Тароо продолжал ругаться и грозить и посреди своего дикого рева чаще всего повторял слова «Атар-Гюль».
– Что за чертовщину он горланит? – спросил Бенуа.
– Он называет его по имени, потому что этот негр называется, кажется, Атар-Гюль.
– Право, смешное имя! Первый котенок, который родится от Мими – это любимая кошка моей супруги, дядя Ван Гоп, – будет назван именем… Как бишь его?
– Атар-Гюль!
– Атар-Гюль! Право, странное имя! Ну так что стоит у вас этот Атар-Гюль?
– Только для вас и для супруги вашей и по знакомству. Извольте, уступлю вам его за пятьсот сорок франков.
– Пятьсот сорок франков! А мне какой же тут барыш будет? Боже мой! Пятьсот сорок франков! Пятьсот сорок!
– Ровно четыре франка на франк! Вы продадите его за две тысячи франков на Ямайке… Посмотрите-ка, как он сложен! Какие плечи! Какие руки! Он немного похудел теперь, но это пустяки, он скоро поправится.
– Ну вот вам четыреста франков, дядя Ван Гоп, и по рукам! Право, я и то много даю вам, но между нами будь сказано, мне хочется употребить барыш, который я получу от продажи этого негра, для того чтобы купить моей супруге хорошую кашемировую шаль и новую шляпку с перьями и заказать для моего сынка, маленького Томаса, красивую лодочку. Он так любит мореходство!
– Ну так и быть, по рукам! Право, вы делаете со мной все что вам угодно, но вы такой добрый муж, такой добрый отец, что вам нельзя ни в чем отказать. Давайте четыреста франков, вот ваш товар!
Когда торг был заключен и окончен, товары сданы на руки Ван Гопу, ибо царь Тароо, беспрестанно пробуя то водку, то ром, повалился на землю мертвецки пьяный, то, попотчевав негров, Бенуа договорился, чтобы царский конвой присоединился к его восьми матросам и проводил бы купленных им невольников берегом до того места реки, где стоял на якоре корабль «Катерина». Там должна была производиться погрузка.
Что касается Атар-Гюля, хитрого змея, как называл его царь Тароо, то Бенуа велел его перенести связанного на шлюпку и поручил особенному надзору своего помощника Кайо.
Когда все эти маленькие распоряжения были кончены, деньги отсчитаны и товары отданы по принадлежности и проверены, Бенуа и Ван Гопу ничего более не оставалось делать, как разлучиться до нового торга, тем более что шкипер спешил воспользоваться морским отливом и попутным ветром, а потому вследствие мудрой истины, что ветер никого не дожидается, он дружески протянул руку маклеру:
– Ну, прощайте, дядя Ван Гоп! До свиданья!
– Дай бог, чтобы мы поскорее опять с вами увиделись, почтенный капитан.
– Дайте еще вашу руку! Право, приятно иметь с вами дело, дядя Ван Гоп.
– О, добрый капитан! Право, мне жаль расстаться с вами, но подождите, еще два или три годика поживу я на этом берегу, а потом вы отвезете меня с собой в Европу…
– В самом деле? О, вот бы славно было, мы позабавились бы! Но я заболтался, мне давно уже пора на корабль. Прощайте! Прощайте, старый друг мой!
И они крепко обнялись между собой, так что нельзя было без слез и умиления смотреть на них.
– Эх, дядя Ван Гоп, право, вы растрогали меня и заставите плакать… Прощайте! – воскликнул Бенуа, вскочив в свою лодку, которая быстро поплыла вниз по течению реки.
– Прощайте! Еще раз прощайте, почтенный капитан! – кричал Ван Гоп, приветствуя его рукой. – Кланяйтесь от меня госпоже Бенуа! Благополучного пути!
– До свиданья, кум, – отвечал Бенуа, махая со своей стороны соломенной шляпой до тех пор, пока он мог видеть маклера, стоящего на берегу.
Через два часа после этого все негры были посажены на корабль и надлежащим образом расположены под палубой: мужчины с правой, а женщины с левой стороны. Что же касается ребят, то их оставили бегать на свободе.
Атар-Гюль был закован отдельно.
Бесполезно было бы рассказывать, что в продолжение всех этих действий черные люди позволяли брать себя, вести, поднимать и заковывать в железо с бессмысленным равнодушием, думая, что их готовят на съедение. Они, по обыкновению своему, употребляли все свое мужество, для того чтобы казаться равнодушными.
Прежде чем сняться с якоря, господин Бенуа приказал раздать неграм порцию трески, сухарей и немного рома пополам с водой.
Но почти никто из них не ел, что вовсе не удивляло достойного капитана, ибо он знал, что негры обыкновенно в первые пять или шесть дней пребывания своего на корабле почти ничего не едят, и в это время наиболее нужно опасаться убыли и изъяну в товаре. По прошествии же этого времени, за исключением некоторых неприятных последствий от жары и сырости, потери бывают очень незначительны.
Наконец он поднял паруса и отправился в путь с попутным северо-восточным ветром в три часа пополудни, а в шесть часов, при заходе солнца, берега Африки едва виднелись уже вдалеке туманной и узкой полосой.
Глава V
Неизвестный корабль
Спи, спи себе спокойно, почтенный капитан, потягивай свои утомленные члены на тонкой и белой простыне, сшитой для тебя Катериной твоей. Видишь ли ты ее, сидящую у трескучего огонька камина в длинные зимние вечера? По временам она оставляет работу, чтобы взглянуть на твой портрет, играя густыми и жесткими кудрями сынка твоего, маленького Томаса. Между тем как кот Базиль, важно и молчаливо сидя подле нее, облизывает и обглаживает свою шелковистую и пеструю шерсть.
