Отпущение без грехов

Настя повернулась к выходу из зала и попала в ворох белых роз. Он был в руках Циклопа. От волнения она не сразу вспомнила, как его зовут на самом деле. Сначала ткнулась лбом в его широкое плечо, потом сказала:

– Александр Григорьевич, у меня нет слов, чтобы рассказать вам, как я вас люблю.

– Работай, Волошина, – смущенно сказал Циклоп. – В кино тебя не отпущу. Отвлеклась немножко, и хватит. Мне, кстати, очень понравилось.

Потом они пили шампанское в вестибюле, официантки разносили на тарелочках нарезанные фрукты. Светлана с глазами на мокром месте несколько раз бросалась обнимать Настю. Петя с достоинством пожал руку режиссеру, повел профессиональную беседу.

– Да, – заметил он непринужденно. – Не знаю, говорят ли в таком месте о веревке, но Татьяна Сизова сейчас работает заведующей отделом в Министерстве культуры. По информации, как раз выдает и отзывает прокатные удостоверения. С вашей картиной все, конечно, будет в порядке, поскольку это и ее картина. Но на всякий случай: мы тут кое-что пробили, поискали, порылись. По аналогии с нашей историей. В случае чего, компромат – блеск. Если что.

– Слушай, – восхитился Игнатьев. – Да тебе цены нет. Не пойдешь ко мне на ставку сексота?

– Обсуждается, – скромно ответил Петя.

Ночью Настя говорила себе, что смерти нет. Пока ты кого-то любишь, пока помнишь, плачешь, жалеешь, он не может уйти совсем. И до утра обнимала свою тяжелую, бесконечную пустоту.

Дурочка

Это оказалось невероятной удачей. Как водится у Даши, началась она с жуткой катастрофы. Ей просто нужно было повесить бра над туалетным столиком. Встретила соседку, которая знает все о том, как лучше, и та дала ей телефон супер-электрика по имени Роман. Он явился через полчаса после звонка, прошел в грязных сапогах по ее чистому красивому полу, бросил на ее кровать свой рюкзак и приступил к работе до того, как она убрала со столика свои кремы, духи и шкатулки с украшениями.

Даша убежала от звуков сверления и от зрелища погребения своих сокровищ под толстым слоем пыли и измельченного бетона.

Но любая пытка кончается.

Даша дала великому мастеру Роману две тысячные бумажки, но он медлил, и она поняла, что это сумма, недостойная его мастерства. Добавила еще пятьсот. Чувствовала себя почти счастливой, когда он ушел. Успела промыть все баночки и шкатулки на столе, как и сам стол. И тут случилась катастрофа. Свет вырубился во всей квартире.

Более того, как поняла Даша, Роман еще и повредил кабель интернета: он вдруг стал торчать обрывком из-под плинтуса. А ей материал отправлять максимум через два часа. А он вообще еще не дописан. Даша была репортером большого интернет-издания. И мобильник разрядился, а домашний, понятно, тоже не работает.

Даша выбежала во двор, медленно пошла по дорожке, с тоской вглядываясь во всех встречных мужчин. Рабочие-мигранты живут в доме на первом этаже. Но днем они редко здесь проходят. Когда увидела очень худого парня со специфическим рюкзаком за спиной и очень озабоченным смуглым лицом с чуть раскосыми черными глазами, сразу поняла: это он. Остановила его. Так сразу и сказала:

– Простите, вы наш рабочий? У меня дома катастрофа. Все накрылось: свет, интернет. Моя работа. Мне нужен спаситель, потому что все это натворил один умелый электрик.

– Хорошо, – сказал парень. – Я не ваш рабочий, но я сам по себе мастер. У меня как раз все с собой для электрики. Зовут меня Умар.

– Прямо сейчас? – не поверила счастью Даша.

– Да, я живу в этом подъезде. Мы тут квартиру снимаем. Шел домой. Можем пойти к вам.

Сказать, что все было замечательно, – ничего не сказать.

Умар снял обувь у порога, все сделал, переделал, заодно ровно повесил злосчастное бра, которое висело не так и криво. Включился свет, заработал интернет. Умар еще и убрал после работы. А когда Даша достала бумажник, смущенно сказал:

– Не надо. Мне неудобно: мы же соседи.

– Не говори такой ерунды, – горячо возразила Даша и сунула бумажку ему в карман. – Иначе я не смогу тебя приглашать. А у меня постоянно случаются катастрофы. Что ты еще умеешь?

– Все, – просто сказал Умар.

И что самое невероятное, это оказалось чистой правдой.

Из Дашиной жизни ушел дискомфорт. Она перестала корить себя за лень и безрукость. Все решалось быстро, как бы само собой. Просто приходил Умар. Иногда лишь затем, чтобы повесить пару картин на стены, временами – после счастья упавшего гонорара, – самый серьезный ремонт и настоящее обустройство.

