойтесь засыпать, вы теперь точно проснетесь. – я киваю. Но мне, наверное, все равно будет страшно. – Я должен еще вас кое-о-чем предупредить. Вы очень быстро изменитесь внешне, вы будете быстро стареть. Проснувшийся организм теперь будет нагонять все прошедшие годы. Вы не должны этого пугаться. Самое главное, что вы теперь с нами в полном сознании, понятно. – я снова киваю. Значит ли это, что сейчас я выгляжу моложе, чем должна? – Пытайтесь говорить, но не утруждайте свои связки слишком сильно, по чуть-чуть. Что ж, думаю, самое основное я сказал, а теперь пора есть.
Медсестра приносит поднос, на котором стоит несколько небольших пиал. В каждой из них разное по цвету пюре и еще в одной творожок. И еще маленький бокал с водой. Медсестра ставит поднос на выдвижной столик и берет ложку, наверное, чтобы покормить меня.
– Подождите. – Платон останавливает ее. – Я сам покормлю ее.
Медсестра отдает ложку ему. Я смотрю на него, а затем на бокал с водой. Пить очень хочется, как ем сказать об этом?
– Хочешь пить? – спрашивает он. Я улыбаюсь в ответ и киваю. Так приятно слышать голос своего ребенка. Платон берет бокал и салфетку, подносит к моим губам. Я приоткрываю их, и он вливает чуть-чуть. Я пытаюсь глотать, но получается с трудом. Горло так и не слушается меня. Платон вытирает салфеткой то, что пролилось мимо рта. Так приятно, что он сейчас рядом и заботится обо мне. – Еще? – спрашивает он. Я мотаю головой. – Попробуешь поесть? – осторожно спрашивает он. Я киваю. Конечно, больно осознавать, что я совсем не видела, как он растет, что я так много пропустила. Но зато он сейчас рядом. И вдруг я понимаю, что потеряла из вида Марка. Я начинаю озираться по сторонам и нахожу его прислонившегося к окну. Он видимо отошел туда, чтобы спокойно наблюдать оттуда. Он, наверное, также как и я не верит в происходящее. Но как только я посмотрела на него, он отвел взгляд. Почему? Он злится на меня?
Но тут меня от размышлений отвлекает Платон, он подносит ложку с пюре для меня. Я пробую есть. На вкус это просто отвратительно. Но врач сказал, я должна учиться есть сама, и я послушно пытаюсь проглотить это пюре. Платон уговаривает меня съесть одну чашечку пюре.
Потом врач разрешил нам погулять. Как я буду гулять? Мне даже сидеть самостоятельно сложно. Ноги словно деревянные, управлять ими оказывается так сложно. Платон помог мне сесть на кровати. Я хотела попробовать встать, но медсестра сказала, что это подождет и привезла коляску. Платон еще немного стеснялся меня, он не знал, как ко мне подступиться, чтобы помочь сесть в коляску. Медсестра уже сама хотела помочь мне, как вдруг чьи-то руки подхватывают меня, крепко и надежно сжимая в объятиях. Слабыми руками я обвиваю его шею и прижимаюсь. Я так соскучилась по нему.
Я вернулась. Теперь я точно знаю, что это не сон. Марк рядом, я ощущаю его тепло. Я ощущаю его не так как во сне, сейчас я уверена, что он рядом. Я чувствую, что я под защитой. Он сажает меня в кресло и не смотря мне в глаза, уходит, но я успеваю схватить его руку. Он оборачивается, я ласково улыбаюсь ему. Он отвечает мне горькой улыбкой. Почему? Что же произошло?
Мы выходим вчетвером – я, Марк, Платон и медсестра. Столько мыслей в голове, а думать не получается. Все мысли столпились и смешались, я не знаю о чем думать. Во сне такого не бывает. Свежий воздух, улица, деревья, солнце. Как же я соскучилась по всему этому. Все молчат, мы просто наслаждаемся садом. Так хорошо. Марк и Платон рядом со мной, большего мне и не надо. Через час медсестра говорит, что пора обратно в палату. Надо снова кушать. Фу, как вспомню про этот вкус, то так противно становится. Но надо. И мы возвращаемся в палату. У меня уже взрослый сын, а я не могу к этому привыкнуть, я чувствую себя все такой же незрелой и молодой. И только Марк напоминает мне о том, что прошли годы. Почему он так себя ведет? Как научусь говорить, сразу же спрошу.
Так проходит день. Платон рассказывает о своих друзьях, о работе, о детстве. Я слушаю. Марк уехал, ему позвонили с работы, что-то срочное. Жаль. Но ведь он же приедет, ведь так? Временами я пытаюсь как-то отвечать Платону, у меня начинает получаться, только голос очень сильно хрипит.
– Ничего, что тебе приходиться со мной тут возиться? – я спрашиваю сына своим хриплым голосом.
– Ты что, мама. – «мама» из его уст – это самый лучший подарок в моей жизни. – Я так долго тебя искал. Я очень хотел увидеться с тобой. Я… я хотел кое-что спросить, можно?
– Конечно, спрашивай.
– Ты видела, что-нибудь, пока была в коме? – спрашивает он. Наверное, он хочет понять, действительно ли мы виделись во сне.
– Да. Я много чего видела. Но главное, что я видела там тебя. Прости. Что не узнала сразу. Я ведь должна была.
