– У меня нет на это никакого права… Но я ему завидую.
Мадмуазель Флора провела тонким пальцем по краешку своего бокала.
– Выбор не за мной. За оракулом, – произнесла она.
– Ваш оракул безжалостен к своим соперникам!
– Почему вы так говорите?
– Потому, что всякому мужчине мучительно одновременно столь безнадежное и столь отчаянное вожделение.
– Отчего же безнадежное?
Руднев удивленно поднял брови.
– Ваш фамильяр давеча уверял, что пифия, чтобы не потерять свой дар, обязана хранить целомудрие и верность оракулу.
– Иннокентий Федорович слишком буквально воспринимает некоторые вещи…
– Вот как?.. – произнес Дмитрий Николаевич, неотрывно глядя ей в глаза. – Сударыня, мое естество принуждает меня толковать ваши слова слишком уж однозначно. И если у вас нет намерения, которое бы было для меня невыразимо желанным и крайне лестным, не искушайте меня. Ваш… олимпийский… образ и без того будоражит меня сверх всякой меры.
В глазах пифии пробежала тень тщеславного удовольствия, но тут же лицо ее сделалось невинным и удивленным.
– Неужели мой облик смущает вас, Дмитрий Николаевич? На ваших картинах случаются куда как более откровенные женские образы.
– Я не сказал «смущает». Но вы не моя натурщица, и оставаться равнодушным к вашим чарам мне сложно… Зачем вы так откровенно дразните меня, мадмуазель?
Последние слова Руднев произнес уже абсолютно ровно и холодно.
Пифия остро сверкнула на своего собеседника глазами, а потом неожиданно зло рассмеялась.
– Затем, чтобы отомстить вам за ваше бессердечие.
– О чем вы?
– О вашем вопросе!
– Сожалею, если причинил вам страдание.
– Ничего вы не сожалеете! – гневно воскликнула пифия. – Не лгите! Ни тогда, ни сейчас вам дела нет до моих чувств! Вы явились лишь за тем, чтобы получить ответы на свои вопросы.
– Не стану спорить с вами, сударыня. Но у меня есть оправдание. Моя цель – найти убийцу вашей сестры. И потому позвольте мне продолжить расспросы. Что вам известно о случившемся? Где, по-вашему, может находиться няня вашей сестры? Что означает ваш ответ мне сегодня? И зачем вы придумали историю про перчатку?
Флора опустила глаза и снова принялась играть браслетами. Руднев терпеливо ждал. Наконец она вскинула голову и посмотрела на Дмитрия Николаевича с вызовом.
– Вы ведь не верите в оракула? Так? – спросила она.
– Нет, сударыня, – ровно ответил Руднев. – И более того, уверен, что и вы в него не верите. Вы умная женщина, прекрасно разбирающаяся в человеческой натуре, а кроме того, талантливая актриса. Этих качеств более чем достаточно, чтобы создать вполне убедительный образ пифии и разыгрывать сеансы предсказаний перед теми, кто сам желает быть обманутым. Я прав?
– Лишь отчасти, – качнула своей очаровательной головой Флора, и Дмитрию Николаевичу снова пришлось собирать волю в кулак, чтобы не сосредотачиваться на изящном изгибе ее шеи и не прослеживать взглядом легкое движение темного локона, соскользнувшего с плеча во впадину между высокими тугими грудями ворожеи.
– Сударыня, не пытайтесь морочить мне голову! Мне нужна правда!
Флора прикрыла глаза и насмешливым тоном произнесла:
– Я просто-таки представляю вас, Дмитрий Николаевич, рыцарем в белых доспехах, на щите которого начертано: «Je veux la vеritе!» (фр. Мне нужна правда!)
– У вас богатое воображение, сударыня! – парировал Руднев. – Но я прошу вас отвлечься от ваших фантазий и ответить.
– Мне нечего вам ответить, Дмитрий Николаевич! Я не знаю ответа ни на один из ваших вопросов, – пифия устало откинулась на подушки и смотрела на Руднева из-под густых темных ресниц.
– Мадмуазель, математическая статистика решительно возражает против подобных совпадений!
– Совпадения тут ни при чем, сударь! Неужели вы до сих пор не поняли?! Это были настоящие прорицания!
– Что?!
– Дмитрий Николаевич, вы во многом правы! Да, большая часть моих предсказаний – мистификация. Я просто понимаю по вопросам, что хотят услышать люди, и отвечаю сообразно. Но это не всегда так! Иногда оракул и впрямь вещает через мои уста!
Руднев с недоумением смотрел на пифию. Казалось, женщина сама верила в то, о чем говорила.
– Сударыня, – мягко произнес наконец Дмитрий Николаевич. – Вы хотите сказать, что, когда вы сегодня отвечали на мой вопрос, это был реальный ответ оракула? И про обожженную руку тоже вещал он?
– Да, господин Руднев. Именно это я и пытаюсь вам объяснить. Я настоящая пифия. И не важно, готовы вы в это поверить или нет…
Дмитрий Николаевич нахмурился.
– Я вижу, вы не хотите быть со мной откровенны, сударыня, – сказал он сухо и поднялся. – В таком случае нет смысла продолжать наш разговор. Честь имею откланяться, мадмуазель.
Руднев направился к двери, но не успел он сделать и десятка шагов, как за спиной его раздался шорох. Дмитрий Николаевич резко обернулся.
Мадмуазель Флора сидела абсолютно прямо. Лицо ее помертвело и застыло в какой-то необъяснимой пугающей гримасе. Невидящий взгляд широко распахнутых глаз пифии слепо шарил по комнате, пока не остановился на Рудневе. Ее рука, унизанная золотыми браслетами, поднялась в давешнем указующем жесте.
– Ты! – провозгласила пифия низким грудным голосом. – Задай свой вопрос!
От этого неживого голоса, а пуще от пронзительного взгляда, вперяющегося в него, у Дмитрия Николаевича холодок пробежал по спине и сердце забилось гулкими тяжелыми ударами.
– Задай свой вопрос, смертный! – повторила пифия.
– Прекратите этот спектакль, – тихо произнес Руднев.
Хотя он не на йоту не верил в реальность происходящего, в горле его отчего-то пересохло.
– Задай вопрос! – настаивал грудной голос. – Тебе не уйти от ответа!
Дмитрий Николаевич чувствовал себя раздосадованным на нелепую комедию, что разыгрывала перед ним Флора, а еще более на то, что на несколько секунд поддался на эту игру и испугался.
– Прощайте, сударыня, – сердито бросил он и снова повернулся к двери.