Небо молчаливое
«Но вам вероятно не дадут. Какая жалость», – этого Эмма не сказала, она не хотела нарываться, она хотела выгнать полицейского, а лучше столкнуть пинком прямо в Вернские облака.
– Кесаев самолюбив и горд до жути. Вам нужен такой капитан, госпожа?
– Самолюбивее меня? – Эмма встала. – Не думаю. – Она покачала головой, и шаль соскользнула с её левого плеча. – Выметайтесь отсюда, – отрезала она. Ведьма ведьмой. Он хотел было что-то сказать: открыл рот, нахмурил брови. – Вон!
– Зачем так грубо?
– Затем, что занимаете моё время без толку, – Эмма выложила колоду на стол, коснулась лотка с благовониями, поиграла пальцами, зачерпнула горстку и бросила в лампу. – Прощайте, – процедила она, подула в лампу. Полицейский выжидающе смотрел на неё. – Прощайте, – повторила Эмма. – Не занимайте клиентский стул.
– До свидания, – он резко встал, – госпожа.
Эмму трясло, она спрятала руки под стол, вдохнула глубоко, выдохнула, вдохнула и снова, и снова. Её мутило. Вдохнула и выдохнула. Вдохнула. Браслетик услужливо вспыхнул. «Фет, – быстро напечатала Эмма, – выпроводи полицейского». Вдохнуть. Эмма поправила шаль. До конца «смены» ещё пять квирентов, в лучшем случае три. Можно попросить Луи закончить. Он отоврётся, но деньги… Эмма вытерпит. Она встала, плеснула в чашку остывшего кипятка и выпила – не полегчало.
– Следующий, – крикнула Эмма в коридор. Три, ну или пять, не так и много. Не так и много. Тем более здесь она оказалась сильней. «Боги, – прошептала она, сминая, юбку, – боги». – Добрый день! – сказала громко, и вошедшая женщина счастливо улыбнулась ей.
IV
Впереди мелькнул бритый её же рукой капитанский затылок. «Кэп», – шепнула Эмма. Она только-только отстояла его перед… Она только-только послала его к чёрту, сбежала из бара, напилась перед сеансами, наобнималась с собакой Людвига.
«Нет, я туда не пойду», – прошептала Эмма, ей нужно было убедить себя, остановить себя. А может и не прошептала, а подумала, только губы беззвучно… Если сейчас подойти? Эмма чувствовала, что от неё пахнет абсентом, собакой, пиратским одеколоном, тревогой и даже дым от благовоний этого не перебьёт.
Он погладил ручку, дверь отъехала. «Так и буду стоять?», – подумала Эмма, пытаясь нащупать, чего в ней больше обиды или… Он скинул рубаху, остался в серой футболке, кажется докторской, такие пачками покупал Фет. На докторе они висели, на Константине… нет. Взлохматил волосы, исчез. Пора идти. Вернулся. Переставил сумку на стул. Ну и сколько можно стоять? Два шага между движением и дверью. Хочешь, чтобы заметил? Свет падал косо, и казалось его комната золотится изнутри.
Небо вильнуло в сторону и можно было упасть, а можно было… Под языком сухо и гадко. Пить полынное, глотать горькое и заедать воздухом тоже горькими и тоже сухим. «Я не могу», – решила Эмма. Но Небо снова качнулось в сторону. Да что такое?! И захотелось крикнуть злое в рацию. Кто-то там в рубке? Руки совсем из задницы? В рубке Фет.
Эмма потрогала рацию, а потом вдохнула как для нырка и проскочила дверь. На середине коридора её нагнал Луи. Эмма неловко запнулась о собственную ногу, хотела в буфет нырнуть, но это совсем глупости. От Луи то зачем прятаться? Эмма ведь даже рада его видеть, просто сил разговаривать нет.
– Я… – прошептала она, быстро пятясь к ближайшей двери. На языке созрела ложь. Но Эмма проглотила её , приказав ногам остановиться, те не послушали. – Ты что-то хотел? – выдавила она почти бодро.