– Значит. Это все было на самом деле? Это была ты?
– Да.
– Это просто удивительно. А что с тобой произошло тогда?
– Когда я зашла в твое воспоминание?
– Да.
– Я увидела там себя и тебя маленького. Видимо это шокировало меня настолько, что меня вытолкнуло из твоего лабиринта. После этого я начала смотреть все свои воспоминания до конца.
– И ты помнишь последнее, что с тобой случилось?
– Да. Я шла по дороге с другом и все. Видимо, меня сбила машина.
– Да, это так. А что потом? Как у тебя получилось выбраться?
– Лабиринт начала рушиться, и я прыгнула в пропасть. А потом очнулась здесь. Скажи, я ведь, правда, не сплю?
– Нет, не спишь. – Платон подходит ближе и обнимает меня. – Это не сон.
– Я так счастлива сейчас.
– Я тоже.
Платон отстраняется и садится обратно на стул возле кровати.
– Скажи, а почему Марк так себя ведет? Он обиделся на меня?
– Папа? Нет, скорее наоборот. Он винит себя во всем.
– В чем?
– Что не смог тебя защитить. Что лишил меня матери, ничего не рассказал о тебе.
– Глупый.
– Ничего, вот тебя выпишут, отвезем тебя домой и будем жить счастливо все вместе.
– Вместе? – сердце взволновалось, услышав это слово.
– Конечно, вместе.
– А что если отец Марка будет против? – от своих же слов мне стало страшно. Хотя, с другой стороны, чего мне бояться? Если все это время Марк заботился обо мне, он наверняка готов ко всему.
– Ты о дедушке?
– Да.
– Он умер, уже давно, как и бабушка.
– Прости, я не знала.
– Все нормально. Это было давно.
Наступило молчание. Меня почему-то клонит в сон. Я почти ничего не делала, а так устала. Хотя мой организм уже отвык от сильных нагрузок, наверное, поэтому. Платон уложил меня, накрыл покрывалом и сидел рядом, пока я не уснула, а уснула я очень быстро. Так прошло несколько недель. Марк приходи утром и вечером. Но вечером он приходи так поздно, что я уже спала. О том, что он приходит, говорил мне Платон. А вот сын все время проводит со мной. Он кормит меня, гуляет со мной. Мы вместе играем и смотрим разные фильмы. Оказалось, что мы с ним говорили о разных фильмах про динозавров. Я не смотрела «Мир Юрского Периода», а он не смотрел «Парк Юрского Периода». Поэтому мы решили посмотреть все части вместе. Это было здорово.
И вот, наконец, настал день выписки. Я уже привыкла ко вкусу еды, теперь я не считаю его противным. Я научилась ходить, но пока только в сопровождении. Я теперь уже точно понимаю и осознаю, что все вокруг это не сон. Теперь я различаю действительность со сном. И это просто потрясающе. Сегодня Марк и Платон заберут меня из этой больницей. Я немного переживаю, сама не знаю почему. Может, потому что Марк так и продолжает меня сторониться. А что если Марк не сможет приехать из-за работы? Он и так со мной мало видится и общается. Надо с ним точно поговорить. Я конечно, хотела ему дать время, но кажется уже край.
– О, папа написал. – говорит мне Платон. Неужели не приедет? – Пишет, что уже почти доехал, так что давай потихоньку собираться.
– Хорошо. – говорю я и слегка привстаю на кровати.
– Нет, нет, сиди. Я сам.
Платон собирает те вещи, что он за это время купил и подарил мне, в сумку. Затем к нам приходит медсестра с документами. Она говорит, что и как надо будет делать, что надо будет к ним еще несколько раз приехать, чтобы сделать еще несколько анализов. После этого она уходит и привозит коляску.
– Я могу и сама дойти до выхода. Платон будет держать меня.
– Еще успеете, пока лучше не перенапрягаться.
– Ну, хорошо.
***Я помогаю маме встать с кровати и пересесть в коляску. Она сильно постарела за это время. Это незаметно, но у нее появились седые волосы. Но все равно она почему-то выглядит молодо, наверное, она так и осталась в душе той молодой девушкой. Наверное, она пока не может осознать то, что уже взрослая. Именно поэтому я разговариваю с ней на «ты». Я хочу, чтобы она как можно дольше чувствовала себя молодой. Ведь это так тяжело вдруг стать взрослой.
– Уже собрались? – папа заходит в палату.
– Да.
– Хорошо. Тогда поехали. – отец подходит к коляске, берет за ручки и выкатывает в коридор.
Я вижу, что ему очень нравится заботиться о маме. Я вижу, что он очень хочет быть рядом с ней все время. Но он не может из-за работы и из-за вины, которую он чувствует. Но мы с мамой считаем эту вину беспочвенной. Думаю, надо будет сегодня с ним об этом серьезно поговорить. А то мама, кажется, не решается сказать ему об этом. А я вижу, что они любят друг друга, я хочу, чтобы не было этой неловкости между ними.
На улице папа берет маму на руки, не позволяя ей встать, хотя он может и сама пересесть из коляски в машину. Посадив ее на заднее сиденье, он обходит машину и садится рядом с ней. И мне ничего не остается, как сесть на переднее сиденье рядом с водителем. Все-таки отец себя странно ведет. То он возлагает всю заботу о маме на меня, то вдруг посягает на заботу о ней ни с того ни с сего.
