Фантастика. Приключения. Детективы

– Вы это серьезно?

– Абсолютно. Вы слишком часто являетесь источником какого-то непонятного напряжения. Почти материального.

– А если медведь опять явится?

– Ну что ж, – вздохнул Первый, – я сам хорошо стреляю из магазинной винтовки. Пойду приготовлю одну.

И то хлеб.

Спешка прекратилась. Бригада Лю всерьез взялась за энергоблок и водное хозяйство. Мы с Витторио и Кошкой в три дня дорубили все туннели и выходы, поставили, где надо, крыши, и были переброшены на помощь Ганне. Это совпало с великим праздником – подключением первого санитарного блока к горячей воде! И пластика теперь было достаточно на всех стенах.

Льда на вынос стало меньше, и свободные руки стали вскрывать контейнеры и разносить их содержимое по складам. Там, среди прочего, оказалось немало лабораторного оборудования.

– Не вынимать из контейнеров, – решил Первый. – Приедут хозяева, сами построят себе лаборатории по собственному вкусу, и сами их оборудуют.

Мы были полностью согласны.

В последний момент ихний рейс задержался на день из-за нелетной погоды на базе. А у нас, наоборот, сияло восходящее солнце, температура подскочила до минус пятидесяти пяти. Первый объявил выходной день – ох, наконец-то отоспались! – а перед ужином предложил прогуляться.

Лед сверкал. Куда там алмазам! Не зря говорят: «камень чистой воды»? А лед, он ведь тоже камень. Чистейшей воды!

С древних времен известно, что вода очищает душу. Обратите внимание, как вы чувствуете себя после простого купания в море или даже в бассейне. Не физически – душевно.

А тут мы прожили две недели во льду. Правда, мы работали как каторжные.

– Между прочим, – заметил Йог, – если бы мы не жили во льду, то есть фактически в воде, то мы вряд ли бы выдержали такой темп.

– Наверняка, – ответил я. – Вода – наркотик жизни.

– То-то вы отобрали у палестинцев почти все морское побережье, – неожиданно брякнул Хусейн.

– С каких это пор вы стали защитником палестинцев? – удивился я. – Ведь, насколько я знаю, вы, марокканцы, любите их не больше нашего.

– Кого мы любим, а кого не любим – это наше дело. А палестинцы нам – братья. Какие уж есть, – вздохнул Хусейн.

– Нет, но вы-то не невежда-европеец, вы-то знаете, с кем нам приходится иметь дело!

– Это не значит, что вы имеете право их унижать и грабить! Да что говорить! Южноливанцы были сволочи, но они были вашими союзниками, а вы их выкинули на помойку!

Не в бровь, а в глаз! И нечем крыть. Но позицию сдавать нельзя:

– Они были сволочи, мы их едва терпели и, в конце концов, избавились от них. И всем стало лучше! Палестинцы – такие же сволочи, даже хуже. Избавьтесь от них, и всем станет лучше, даже в Марокко.

– Очень может быть. Но мы – не вы, своих не сдаем.

Остальные уже встали вокруг нас, наблюдая за нашей перепалкой. Хусейн стоял, высоко подняв голову, я таким его никогда не видел. Гнев уже застилал мне глаза красным, как у питбуля перед схваткой. Да это и выглядело как ристалище!

И вдруг раздался рык!

Позади круга стоял рыжий медведь. Еще один выходил из-за утеса.

Все как-то молча начали куда-то отступать. А я – шагнул вперед. Почему-то я понял: этот медведь – мой.

Он не встал для атаки, но грозно зарычал и сделал шаг вперед. А потом изловчился и вцепился мне в правое предплечье, как это делают собаки. Я же инстинктивно, как с собакой, двинул руку возможно глубже в пасть. Многослойная ткань неплохо защищала от зубов.

Медведь трепал мою руку, как собака кость. Ткань трещала. Откуда-то с рычанием подходил другой, я услышал, как Хусейн призывал Аллаха. Наконец, я поскользнулся, упал…

…и все стало красным.

Как советский флаг.

Как мой гнев.

Мой гнев рос.

И рыжий медведь рос.

Да не рыжий – красный. Как кровь, которую он пил.

Кровь моего гнева.

Кровь моего гнева, заливающего мою душу.

Кровь гнева моей правоты.

А подо мной – лед.

Белый камень.

Чистейшей воды.

Кровь гнева моей правоты льется на белый лед.

Но белый лед остается белым.

И холодным.

Чистейшей воды.

Чистейшей воды, заливающей мою душу.

Чистейшей воды, которой не нужна ничья правота.

Щелк.

Как в фотоаппарате – щелк.

Смена кадра…