Парижские тайны. Том 2

– В Аньер, до востребования.

– Снова ваши причуды! Отчего вы остановились там, а не в Париже?

– Я ненавижу Париж из-за тех воспоминаний, которые с ним связаны, – отвечал г-н Сен-Реми с сумрачным видом. – Мой старый врач, господин Гриффон, с которым у меня сохранились добрые отношения, владеет небольшим загородным домом на берегу Сены, возле Аньера; зимой он там не живет и предложил мне там обосноваться; это, собственно говоря, одно из столичных предместий; я бы мог, набегавшись за день в поисках моих пропавших друзей, возвращаться туда вечером и быть в полном одиночестве, что мне по душе… Вот я и принял его предложение.

– Стало быть, я напишу вам в Аньер; кстати, я уже сейчас могу сказать вам одну вещь, которая, быть может, сослужит вам службу… ее сообщила мне госпожа д’Арвиль… Причина разорения госпожи де Фермон – мошеннические проделки некоего нотариуса, у которого хранилось все состояние вашей родственницы… Этот человек отрицает, что эти деньги были переданы ему на хранение.

– Вот негодяй!.. А как его зовут?

– Господин Жак Ферран, – ответила герцогиня, давясь от смеха.

– До чего же вы странное существо, Клотильда! Ведь речь идет не просто о серьезных, а весьма печальных событиях, а вы смеетесь! – с удивлением и досадой воскликнул граф.

И в самом деле, г-жа де Люсене, вспомнив о любовном признании нотариуса, не могла удержаться от взрыва веселости.

– Простите меня, друг мой, – проговорила она, – дело в том, что этот нотариус – человек весьма своеобразный… и о нем рассказывают такие смешные истории… Но, говоря серьезно, если репутация порядочного человека, которой он пользуется, заслужена им не больше, чем репутация человека благочестивого… (а я заявляю, что он ею пользуется не по праву), то наш нотариус просто проходимец, каких мало!

– Где он живет?

– На улице Сантье.

– Я нанесу ему визит… То, что вы мне о нем сказали, подтверждает некоторые мои сомнения.

– Какие сомнения?

– Подробно разузнав об обстоятельствах смерти брата бедной моей приятельницы, я был почти что склонен поверить, что этот несчастный человек не наложил на себя руки, он погиб от руки убийцы.

– Великий боже! А что заставило вас предположить, что совершено преступление?

– Тут есть много резонов, но сейчас было бы слишком долго рассказывать вам о них; я прощаюсь с вами… Не забывайте же о том, что вы предложили мне помощь от своего имени и от имени господина де Люсене…

– Как?! Вы уходите… даже не повидав Флорестана?

– Встреча с ним была бы для меня очень мучительна, вы сами должны это понять… Я решился на нее единственно из надежды что-либо узнать от него о госпоже де Фермон: мне не хотелось пренебречь ни одной самой малой возможностью разыскать ее; а теперь прощайте…

– Боже! Вы просто безжалостны!

– Разве вы этого не знали?..

– Я знаю другое: никогда еще ваш сын так не нуждался в ваших советах…

– Это еще почему? Разве он не богат, разве он не счастлив?..

– Да, он богат и счастлив, но он совершенно не разбирается в людях! Он безумно расточителен, потому что доверчив и великодушен, он всегда, везде и во всем ведет себя как вельможа, и я боюсь, что его добротой злоупотребляют. Если бы вы только знали, какое у него благородное сердце! Я ни разу не отваживалась отчитывать его за непомерные траты и безалаберность, прежде всего потому, что я и сама не менее сумасбродна, а потом… по разным другим причинам; но вы, напротив, вы могли бы…

Госпожа де Люсене не успела закончить фразу.

Внезапно послышался голос Флорестана де Сен-Реми.

Он поспешно вошел в кабинет, примыкавший к гостиной; резким движением запер за собою дверь и произнес с тревогой в голосе, обращаясь к человеку, вошедшему вместе с ним:

– Но это просто немыслимо!..

– Повторяю вам, – раздался в ответ ясный и пронзительный голос г-на Бадино, – повторяю вам, что если вы не поторопитесь, то в четыре часа дня вас арестуют… Ибо ежели до этого времени наш приятель не получит деньги, он подаст жалобу в канцелярию прокурора, а вы ведь знаете, что такого рода подлог ведет… прямо на каторгу… мой милый виконт!..