– Нет, – мотнул головой Луи. – То есть… я потом! Не нужно избегать меня, Эмм. Ты скажи и я отвалю, – обезоруживающе улыбнулся Луи. – Я не обижусь, честно.
– М-м… – протянула она, всё же замедлив шаг. – Д-да?
Луи закивал, а Эмме сделалось так стыдно, что проще сразу провалиться в облака.
– Но я вот что хотел, – Луи потрогал пучок на голове, – к тебе ж полицейский заглядывал, да? – Эмма кивнула, полицейского они оба видели. Полицейский Луи даже заплатил. Глупо отрицать его существование. Лучше отрицать капитана. – Чего ему нужно?
– Сказал, что поговорить. Пришёл, уселся…
– А куда мы так быстро идём? – спросил Луи.
– Наверно ко мне. – Эмма не знала, она шагала, потому что не могла сидеть и стоять тоже не могла. – А потом он предложил мне сдать Константина, вместо сеанса таро.
– Кэпа?! – возмутился Луи. – И ты?..
– Послала его, – Эмма равнодушно пожала плечами, – а деньги оставила.
– Правильно, – Луи уважительно прыснул.
Эмма зашла в каюту, Луи тоже зашёл. Эмма выдернула шпильку, сняла кольца, браслеты и дырчатый свитер, оставшись в футболке. А футболка Дэвида. Серьёзно что ли? Она сняла и футболку, и оказалась голая по пояс, а сзади Луи. Эмма взвыла, но ни звука не вышло. Благо, на кровати валялась какая-то кофта.
– Я Людвига видела, – сказала она, одевшись, будто так и было задумано. Луи, кажется, совсем не смутился. – Он собаку завёл.
– Собаку? – удивился он. – П-правда? Настоящую?
– Настоящую. Большую. Мне до пояса, наверное. Зовут Ниобате, – зачем-то добавила Эмма.
– Как ниобий что ли?
– Похоже, – улыбнулась Эмма.
– Не знал, что он химик! – усмехнулся Луи. – Эмм, на Верне ведь нет собак.
– Теперь есть. Ему привезли её из Старого мира. Из Полиса.
– Ого! – глаза Луи ещё больше округлились. – У меня тоже собака была, – добавил он печально.
Эмма кивнула.
– И у меня.
И эта общая память о собаках, и эта маленькая каюта… Не заправленная кофта… Эмма чувствовала, что мысли совсем расплылись, и лицо Луи стало размытым, возможно нужно было включить свет.
– А как там наш капитан?
Нужно, наверно, выйти отсюда или отправить его.
– Спокойно как вода в стакане, – отрапортовал Луи. Она немного запуталась, кто был в рубке на взлете, и кто сейчас, но сейчас точно Фет, потому что этот в каюте.
«Хорошо у него всё, значит», – мрачно рассудила Эмма и, широко зевнув, спросила:
– Почему в стакане? – она быстро и дёргано заправила кофту и вышла в коридор.
– Ну там вода тихонько стоит. Без колебаний.
Настроение у неё было так себе, хотелось плакать и ещё больше надраться, можно поработать немного. Луи шагал рядом.
– А как же тепловые колебания атомов в решётке?
– Ну если… и их не видно. Подожди, какая у воды кристаллическая решётка? Она же жидкость.
– Атомы там все равно есть, – Эмма зачем-то продолжала спорить. Хотя ей было так плевать!
– Есть, – Луи бодро шагал в сторону лаборатории. Надеется поработать. Боги, Эмме бы просто сейчас рухнуть в кровать, и если не спать, то хотя бы поплакать.
– В решётке стакана.
А стакан стеклянный, а стекло не кристалл, и структура у него не кристаллическая, без дальнего порядка. К чёрту. Эмма тряхнула головой.
В лаборатории за её столом, на её кресле сидел Константин. Сидел развалившись, точно на троне, точно ему тут и надо сидеть.
– Выметайся, – прошипела Эмма, но получилось тихо и жалко.
– Эмм? – Луи глянул на неё испуганно и удивлено. – Ты чего?
