Он задумчиво вытащил пончик из корзинки. Корзинку Герман целый день таскал с собой по пляжу, предлагая выпечку «бздыхам»-отдыхающим. Пара-тройка оставшихся после трудового дня пончиков ещё болталась где-то на дне. Яська сглотнула слюну: пончики, хоть и испечённые с утра, даже к концу жаркого дня не потеряли товарный вид. Василий Степанович, дальний родственник Германа, приспособивший парня к своему бизнесу, был знатный кулинар.
Яська уже протянула руку за пончиком, как горло опять сжала судорога.
– Теперь я измучаюсь, как Тантал, от голода и жажды, – печально произнесла она. – Окружённая пончиками и лимонадом.
Кивнула на запотевший кувшин, который Ларик только что достал из холодильника.
– Скоро пройдёт, – ободряюще кивнул Гера, и сладкая нежная пудра полетела в сторону Яськи.
Она недовольно и демонстративно отряхнулась, но непробиваемый продавец пончиков этого не заметил:
– Этот дядька, который теперь покойник, он же не из наших?
Надкусанный пончик устремился по направлению к Тумбиному блестящему носу, который уже несколько минут красноречиво дёргался. Пёс не просил, но явно намекал. Схватил плюшку прямо в полёте.
Гера никогда не мог отказать Тумбе.
– Насколько я понял, – сказал он, отряхивая жирные пальцы, – его в санаторий пригласил кто-то из начальства поработать на лето.
– Ольга в декрет ушла, – кивнул Ларик. – Прежний диетолог. Она в нашей школе старше меня на три класса училась.
– И что?
– Клиентов мне раньше подгоняла.
– Диетолог?! – Яська не могла понять эту южную «поруку» аборигенов.
– Ну да. Девчонки у неё на приёме разоткровенничаются, подружками станут, о красоте разговоры зайдут. Она им: «Тату, конечно, это на любителя, но, если очень уж невмочь, есть надёжный специалист». И мои координаты давала. Только её «девочки» не входили, честно говоря, в число моих любимых клиентов.
– Почему? – удивился Гера.
– Девушки на диете капризны и непредсказуемы.
– Вот это да! – Яська пришла в полный восторг, – если уж не девушки на диете, то кто тогда твои любимые клиенты? Очень любопытно…
– Конечно же, десантура!
– Парашютики и летучие мышки? – засмеялся Гера.
Тумба, дожевавший пончик, приподнял лохматую голову и пару раз буркнул что-то простуженным басом.
– Ага, – Ларик зажмурил свои белёсые глаза и не то чтобы расхохотался, но стал утробно ухать. – Те, что через несколько лет превращаются в расползшихся медуз. Они автоматически попадают в ковровые.
– В какие? – не поняла Яська.
– CoverUP. С английского «прятать», – пояснил Ларик. – Перекрытие старого рисунка новым. Некоторые мастера настаивают на том, что нужно перекрывать полностью новым рисунком, и дерут цену в два раза выше. Я же просто стараюсь облагородить это расползшееся пятно. Странно и необъяснимо, но такие переделки доставляют мне особое удовольствие.
– Вот что ненавижу больше всего на свете, – возразила Яська, – так это переделывать. Легче начать сначала.
– Наверное, – задумался Ларик, – это своеобразное ощущение доминирования. Кредо альфа-самца: позиция, когда ты сверху. Над ситуацией.
По Яське стало очень заметно, что она всё ещё не уловила ход его мысли. Ларик вздохнул и расширил пояснение:
– Кто-то оказался плох, ты приходишь на место лузера и показываешь класс. В сравнении с жопоруким неудачником, выглядишь гением. На самом деле подняться на унижении кого-то гораздо легче, чем создавая что-то новое.
– Почему?
– Про новое сложно сразу сказать, плохо это или хорошо. Нет аналогов. А людям всегда нужны аналоги. Чтобы кто-то провозгласил: «О, гораздо лучше, чем было!». И все вокруг подтвердили. Это даёт гарантию, что не будешь выглядеть дураком. И снимает ответственность.
И тут на лице Ларика появилось выражение, которое друзья прекрасно знали и несколько опасались. Как только прозрачный его взгляд наливался тёмно-серым блеском, это означало, что сейчас мастер тату сядет на своего любимого конька, и вечер сразу станет длинным.
– Кстати, – и в самом деле произнёс Ларик, сверкнув вдруг ожившими глазами. – Честер Ли, дизайнер из Сингапура, просто закрашивает весь участок тела с ненужной татуировкой черными чернилами. Это называется «blackout», что буквально означает «затемнение».
– И что? – тоскливо спросила Яська.
– Ничего. Кусок кожи клиента после процедуры выглядит просто закрашенным черной краской.
– А смысл? – Яська не могла представить, что кому-то понравится ходить с черным пятном на руке. Или на ноге. Или с плечами-«чёрными квадратами» Малевича.
Ларик пожал плечами.
– Многим нравится.
– Блэкаут, – повторила Яська.
Скрывать совсем или прятать. Блэкаут или коверап… В чём принципиальная разница?
Мастер вдруг резко повернулся в её сторону.
– А давай мы тебе наколем что-нибудь символическое?
– Ты же мне колол уже, – девушка вытянула худую длинную ногу. На щиколотке, чуть выше стоптанной бежевой балетки сорок второго размера, била крыльями крошечная цветная бабочка.
– Тю, – свистнул Гера, – это ж разве татуировка? Её у тебя совсем не видно.
– Идите вы, – Яська поджала к себе ногу. – Я, может, в манекенщицы пойду. И куда тогда ваши тату дену?
– Есть предложения? – недоверчиво спросил Гера.
Она молча, но гордо кивнула.
– Ты из-за этого из института ушла? – Ларик посмотрел на неё внимательно.
– С этим сложно, – Яська бросила вуз два года назад, но всем говорила, что взяла академический отпуск.
– У тебя на подиуме не получится, – авторитетно заявил Гера.
– Это почему же?