Наизнанку

– Деточка? Принеси джинсы? Похвастайся дяденькам? – я снова закурил и отвернулся к панорамному окну.

– Что случилось? И что ты там придумал про какие-то джинсы? – зашипел Паха, как только Яна вышла.

– Будет знать, как трогать мои вещи. Я еще не то выдумаю, чтобы опустить эту птичку на землю.

– Олег, – Лазарев потерял равновесие и грохнулся на пол, увлекая за собой Пашку.

– Нет, ну посмотри на этих придурков. Какие вы дяденьки? Янка! Называй их мальчиками…

Я встал, чтобы поднять этих детишек, когда в кухню вошла Янка. На ней были шорты, сшитые из моих старых, но тем не менее, любимых джинсов. Это было больше похоже на трусики, потому что облегали тело так крепко, повторяя вздернутый изгиб попки, а пояс был слишком низок. С каждым шагом голубая ткань опускалась все ниже и ниже…

– Дяденьки, – рассмеялась Янка, наблюдая за нашей реакцией. – Кушать будете?

– Да! А еще налей мне кофе, раз уж ты сегодня пообещала не травить меня! Только в мою, черную кружку.

– Ой…

Вот почему я не удивлен? Почему? Ой…. Ой – это то, с чего начинаются драки, разводы, войны… просто две буквы, в которых таится так много скрытых эмоций.

– Ну, рассказывай.

– Она была старая… – Яна стала пятиться к выходу.

– Чувствую, что мы сегодня не поедим, – Паша похлопал меня по плечу.

– Ну, на этот раз тоже накажем ее? – прошептал Лазарев, когда девушка выбежала.

– Ой, Серый, на этот раз все серьезно и без шуток.

– Видимо, хорошо, что мы приехали, да?

– Да… Крови было бы…. Во… – Паха провел рукой над головой.

– Вот… – в руках Яны было 3 осколка, которые когда-то были моей кружкой. Она проехала со мной весь мир. Ни в одном аэропорту ее не разбили, а она…. Я затушил сигарету и открыл ящик кухонного гарнитура.

– Паш? Накрой на стол, а то в ближайшее время наша деточка будет занята, – я положил на стол тюбик суперклея. – Вперед, кролик!

– Почему кролик? – прошептал Лазарев.

– Не спрашивал… мало ли какие сексуальные предпо….

– Замолчи, а то не получишь свою кружку! – взвизгнула Яна и ударила меня, так и не дав договорить

Яна ходила у дверей кабинета почти час, даже несколько раз бралась за ручку, но потом отпускала и уходила. Мне стало интересно, сколько времени ей потребуется, чтобы наконец, войти. 51 минута… не мало.

– Прости меня!

– За что простить?

– Когда я нервничаю, веду себя странно…

– Это мягко сказано! – я крутанулся на кресле, повернувшись лицом к приоткрытым дверям. Яна стояла, прислонившись к косяку и теребила длинные светлые волосы.

– Почему ты всегда меня перебиваешь? Я пришла, чтобы извиниться за испорченные джинсы, рубашки, разбитую кружку!

– Кружку ты склеила, а остальное – бездушные тряпки!

– Почему ты не разрешаешь позвонить мужу?

Яна села на самый край кожаного дивана, так, словно готова была сбежать в любую минуту. Полуденные лучи солнца заглядывали сквозь деревянные жалюзи на окнах, раскрашивая кабинет в причудливую полоску. Она чуть нагнулась, пряча глаза от слепящего света. Я допил остывший кофе одним глотком.

– А можно встречный вопрос?

– Да…

– А почему ты до сих пор не позвонила? Домашний телефон я не отключал. Руки не связаны, в комнате не заперта, – я закурил, выпуская тонкую змейку дыма в потолок.

– Потому что ты сказал, что нельзя!

– Это все?

– Я знаю… Я все знаю! – вдруг зашептала Яна. Она стала выкручивать свои пальцы, теребя тонкое обручальное кольцо, которое носила на среднем пальце.

– Не понимаю, о чем ты.

– Ты все знаешь. Такие, как ты, не могут не знать. Наверное, я еще не повзрослела, – Яна встала и, подойдя, аккуратно забрала сигарету из моей руки. – Я до сих пор верю в чудеса, любовь и верность…

Я молчал, наблюдая за мягкими движениями девушки. Она подошла к окну, и медленно поднесла сигарету к губам. Слегка коснулась фильтра, сделала быструю затяжку и выдохнула. Конечно! А я всю голову сломал, почему она срывает свое негодование на мне.

– Это единственная, по-настоящему вредная привычка.

– Курение?

– Доверчивость! Когда растёшь среди себе подобных, стараешься при любой возможности поговорить с теми, кто далек от привычного мира! Лариса. Мы познакомились в школе. Она была из неблагополучной семьи. Мы стали дружить, она почти жила у меня. Я делила с ней дом, еду, гардероб…. Но никогда не думала, что придётся делить и мужа! А она тоже замужем. И между прочим, Кирилл с ее мужем лучшие друзья. Как это возможно?

– Тогда почему ты с ним, ведь все знаешь! За, что? Чем они заслужили твоё доверие? Или дружбу? – слова вырвались, а я не хотел ничего говорить. Одно дело догадываться, а другое – когда твои мысли становятся фактом. Яна закусила нижнюю губу и сосредоточила взгляд на тлеющей сигарете. Пепел падал в пепельницу, а она крутила ее, наблюдая за тем, как сигарета тает в ее руках.

– А разве любят за что-то? – она выбросила сигарету так быстро и перевела на меня взгляд, сложив руки на груди.

– О! Я не специалист в делах душевных. Не верю я ни людям, ни словам, ни клятвам! – я подкатился к столу, чтобы ближе рассмотреть ее лицо. – Никому не верю! Это все сказка, выдуманная слабаками! Можно жить и без привязанности, и без дружбы! Все это слабость! И мне это не интересно! Иногда близкий, за которого ты готов получить пулю, становится твоим палачом. А я не хочу быть тем, кто будет всматриваться в его глаза и надеяться, что это розыгрыш! Запомни, чем ближе человек, тем больнее он предает!

– Циник, – прошептала Яна.

– Факт.

– Любят вопреки, – Она нагнулась, приблизившись настолько близко, что я почувствовал аромат яблок, из которых она готовила пирог. – Нельзя любить за внешность, за характер, за голос. Нельзя любить в благодарность, по приказу, по необходимости! Нельзя! Любишь вопреки принципам, времени, обстоятельствам! Вопреки здравому смыслу! Отдаешь себя всего! Без остатка, без жалости! Только в силу того, что чувствуешь необъяснимую тягу к человеку! Просто тянет, как магнитом! И все!

– П-ф… как просто. Спасибо, деточка, что объяснила всё. Тогда скажи мне, вот ты… вопреки…