– Ничего. – Она зажмурилась. Что ей теперь делать? Что ей чёрт побери делать? – Давай лучше завтра? Прости, – добавила она совсем тихо, глядя на Луи, пятясь к двери.
Тот ободряюще улыбнулся. Капитан… на капитана она смотреть боялась.
– Без проблем. Я… можно мне… – он указал на компьютер.
– Да, – не думая, согласилась Эмма. Ей бы выйти, просто убраться отсюда.
– Ступай за штурвал, – скомандовал Константин. И вышло очень громко, и вышло очень страшно. И Луи и Эмма недоуменно уставились на него, но Эмма сердито, а Луи обиженно, как ребёнок, которого отправили в постель раньше обычного.
– Кэп? Ты чего?
– Фета пора сменить. И ты лучше всех лавируешь в бури.
– Да, кэп.
И Луи кивнул, и Луи ушёл, и дверь закрылась за ним, и в лаборатории стало пусто и звонко, и очень вязко, и страшно. И выйти нужно было Эмме. Ей очень нужно было. Правда! Но вышел Луи, и дверь закрылась, и воздух сделался желтым от ламп, и тугим и сухим, очень сложно таким дышать. И тогда Константин спросил:
– Поговорим?
Эмма на это мотнула головой.
– Поговорим, – сказал он утвердительно.
Она едва могла стоять и вдыхать этот сухой несъедобный от света и цвета, и страха воздух.
– Что ты от меня хочешь? – прошептала она.
– Что я от тебя хочу? – он устал. Звучал устало. И не было ни издёвки, ни злости. Но всё равно страшно. Старая привычка бояться. Спасибо Эва, спасибо Дэвид. Эмма пятилась к двери. Эмма вдохнула и заставила себя остановиться. – Боже, Эмм! Я не… Не хочу, чтобы ты меня боялась. Я неплохой, правда.
– Знаю. – Она опустила голову. Неплохой, что бы ни говорил сегодняшний господин, что бы он сам ни говорил в баре.
– Эмм, посмотри на меня, – попросил он. – Когда ты так… мне кажется, кажется, что ты исчезаешь куда-то, не хочешь видеть меня. Если не хочешь – скажи, хорошо?
– Хочу, – она зажмурилась, потому что в носу защипало, потому что это совсем невозможно теперь.
– Тогда… – он встал и шумно выдохнул. – Почему это так сложно? – Эмма не знала, она всё ещё стояла, прижавшись лопатками к стене. – Я, правда, не хотел тебя обижать. И я плохо понимаю как надо.
– Я тоже. Давай просто… давай… Я не знаю.
– Всё нормально, – он улыбнулся. – Можно я тебя обниму?
Эмма кивнула, но лучше, конечно, было б сказать.
Он тоже кивнул.
– Я сегодня, – Константин подошёл ближе, – Небо у законника отстоял.
– А я тебя, – призналась Эмма.
– Правда?
Константин, наконец, приблизился настолько… приблизился и обнял.
– Тебе решать, а не ему или кому-то, – прошептала Эмма ему в плечо.
– Мне, – согласился Константин. – Ты такая… Эмм… Не уходи, пожалуйста. Не уходи, хорошо?
Почему он не злится, а просит остаться? Эва бы злилась, а Дэвид оставил.
– В облака? – прошептала Эмма, хотела пошутить, но вспомнила похороны Рогача. – Я… я больше не…
– Тш-ш. Эмм? Эмма?
Ну вот что он от неё хочет? Хорошо, хоть не видит лица, и не знает, что она плачет. Зачем вообще плакать? Всё что было, было давно. Всё, кто недолюбили, остались в старом городе Нового мира, вместе с лавандой, собакой, научной карьерой и их планами на её жизнь.
– Ничего. Не…
«Не докапывайся до меня, пожалуйста. И не жалей. Я не выдержу», – подумала Эмма. Она стала как Луи. Но разве довериться кому-то значит быть жалким? Может надо не выдержать хоть раз? Один раз. Чтобы больше не нести в себе эту ядовитую память об облаках.
