Испить чашу до дна

– Да какие проблемы? Я б за деньги и от нечего делать волоски бы пересчитывал на головах приятелей бедной девочки. Был бы толк.

– Толк, разумеется, будет у тебя, – скромно заметил Сергей. – Никто не сомневается.

– Да, у меня. Я расколю этого паренька за три минуты, и он расскажет, что поцеловался с другой девочкой. И это окажется причиной суицида.

– Ну это так это, – подытожил Сергей. – Никто ж не спорит. Я объяснил: возьму на всякий случай. Знаешь, как бывает… Вдруг это такой ходок, садист, психологический вампир, что еще кто-то себе петлю уже мылит.

– За психологический вампиризм не сажают. Его хрен докажешь. У «ходока», как ты выражаешься, весь вампиризм может выражаться в прищуре левого глаза. А жертвы – уже готовы. Для «доведения до самоубийства» нужны конкретные факты и улики.

– Поэтому ты вампиризмом и не будешь заниматься. А я… Вдруг его обломаю. Мой клиент хочет знать.

– Не вздумай посеять в нем идею самосуда и пиши расписку, что взял вещдоки.

Сергей и Александр Васильевич вышли из управления, покурили, прежде чем разойтись по машинам.

– Сережа, ты понимаешь, что виновным в этой гибели может оказаться как раз твой клиент? Что бы ты ни узнал из разговоров девочки, любая ссора с мальчиком могла возникнуть из-за ее стрессового состояния. Я к тому, чтобы ты ничего не подгонял…

– А я что, тот, кто подгоняет? Я допускаю то, о чем вы говорите, очень сильно допускаю. Есть совпадение по времени… Хотя, не знаю, можно ли говорить о совпадении. Несколько месяцев прошло с тех пор, как Илья оставил семью. Почему это случилось только сейчас?

– Это вообще не вопрос. Она могла с собой бороться. Она могла надеяться, что отчим вернется. Я смотрел сейчас на него, слушал. Как он говорил о дочери, как обращался с бывшей женой. Таких отцов и мужей не забывают через пару месяцев. Он несколько лет воспитывал этих детей. Старшая девочка наверняка видела в нем идеал мужчины, верила в то, что он ее любит. Дети не переносят предательства, вот в чем дело. Я это видел столько раз.

– Трудная семья, честно вам скажу, – пожаловался Сергей. – Они все – не обычные, не средние люди… Так любят, что все предают друг друга и мучаются. Я хочу узнать, почему не захотела жить эта девочка. Сам хочу знать. Мне кажется, Илья примет любую правду.

Глава 16

Ольга вошла в театр, стараясь ничем не выдать свое необычно приподнятое настроение. Она была суеверна, а зависть – это воздух театра. Наверняка ее судьба актрисы складывалась бы успешнее, если бы ей не мстили за тот яркий успех. Она неторопливо шла к общей гримерке, здоровалась, смиренно принимала небрежные кивки в ответ. Но не пошла к себе. Решительно направилась к уютному закутку, где находилась гримерка ее величества Назаровой. Та всегда прибывала раньше всех. Ольга решительно постучала.

– Чего надо? – раздался скрипучий голос Нины Глебовны. Таким она говорила только с коллегами. На сцене ее голос был глубоким и богато окрашенным.

– Можно? – приоткрыла Ольга дверь. – Я на минутку, вопрос хотела задать. Не помешала?

– Мне никто не может помешать, – ответила Назарова. – Если тебе не мешает то, что я собираюсь снять теплые штаны… Заходи. Понимаешь, поясница. Я ее берегу, как святыню. А внучатая племянница мне говорит: «Тетя, я в шоке от твоих панталонов. Такие, наверное, носили в восемнадцатом веке. Это валенки какие-то или тулупы, а не штаны».

– Если она имеет в виду нижнее белье, то, мне кажется, в восемнадцатом веке его вообще не носили.

– Думаешь? Но она имела в виду то, что я жила в восемнадцатом веке и накупила тогда этих штанов-тулупов. Вот в чем смысл.

– И чем дело кончилось? – уже заинтересованно спросила Ольга.

– Она купила мне термобелье. Бриджи. Смотри, – Назарова подняла юбку и продемонстрировала данный предмет туалета. – Я так смеялась…

– Почему?