Глава VIII

Трудный разговор

Невозможно описать взгляд, которым обменялись г-жа де Люсене и отец Флорестана, услышав эти грозные слова: «…ведет… прямо на каторгу!» Граф побледнел как полотно; он оперся о спинку стула, ноги у него подкосились.

Его имя, окруженное почетом благородное имя… опозорено ныне человеком, которого он всегда считал плодом супружеской измены!

Когда первые минуты оцепенения прошли, пылавшее гневом лицо старика, угрожающий вид, с которым он направился к двери кабинета, выражали столь ужасную и непоколебимую решимость, что герцогиня де Люсене схватила его за руку и тихим голосом, в котором слышалась глубокая убежденность, сказала:

– Он не виновен… клянусь вам!.. Молчите и слушайте дальше…

Граф остановился. Ему так хотелось поверить тому, что говорила герцогиня!

Она же и в самом деле была уверена в честности Флорестана.

Для того чтобы спокойно принимать все новые и новые жертвы этой женщины, столь безрассудно щедрой и великодушной, жертвы, которые одни только и могли уберечь его от ареста и преследований Жака Феррана, виконт убедил г-жу де Люсене в том, что он был обманут каким-то негодяем, всучившим ему в уплату фальшивый вексель, и теперь его, виконта, могли заподозрить в сообщничестве с этим мошенником, ибо он пустил этот вексель в оборот.

Герцогиня де Люсене знала: Флорестан неосторожен, расточителен, безалаберен; но она никогда, ни на одну минуту не считала, что он способен не только на низкий или подлый поступок, но даже на малейшее проявление нечистоплотности или непорядочности.

Дважды давая ему взаймы крупные суммы денег, когда он попадал в весьма затруднительное положение, она хотела оказать ему дружескую помощь, и виконт ни разу не брал у нее денег без обещания вскоре же возвратить их, ибо, по его словам, ему самому были должны вдвое большие суммы.

Внешняя роскошь жизни, которую он вел, позволяла этому верить. К тому же г-жа де Люсене, уступая порыву своей природной доброты, думала только о том, чтобы быть полезной Флорестану, в его словах она ни разу не усомнилась; разве мог бы он в противном случае брать в долг такие большие деньги?! Ручаясь за честность Флорестана, умоляя старого графа дослушать до конца беседу его сына с незнакомцем, герцогиня полагала, что речь может идти о том, что доверчивостью виконта злоупотребили и что он сможет полностью оправдать себя перед отцом.

– Повторяю еще раз, – продолжал Флорестан изменившимся голосом, – этот Пти-Жан просто подлец! Он уверил меня, что у него нет больше векселей, помимо тех, что я получил из его рук частью вчера и частью три дня назад… Я полагал, что этот чертов вексель пущен в оборот, что по нему придется платить месяца через три, в Лондоне, в банке «Адамс и Компания».

– Да, да, – снова послышался пронзительный голос Бадино, – я знаю, милейший виконт, что вы весьма ловко обстряпали это дельце; ваш подлог должен был обнаружиться тогда, когда вы были бы уже далеко отсюда… Но вы вознамерились провести человека более умелого, чем вы.

– Эх! Нашли время, когда поучать меня, жалкий вы человек!.. – в ярости закричал Флорестан. – Ведь вы же сами свели меня с тем субъектом, который всучил мне эти векселя!

– Вот что, дражайший мой аристократ, – холодно ответил Бадино, – поспокойнее!.. Вы ловко подделываете подписи на коммерческих бумагах, и это чудесно, но это не резон обращаться с вашими друзьями со столь неприятной фамильярностью. Если вы еще позволите себе такой тон… я ухожу – и выпутывайтесь из этой истории как знаете…

– А вы полагаете, что можно сохранить хладнокровие в моем положении?.. Если то, что вы мне говорите, правда, если он подаст сегодня жалобу в канцелярию прокурора, я пропал…

– Так я ведь именно об этом вам и толкую, разве что… вы снова прибегнете к помощи вашего очаровательного провидения с голубыми глазами…

– Это невозможно…

– Ну, тогда делать нечего, покоритесь судьбе. Разумеется, это досадно, ведь вексель-то последний… из-за каких-то жалких двадцати пяти тысяч франков… отправиться дышать южным воздухом… в Тулон… Это не то что неловко, а просто глупо, бессмысленно! И как только столь умелый человек, как вы, дал загнать себя в тупик?

– Господи, что же делать? Что делать?.. Ведь все, что вы видите тут, мне больше не принадлежит, у меня нет даже двадцати луидоров.

– Ну а ваши друзья?