– Ты не этого хотел, да? – Эмма подняла голову и усмехнулась. Слишком горько. Слишком жалко. Ну что поделать? И лицо красное.
– Я хотел с тобой побыть и всё. И не всегда, – Константин погладил её по голове, – тебе быть ведьмой, а мне капитаном. Не всегда.
– Я хочу собаку, – протянула Эмма. – Нет. Я хочу к моей собаке. И если ты сейчас скажешь, что…
– Хочешь, ничего не скажу?
Глава 12
загоны небесной механики
I
– Знаешь какое преступление самое тяжкое?
– Это ты к чему? – не понял Константин. Доктор смотрел как-то уж очень подозрительно. – Предлагаешь застрелить кого-нибудь?
– Это я к тому, что самое страшное что можно сделать в небе это не ответить на сигнал бедствия.
– А если подстава? Или ты сам в беде? Или просто ну… не вывезешь?
Фет многозначительно хмыкнул.
– Ты же герой. Не забыл? – доктор поднял бровь. Он издевается! – Первый спасать кинешься.
Издевался, но был прав. Отвечать Константину расхотелось.
– Они не подавали сигнал бедствия, – вставила Эмма. И всё трое обернулись к ней. – Может просто от бури уходят. Тут совсем близко. Ой, чёрт! – Эмме самой пришлось уворачиваться.
– Не пираты, нет? – очень нервно протянул Луи.
– Не знаю, – не оборачиваясь, ответила Эмма. – Камера совсем уже… – она вздохнула. – Надо новую.
– Не бойся, – Константин хлопнул Луи по плечу, поражаясь собственному оптимизму. Многовато стало пиратов в Вернских небесах. Луи вздрогнул. – Отобьёмся!
– Чем это? – скептично поинтересовался Фет.
– Кулаками, – отмахнулся Константин.
Корабль подплывал все ближе и ближе.
– Минуточку! – воскликнул Луи. Клацнул люк, и пацан провалился в «капитанский тайник». Константин и не подумал удивляться. Люк в рубке, в котором Луи хранит хлам, подумаешь! Что там должно быть на самом деле, никто уже не знал. Возможно, утробистый отсек в полтора метра глубиной был частью мудрёной или напротив недоработанной системы вентиляции, а может прежний капитан Молчаливого Неба хранил здесь нечто важное. На старых кораблях примерно в этом месте располагался чёрный ящик, на Небе с его ролью справлялась маленькая красная флэшка. Эмма как-то предложила хранить там ром, кажется, так поступал пиратский капитан, но с хваткой руки Луи «тайник» стал вместилищем всякого хлама, вполне возможно, ворованного.
С минуту поковырявшись, Луи вынырнул, держа в руках короткую кривую саблю с немыслимыми металлическими кружевами на эфесе. «Музейная что ли?» – подумал Константин.
– У нас есть абордажная сабля! – огласил Луи.
Фет очень строго и почти не сердито глянул на него, как бы спрашивая: ты серьёзно? «Видимо, да», – усмехнулся Константин про себя. Луи мгновенно сник, но спорить не стал – просто отвернулся к Эмме с Константином.
– Я больше по огнестрельному, – ответил тот.
Второй корабль тем временем отклонился влево, передав на Небо короткий сигнал, что у них всё хорошо, стыковаться не намерены. Эмма выдохнула.
– Вторых пташек я б не выдержала, – поделилась она полушепотом. – По вахтам, народ, – добавила куда громче. – Я тут справлюсь.
Экстренная ситуация перетекла в обычную смену и видеть их рядом ведьма не намерена. Константин почувствовал, как внутри нарастает обида. С чего бы? Да ясно с чего!
Фет вышел первым, одарив напоследок Луину саблю ворчливым: спрячь, где взял.
– Он думает, я настолько дурачок, что поранюсь, если просто возьму её в руки?! – возмутился Луи, когда шаги доктора стали потише. – Вот ещё! Да, я не умею фехтовать, как этот Людвиг, но! – фыркнул он.