– Они меня возбуждают, – небрежно сказала актриса и опустила юбку. – Говори свой вопрос. Я забыла фамилию типа, которого должна пять раз называть по фамилии в первом монологе. Тебе не кажется, что автор пьесы – полный идиот? Ладно, не отвлекайся, а то я не успею прочитать: все ж таки склероз…

– Нина Глебовна, я насчет нашего разговора в буфете, помните?

– Я пошутила насчет склероза. Я все помню.

– Так вот. Почему вы сказали, что муж должен быть тупой? Потому что умные много разговаривают. Бывает ведь и наоборот. Или вы так не считаете?

– Детка, конечно, бывает! Я даже допускаю, что они все разговаривают, именно это меня и не устраивало. Я просто брякнула тогда. Слушай, а что? У тебя кто-то появился? Ты побежала и сразу кого-то подцепила, как я тебя учила?

– Почти. Просто у меня есть человек. Он умный и совсем не разговорчивый. Он, кажется, хочет на мне жениться. Даже квартиру вроде купил…

– Да ты что! Хватай его за язык, за руки, ну и за все остальное и беги, штампуй! Сразу зарегистрируйся в этой квартире. Или что-то не так?

– Он еще женат.

– Вот скотина. Скажи: пусть срочно разводится.

– Я как-то не умею давить.

– Надо научиться. Иначе давить будут тебя. Как блоху. А хочешь, я с ним поговорю?

Ольга посмотрела на лицо примы в демоническом гриме и робко сказала:

– Спасибо. Я лучше сама. Можно, я буду с вами иногда советоваться?

– Ты должна со мной советоваться постоянно, – заявила Назарова сценическим голосом. Она уже была в роли.

Ольга благодарно и радостно кивнула и побежала к себе. Но опять затормозила перед входом в общую гримерку. То, что произошло, было слишком значительным, они сразу поймут, завидущие соседки по зеркалам. Ольга решила сходить в холл и купить в киоске свежий журнал. Давно не читала пеструю прессу, которая пиарит вовсе не тех, кто этого заслуживает. Она выбрала тонкий журнал с не самой вызывающей обложкой. У Ольги был вкус, который ей пока не пригодился, как и другие достоинства. Это не имело применения. Но сейчас она четко сформулировала для себя: большинство глянцевых журналов агрессивно навязывают каких-то людей, будто товар со скрытым дефектом или истекающим сроком годности. Если у Ольги вдруг все начнет налаживаться, если это коснется и профессии, она будет очень избирательна к предложениям газет и журналов. Она даже на секунду представила себя, строго критикующую материал, принесенный ей на согласование.

– Извините, – раздался рядом незнакомый голос. – Можно с вами поговорить? Совсем недолго.

Ольга в изумлении оглянулась и увидела женщину в черном пальто, с черным шарфом на голове, в больших темных очках.

– Вы мне? Я вас не знаю.

– Я представлюсь. Только давайте отойдем в сторонку.

Ольга, пожав плечами, пошла за дамой в угол, который у них гордо назывался зимним садом. На самом деле это были три пыльные пальмы в кадушках. Как-то мало эта женщина походила на восторженную фанатку.

– Слушаю вас, – сказала Ольга.

– Меня зовут Анна Ивановна. Фамилия – Осипова. Думаю, вы уже поняли, Ольга. Я – жена Виктора.

– Очень приятно, – проговорила Ветрова похолодевшими губами.

– Сомневаюсь, что вам приятно, но что поделаешь. Понимаю, что у вас мало времени, поэтому постараюсь кратко. Виктор сообщил мне, что решил жить с вами. Сказал, что вы – актриса, назвал фамилию, так я вас и нашла. Вопрос такой: давно вы полюбили моего мужа?

– Да… Несколько лет. Мы познакомились на капустнике. Меня пригласили там выступить…

– Понятно. А мы женаты двадцать шесть лет. У нас было двое детей, счастье, несчастье, охлаждение, сближение… Возможно, он кем-то увлекался и раньше, не знаю. Но еще никто этим не пользовался. И только вам пришло в голову воспользоваться нашим горем.

– Я не понимаю… О каком горе вы говорите?

– Вы не в курсе?! Он забыл сообщить любимой женщине, что недавно убили нашу дочь? В которой он, кстати, души не чаял.