Эта добродетельная супруга, верно, рассчитывает в это время продолжительность твоего путешествия и срок возвращения. Зато и ты как любишь ее. Для нее ты презираешь бесчисленные опасности, для нее, капитан Бенуа, ты жертвуешь телом и душой, занимаясь своим проклятым ремеслом, слывешь разбойником, подлым продавцом человеческого мяса! Ты, столь простодушный, столь чистосердечный! Правда и то, что тебе придется отдать за это страшный отчет Богу, но как бы то ни было, а ты все-таки доставишь своей Катерине спокойную и беспечную жизнь.
Как не желать ей возвращения такого нежного мужа?
Однако я не могу сказать вам наверняка, точно ли Катерина желает этого вожделенного возвращения или опасается его? Может быть, вот он лучше знает про это. Этот молодой здоровый купеческий приказчик, приезжающий в город Нант по самонужнейшей, экстренной хозяйской надобности, как нарочно, всегда в отсутствие господина Бенуа, небрежно развалившийся в единственном кресле господина Бенуа. Одетый в халат и ермолку господина Бенуа, курящий из любимой трубки господина Бенуа лучший табак господина Бенуа. Между тем как Томас и кот Базиль посматривают на гостя с боязливым и недовольным видом.
Ах, послушайте, что мне пришло в голову! Ну что если, между тем как достойный капитан торгует с дядей Ван Гопом, продает черту душу свою, борется с бурями и волнами океана, Катерина его любезничает с приказчиком…
О нет, нет! Зачем думать об этом! Спи, почтенный шкипер Бенуа. Спи! Под баюканье ветров и качание валов морских мечтай, мечтай о счастье и верности своей дражайшей супруги! Потому что счастливый сон есть самое положительное счастье нашей жизни. Спи! Попутный ветер дует и несет быстро по океану эту другую «Катерину», обшитую медью. Спи спокойно, капитан! Верный помощник твой Кайо бодрствует за тебя и за всех. С некоторого времени он постоянно смотрит на юго-восток в подзорную трубу и что-то наблюдает по этому направлению с неутомимым любопытством.
«Я бы отдавал охотно свою винную порцию в продолжение целой недели, – говорил сам себе Кайо, – чтобы солнце поскорее взошло! А то ничего нельзя разобрать в этом проклятом тумане! А, вот наконец оно показалось! Уф, какое красное! Ну вот, теперь я очень хорошо вижу его! Это небольшой корабль, идущий на расстоянии не более одной мили от нас… Ах, черт возьми! Да я никогда еще не видел такой дьявольской оснастки! Какие огромные и высокие паруса… как завалены назад мачты!»
При исчислении этих странных достоинств неизвестного корабля лицо Кайо принимало мало-помалу выражение удивления, смешанного с ужасом.
«Но, – продолжал он, наводя снова на горизонт подзорную трубу свою, – мне кажется, что он идет вслед за нами… Можно подумать даже, что он догоняет нас. Во всяком случае, нужно уведомить капитана».
И Кайо в один прыжок очутился у дверей каюты и, постучав довольно долго, разбудил наконец шкипера. Дверь каюты медленно отворилась, и господин Бенуа вышел на палубу, удивленный, растрепанный, с заспанными глазами, потягиваясь, зевая и покрякивая после долгого и крепкого сна.
– О! Брр! А, ветерок поддувает! Брр! Все благополучно, а! Проклятый Кайо, – сказал капитан, – я так славно заснул! Зачем ты разбудил меня?
– Капитан! Я опасаюсь вот этого корабля, который как будто идет в погоню за нами!
– Дай-ка трубу! Ах, боже мой! Да это, кажется, то самое судно, которое, помнишь ты, покойник Симон – царство ему небесное! – заметил однажды. Ну что ж тут за беда, что оно идет по одной дороге с нами?
– Оно бы, кажется, точно не беда, однако… Мой совет, капитан, спуститься по ветру немного налево, потом повернуть направо круто, и если неизвестный корабль и тогда будет следовать за нами и подражать нашим движениям, то мы убедимся, что он идет в погоню за нами. Как вам кажется?
– Да зачем ему гнаться за нами? Это не военный корабль, преследующий торговцев неграми! Посмотри, какая беспорядочная оснастка! Если это морской разбойник, то он должен заметить по направлению, по которому мы идем, что с нас нечего взять.
– Но, капитан, посмотрите-ка, он догоняет нас! Как скоро он идет! А, вот на нем подняли верхние паруса… и все прямо на нас! Глядите-ка… – сказал Кайо, указывая пальцем.
– Послушай-ка, друг мой, вели повернуть корабль немного налево, по ветру, потом мы завернем направо, и если это судно будет все еще следовать за нами, то мы спросим у него, что он от нас хочет! Не правда ли, это будет лучше и короче?
Вследствие этого решения «Катерина» пошла лавировать по морю – поворачивать направо и налево. Проклятый неизвестный корабль продолжал все следовать за ней и также лавировал и поворачивал направо и налево.
Тогда капитан Бенуа, не сомневаясь больше, что неизвестное судно догоняет его, перестал храбриться. Во-первых, потому, что у него не было пушек на корабле. А в подзорную трубу свою он заметил, что догоняющее судно имело пушки, и притом очень много.