– А Фет, кстати, умеет, – сказала Эмма, – не любит, правда. Он несколько лет с пиратами жил.
Луи поднял саблю, точно желая прирезать за это то ли пиратов, обучивших доктора, то ли его самого.
– А ты? – спросил он с болезненной горячностью. – Кэп?
Эмма почему-то отрицательно мотнула головой.
– Я с пиратами не жил, – усмехнулся Константин. Луи смотрел на него с такой надеждой, пришлось сдаться: – Умею, – он улыбнулся.
Глаза Луи блеснули, что два огонька, Эмма же скорчила неопределённую гримасу и отвернулась к дисплеям.
– Научишь? – Луи поддался к Константину всё с той же саблей наперевес.
– Научу, – капитан отшагнул назад. – Но сначала рукопашному. И убери эту штуку от моего лица. – Константин без особого труда отобрал дурацкую саблю. Разве ж это оружие?
Пока они рассматривали чужие корабли и сабли, Эммина смена закончилась, сама же ведьма, убедившись, что Небо идет ровно, исчезла. Константин и не слышал, как закрывалась дверь, не слышала, как она вставала. В кресле просто оказался Луи, точно всегда там и сидел. Константин всё ещё разглядывал саблю. Ему нужно было к ней.
– Уходишь, кэп? – почти разочарованно спросил Луи.
– А Эмма сейчас?..
– В лаборатории, – ответил он.
– Прости, что выгнал тебя вчера, – вздохнул Константин.
Луи лишь отмахнулся: забыли уже.
Правильно ли он поступил, отказавшись от… от Тирхи, от прокуратора, от отцовских планов? «От власти и могущества», – усмехнулся Константин. Вместо Эммы в лабораторном отсеке он нашёл Фета. Доктор мыл полы. Константин окликнул его и даже открыл рот, чтобы спросить, не видел ли тот Эмму, но вместо этого зачем-то сказал:
– У меня есть приглашение на бал колонистов. – Взять и выпалить эту горчущую правды, стыдливую. Что сразу не сказал? Почему не поделился со своей командой, а капитан? Не признался, что хочешь сбежать? Хотел.
– Что?
Швабра упала. Константин поднял швабру.
– Я говорил с одним поли… законником, – исправился Константин, доктор называл их так, а значит так и надо с ним говорить. Фет вцепился в швабру как в меч. Константин прокашлялся и очень легко, на одном дыхании, как стих в младшей школе рассказал все от пирата до прокуратора Тирхи. Доктор тоже прокашлялся, но отвечать не спешил.
– И что будешь делать? – наконец спросил доктор.
– Не знаю, – Константин вздохнул. Два месяца назад, или сколько там, он всё бы отдал за этот бал, за шанс сбежать. Вернуться. Было бы куда возвращаться. И потому сейчас, глядя на Фета, на швабру, на закрытые двери лабораторного отсека, за которыми нет Эммы, он ответил, ответил легко:– Думаю, на бал всё же надо сходить, – он улыбнулся и вздохнул. – Не пропадать же билету? А если честно, – Константин видел, что доктор злится, что шуточки про билеты его только бесят, – хочу прояснить эту херь до конца. Хочу знать какого черта мой прокуратор, погнал меня на Верну. Почему о его планах и видах на меня мне никто не сказал? И разве можно крутить людьми… Знаешь, я верил ему как отцу.
«Может даже и больше», – эта мысль испугала Константина.
– Прояснить хочешь, – процедил доктор.
Константин кивнул. Фет ждал от него чего-то другого. Ссоры.
– Ты ведь много с кем летал, – Константин едва не сказал «с пиратами», – лучше меня разбираешься в местных… – Интригах? Как оказалось, Константин в интригах вообще не разбирался. – Не подскажешь, что делать?
– Мне надо подумать, – холодно ответил доктор, но тут же чуть подобрел: – Я уже понадеялся, что у нас всё хорошо.
Константин виновато улыбнулся и, кажется, стал похож на Луи.
