надрывая вены,
дополнить статистику
психдиспансера
и недели на две,
а лучше на месяц,
привычно
спрятаться в панцирь.
Натянуть броню
из обид и непонимания,
ты ведь думаешь это лучше,
чем без малого в тридцать лет
оголтело носиться по лужам.
Лето. Жажда осени
«Я не знаю…»
Я не знаю,
в какой тональности звучит твой город,
и вряд ли это важно,
когда под прорывом летнего неба
дождь
тянет мутные нити к земле,
[Я раньше думала, что они серебряные.]
когда на смену острому слуху
приходит
прежняя дальнозоркость,
расцвечивающая семь цветов радуги
миллионным спектром
над горизонтом.
«Отбиваю…»
Отбиваю
пальцами дробь
в ожидании капель на плечи.
Ветер
сбивчиво шепчет о жажде осени,
читающейся в лица прохожих
и тысячами насекомых разбегающейся по коже.
А я улыбаюсь
и знаю точно:
прорыв неизбежен —
в небесной сантехнике вот-вот появится брешь.
«Разговариваю с пылью —…»
Разговариваю с пылью —
ну где ещё найти собеседника легче
и въедливее.
В духоте многоэтажек
я давно научилась воспринимать пятницы,
как среды,
где в нереальности происходящего
тает моя тюрьма.
Я ждала в объятия зиму, но в ноябре
На пороге лето
с ароматом «Клима».
Осень. Бездушные лужи
«Прячусь…»
Прячусь.
Ветер уже погнал собак
по следу ускользающего августа,
но всё также жарко.
Время тянется,
будто из-под хлыста,
неизменно шаркая отёкшими стопами по лунным фазам,
и снова отделывается пространными фразами,
что так было из века в век,
а может, тысячелетиями,
что об этом писали в каких-то рунах…
А я смотрю из укрытия на закат,
где всё также лопаются
метеозонды, запущенные накануне.
«Закрываю глаза на простыне…»
Закрываю глаза на простыне,
Марс навис второй Луною,
шебуршат чердачные мыши,
будто к небу тоннели роют.
Расплескался дорогой млечной
хор сомнамбул – все где-то было,
и насаживает сентябрь
хладнокровно меня на вилы.
«Мел весенний лежит кракелюром…»
Мел весенний лежит кракелюром
на растрескавшемся асфальте.
Мне бы только понять код
от последней кварты.
«Лужи…»