Темные воды

– Это холодильник. Вы, наверное, не видели раньше. Ольга Валентиновна нам купила. Очень удобно, ничего не портится.

Сергей оглянулся – в дверях стояла тоненькая девушка в черной юбке и белой блузочке. Темные волосы зачесаны назад и скручены, как он потом увидел, в старомодный пучок.

– Здравствуйте, Сергей Валентинович.

– Здравствуйте! А вы кто?

– Я Лиза. Вас покормить?

– Да, пожалуйста! А где мама?

– Тетя Катя на рынок пошла. Просила меня за вами поухаживать, если встанете. Ольга Валентиновна сказала, что вы сегодня должны подняться. Она звонила недавно, скоро подъедет.

Девушка говорила спокойным тихим голосом и неторопливо готовила омлет, время от времени поглядывая на Сергея и улыбаясь. Он завороженно смотрел, как она разбивает яйца, взбивает их веничком, подливает молока…

– Простите, я так и не понял, кто вы.

– Лиза Беседина, ваша троюродная сестра. Или четвероюродная? Мы в Ленинграде жили до войны. Я-то этого не помню, конечно, в тридцать восьмом году родилась. Бабушка меня, трехлетнюю, в Крым повезла, здоровье поправить, как она говорила. А тут война началась. Мы стали обратно пробиваться. До Ленинграда так и не доехали, только до Москвы. Екатерина Леонтьевна нас пригрела, и в эвакуацию мы с ней отправились. Папа в сорок втором погиб, а мама… Мама блокаду не пережила. Бабушка три года назад умерла. А я тут прижилась.

Лиза подала Сергею тарелку с совершенно необыкновенным омлетом – она как-то ловко сложила его пополам, так что внутри под нежной золотистой корочкой оказался полужидкий желток. Потом поставила на стол кружку, из которой поднимался ароматный пар:

– Еште на здоровье!

– А это что?

– Какао. Я немножко корицы добавила, для аромата.

– Как в детстве… Очень вкусно. Спасибо!

Лиза присела напротив и смотрела, как он ест, обжигаясь от нетерпения. Сергей смущенно улыбнулся.

– У вас усы! – сказала Лиза, рассмеявшись. – От какао.

Он вытер рот салфеткой, подумав, что надо бы и правда усы отпустить – беззубый рот прикрыть.

– Лиза, а вы чем занимаетесь?

– Учусь. В педагогическом. Географию буду преподавать.

– А сегодня что ж? Прогуливаете? Или воскресенье?

– Сегодня среда. Так что прогуливаю.

– Нехорошо.

– Нехорошо, – согласилась Лиза.

«В тридцать восьмом родилась… Значит, ей двадцать», – думал Сергей. Надо же, только что он вспоминал свои двадцать лет, разглядывая фотографию. «А что я делал в тридцать восьмом? Как раз был в Ленинграде! Точно!»

Он нахмурился:

– Как вашего отца звали, вы сказали?

– Да я и не говорила. Петр Прохорович Беседин, а мама – Надежда Львовна.

– Петя! Петя Беседин! Господи! Так вы же Лиза!

– Ну да. Я вам сразу так и сказала.

– Так значит, Петя погиб… И Наденька… Лиза, я же вас помню! Я вас на руках держал. Я как раз тогда жил у вас. Года полтора, наверно, прожил…

– Правда?! Значит, вы знали маму и папу?! Расскажете, какие они были?

Сергей вспомнил тот безумный день, когда Петя ввалился домой и завопил, как сумасшедший: «Дочь! У меня дочь родилась! Ты представляешь, Седой?! Наденька девочку родила! Пятьдесят два сантиметра, два кило семьсот!» И они радостно напились, а на следующий день помчались к роддому, куда их, конечно же, не пустили. Они два часа орали под окнами, пока в окне не показалась бледненькая, но счастливая Надя. Когда Сергей последний раз видел Лизу, она пыталась ходить, делала пару шагов, потом толстенький задок перевешивал, и она шлепалась на пол, изумленно тараща глаза, но не плакала, а быстро переворачивалась и ползла на четвереньках. И вот теперь Лиза сидела перед Сергеем как живое олицетворение прошедшего времени: двадцать лет минуло. Двадцать лет, семнадцать из которых он провел на войне, в лагерях и на поселении! За это время крошечный младенец вырос и превратился во взрослую симпатичную девушку.

– Сергей Валентинович, вам плохо? – Голосок Лизы звучал встревоженно.

Сергея действительно замутило, так чудовищно жалко стало себя, свою нелепую, бездарно прожитую жизнь. «Что это я?! – Сергей попытался встряхнуться. – Почему прожитую?! Мне же всего сорок три! Впереди еще как минимум лет двадцать, а то и тридцать для того, чтобы наверстать упущенное». Но сколько он себя не уговаривал, странное чувство обреченности не проходило. Он не умел заглядывать в будущее, у Ольги это получалось лучше. Да, честно говоря, и не пытался, всегда стараясь жить сегодняшним днем. А там, откуда он вернулся, счет шел не на дни, а на часы да минуты. Все хорошо, он выжил, выбрался. Он дома. Но почему вдруг стало так страшно? Словно открылась дверь грядущего и оттуда потянуло стужей, как из этого холодильного шкафа. Могильной стужей.

– Ничего, Лиза, – сказал он, улыбнувшись: – Ничего. Все в порядке.

И тут явилась Ольга. Сергей с удовольствием разглядывал сестру: яркая блондинка с живым и свежим лицом, умело подкрашенная, дорого и модно одетая, уверенная в себе – в общем, роскошная женщина. Она тут же засуетилась: расцеловала брата с Лизой, выложила на стол кучу всякой снеди и наконец уселась сама – все это не умолкая ни на минуту:

– Ну, как вы тут, дети мои? Смотрю, ты слегка оклемался, да? Ой, я тоже хочу какао! Лиза, котик, там еще осталось? Налей мне, пожалуйста. И открой вон ту баночку. Масло есть? Сереж, будешь? Давай, тебе надо.

Ольга ловко отрезала несколько ломтей от батона, намазала маслом и щедро навалила сверху черной икры из открытой баночки, которая тут же опустела:

– На, ешь. Лиза, возьми. А это мне.

Она впилась ровными белыми зубами в бутерброд, потом отпила какао.

– Ммм, вкусно!

Сергей с улыбкой смотрел на сестру: «Горошинка! Совсем не изменилась. Чуть располнела, но ни капли не постарела. Нервничает, конечно. Переживает. От этого и болтает столько, и су-етится». Ольга допила какао, подкрасила губы и сказала:

– И что ты сидишь? Давай-давай, собирайся, и мы побежим. У меня на тебя большие планы.

– Какие еще планы?

– Разные. Во-первых, хочу показать тебя врачам. Для начала терапевт посмотрит, и к зубному заедем…

– К зубному!

– А что, ты хочешь вот так, как старик, шамкать?! Не бойся, у меня хороший протезист есть. Еще надо приодеть тебя. К Эрлиху заглянем, пусть мерки снимет. Мой Тарасевич только у него костюмы и шьет. А потом в ресторан, да? В «Метрополь» или «Арагви»! Или в ВТО?

– Оль, уймись. Какой Эрлих, какой ресторан? У меня сил на все это нет.

– Не выдумывай. Я на машине, так что ничего с тобой не случится. Ты едешь себе, в окошко смотришь, а я тебя везу. Давай, не сиди зря! Время идет.