Эмму же он отыскал в её каюте посреди ещё больше бардака, чем был у неё обычно. Переступая порог, Константин попытался припомнить какая у него сейчас смена, потом попытался придумать предлог, но не смог и просто вошёл.
– Луи сказал, что ты в лаборатории.
– Я шла туда, но потом решила, – Эмма замолчала, окинула взглядом каюту, – выкинуть кое-что.
– Хочешь навести порядок?
– Хочу избавиться от… пока думаю про телескоп.
– У тебя есть телескоп? – удивился Константин. Совсем мальчишкой он просил у отца, но тот не подарил, не стал баловать и без того богатенького на игрушки сына. Глупая мечта посмотреть на звёзды сквозь дивные стекляшки до сих пор жила с ним, задвинутая в глубину сознания. – Дашь посмотреть?
Эмма как-то грустно улыбнулась. Неужели откажет?
– У нас их три. Два на орбите Верны, а с третьего ничего не видно. Понятия не имею, зачем Дэвид, – она нервно выдохнула это имя, спрятала руки в рукава, покачала головой, позволяя растрепавшимся волосам упасть на лицо. Удобно так, чуть повела голой и глаз не видно. – Зачем он взял телескоп. Атмосфера, – протянула она, – даже здесь в обитаемых облаках, такая плотная, что никаких звёзд не видно. Зачем взял, – повторила, – и почему оставил?
– Эмм? – попросил Константин. «Не прячься от меня», – не сказал. – К чёрту телескоп.
– Да нет… Хочешь, м-можно потрогать его, – она дёргано улыбнулась, – за Луи подсмотреть. Не знаю. Ещё изображения с орбитальных на компьютере есть.
– Давай. Знаешь, глупость конечно… Я в детстве хотел астрономом стать, правда потом решил, что капитан звёздного корабля интереснее.
– Почти получилось, – хмыкнула Эмма.
– Почти. Ну ладно. А те орбитальные… Зачем вам? Ты же вроде саму планету исследуешь, так?
– Так, – кивнула Эмма. – Лично я. Мы… нам… Нам нужно было выжать максимальное количество данных из этого сегмента… вселенной, чтобы найти жизнь в другом. Мы и м… прибор для спектрального анализа запустили. Ты знаешь, затмение позволяет узнать размер планеты, её орбиту. Таким образом можно классифицировать планеты, не видя их, отделить газовые гиганты от экзопланет. Экзо- – это такие, как наши. Во мне, кажется, просыпается лектор, – она мучительно улыбнулась.
– Знаю, – кивнул Константин. Это он где-то слышал. – А почему вы прилетели искать сюда?
– В этой солнечной системе нас не было тридцать пять лет. По твоему летоисчислению с учётом гравитационных искажений не меньше семидесяти, а может век. Мы давно потеряли связь с «колыбелью жизни».
– Колыбелью? – удивился Константин. – Ни разу такого не слышал.
– Ага. Мы же колония, которой совершенно случайно удалось избежать больших войн, разрухи и прочих радостей старого мира. В семнадцатом году мы потребовали независимость. В тридцать первом получили её. К сорок пятому по нашему времени всё о нас забыли. Ведь так?
– Так, – подтвердил Константин. До Верны он знать не знал о каких-то ещё мирах. Они ему просто были ни к чему. Герои борются за свою землю. У героев своих дел сполна.
– Данные больше века не обновлялись, как и ваше оборудование, по всей видимости. Одним полётом мы решили бы две задачи: собрали бы данные на Верне и запустили исследовательский модуль на орбите. Автономный.
– Вы ещё ищите эти экзопланеты?
– Мы ищем жизнь. Не может быть такого, что во всей обозримой вселенной мы были бы одни.
– Наверно. А если найдёте, что дальше?
– Не знаю, – Эмма легко пожала плечами, будто речь шла о завтраке, а не о деле всей её жизни. – Если хочешь посмотреть, пойдём.
Он кивнул и встал, выпутываясь из какой-то ткани, то ли кофты, то ли шали. Зачем ей столько одежды? На полу валялись тетради, в углу у шкафа тросточка Рогача. Кажется, он правильно запомнил имя. Эмма же всё смотрела куда-то вскользь, куда-то вглубь, точно видела параллельный поток событий, а потом резко встала, за ней потянулся путанный шлейф плед, футболки. Что-то упало, упало и покатилось, но ведьма не обернулась на звук.
– Мне наверно понадобиться большая коробка, – сказала она, натягивая ботинки на голые ноги. – Или две. Часть продать можно.
– Я поищу, – тут же нашёлся Константин. Что он ещё мог для неё сделать? Демонов, как оказалось, всё равно считать приходиться в одиночку. Но она не одна. Но разве ей это скажешь? – У нас ящики от продуктов остались.
Эмма кивнула. И они отправились в лабораторию, и Фета там уже не было, не было сил рассказывать о бале. Вчера объяснились же. Он толком ничего не стал рассказывать, а Эмма тем более. Впрочем успеется.
Она открыла ему фотографии и вывела их на второй монитор, и включила что-то своё.
Просто сидеть рядом уже хорошо. Такая малость! Нет, всё правильно. Наконец правильно. Эмма не обращала на него никакого внимания, укладывала какие-то цифры в длинные столбцы, вбивала формулы, ругалась одними губами. И было в этом что-то такое, что-то отчего он Верну был полюбить готов и прокуратору его козни простить. Он как бы читал и пил её душистый кофе в её лаборатории. Константин не глядя перелистнул страницу. Её темные волосы, заколотые на затылке двумя карандашами, давно растрепались, тяжёлые тёмные ниспадали на плечи, ни чёрные, но шоколадные. Шоколадные. Он должен непременно ей это сказать. Здорово ведь звучит! Эмма как раз замерла перед экраном, кивнула чему-то и вновь принялась печатать. Разве большое дело сказать?
II
– У тебя волосы такие красивые, точно горький шоколад.
– А?
Она не слушала.
– Это радар? Тот самый?
– Да. Не смотри пока не закончу. – Эмма сщёлкнула вкладку, и программа погасла. – Он пока неважно работает, сбоит – учится. Это нейросеть. А я не программист. Я физик. Но каждый физик немного кодит. Я много говорю? – она тряхнула головой, чтобы волосы упали и спрятали лицо, глаза спрятали. – Прости.
– Ты? – удивился Константин. – Ты не много говоришь, – он улыбнулся и попросил: – Рассказывай.
– Д-да, – она кивнула. Как на экзамене. Преподавательский стол, рядом Рогач. Рассказывайте, Эмма, рассказывайте. Она тряхнула головой ещё раз, теперь чтобы согнать непрощенный образ горький и колкий. Это было давно. Бакалавриат был давно. И в кабинетах тех давно сменили обои и мебель. – Я отвыкла оттого, что меня слушают, – сказала она, точно винясь, и тут же поправилась: – если не сеанс или не Луи. Но то другое. Платный балаган.
– Эмм, – протянул Константин, кажется, он перенял эту манеру у Луи. – Всё хорошо.
Банальные фразы-маяки то ли держат, то ли мусор. Но лучше пусть держат. Что-то же должно держать? Эмма невольно подалась в его сторону. Ей было неловко и тело сделалось неудобным. Хотелось спрятаться куда-нибудь и отойти, она заставила себя сидеть. Хватит бегать, небо большое да не бесконечное. Попробуй говорить.
– Я… – вышло плохо, – я чувствую, – уже лучше. Ты чувствуешь. Ты чувствуешь что? – чувствую себя зверьком каким-то бестолковым, надломанной фарфоровой фигуркой. Я словно напрочь разучилась говорить. А может не умела? Притворялась только. Всю жизнь притворялась, чтобы влиться, похожей быть если не на сестру, то хотя бы на Дэвида. – Эмма спешно заткнулась. Это много. Это слишком много. Столько нытья не выдержит и Фет. Он не поймёт. Ему такое… Зачем оно вообще кому-то? – Тебе, наверно, такое странно.