Даша – человек не жадный и благодарный, – кроме платы по самому щадящему тарифу, отвечала своему мастеру за безотказность и мастерство профессиональным, журналистским пиаром, на этот раз устным. Через какое-то время у нее стали просить его телефон даже незнакомые люди на улице: ссылались на общих знакомых. И все просили их ему порекомендовать, как будто речь шла об известном скульпторе или адвокате.

Как очень быстро поняла сама Даша, к которой ее мастер уже не прибегал через пятнадцать минут после звонка, – теперь его нужно было ждать неделями, – трудолюбивый, умелый, честный и молчаливый человек был занят практически круглосуточно только в своем районе. Люди отказывались от услуг фирм и бригад, а Умар брался абсолютно за все.

Даша поняла, зачем ему много денег, когда встретила на улице с женой и двумя маленькими дочками. Дети были очень хорошо одеты, выглядели здоровыми, жена лучилась счастливой улыбкой. Снимали они довольно дорогую квартиру, которую он отделал как собственную.

Как сказала его жена Зоя, на родине он строит для семьи двухэтажный дом. Два месяца в год, без сна и отдыха и без всякой помощи.

Это был вообще странный и удивительный человек, который мог находиться в квартире много часов и, если не считать необходимого для работ шума, оставаться невидимкой. Никакого присутствия. Бесшумно передвигался, подтирая за собой любую пыль и грязь. Практически не говорил, на вопросы отвечал односложно или кивал. Даша никогда не видела, чтобы он ел или пил. Время от времени только курил на общем открытом балконе этажа. Худым он был до состояния мумии, при этом поднимал и перетаскивал большие тяжести.

– Умар, наверное, очень устает? – осторожно спросила она однажды у Зои, которая часами гуляла во дворе с детьми или сама носилась на скейтборде.

– Да, – радостно заулыбалась та. – Он приходит ночью, уходит, когда мы еще спим. Мы даже не разговариваем. Он и не ест ничего. Кофе пьет, посидит за компьютером и ложится спать. Устает очень.

В этом и была великая странность их брака. Даша никогда не видела менее похожих людей. А они вместе не меньше пяти лет, столько было старшей дочке… Зоя, которая на самом деле была Айжамал, с радостным восторгом, почти с яростью впитывала чужой образ жизни, впивалась в обычаи и привычки светской праздной москвички. Она говорила быстро, возбужденно, почти без передышки. Постоянно смеялась, независимо от темы разговора. И дела у нее были связаны исключительно с посещениями людных мест и магазинов. Муж безмолвно и безропотно все это принимал и финансировал. Даже по его молчанию было понятно, что он намного умнее жены. Зато она была симпатичная, веселая, быстро научилась красиво одеваться, краситься, могла выглядеть в свои сорок как девочка.

Как-то Умар стал приходить к Даше не просто сосредоточенным и молчаливым, как обычно, он выглядел как почерневшая жертва несчастья, которая ни за что не издаст стона.

Только от соседей Даша узнала, что беда действительно случилась. Зоя потащила детей в «Макдоналдс», пригласила еще подружек. Они заболтались, увлеклись. И не заметили, как младшая трехлетняя девочка сползла со стула и пошла по скользкому полу из твердой глянцевой плитки. Девочка упала на пол лицом, разбила его страшным образом и выбила почти все свои маленькие зубки. Подружки позвонили Умару и в «Скорую», Зою с ребенком увезли в больницу, он забрал старшую дочку. Так он один разрывался, не бросая и работу. Мрачнел и еще больше худел из-за плохих прогнозов. Искал врачей-консультантов.

Через несколько недель Даша встретила на улице Зою с детьми. Имена у девочек были такие, что она их не могла произнести, но Зоя сразу сказала, что их можно называть Таня и Нина.

– Как Нина? – озабоченно спросила Даша. – Что с зубками?

– Плохо, – просияла радостной улыбкой Зоя. – Их нет, а те коренные, которые остались, все время болят, она не может есть. Только жидкую пищу из блендера.

– Почему же боль?

– Это всегда от сладкого. Как дам конфеты, кричит.

И Зоя продолжала со смехом рассказывать, куда они сейчас ходят и ездят. Еду она возит с собой: на улице дети лучше едят. А ездят они по магазинам, которые находятся на разных концах Москвы. Она запихивает двоих больших детей в одну коляску и тащит их в метро. Покупает какую-то бредовую ерунду.

Даша попыталась ей объяснить: это то, что всегда можно найти вот тут, под носом. Но это, конечно, было бесполезно, потому что не в результате, а в процессе было дело.

Про себя Даша вынесла Зое приговор: идиотка, причем дело не столько в отсутствии ума, сколько в эмоциональной непроходимой тупости. Но когда одна знакомая спросила ее, не кажется ли ей странной жена Умара, она ответила дипломатично:

– Дурочка. Милая, приятная, доброжелательная и общительная дурочка. Что, возможно, и требуется такому напряженно-сосредоточенному трудоголику-маньяку.

Она не произнесла одной мысли: эту семью надо бы страховать, настолько экзотические характеры окружили двух маленьких девочек в чужой, совсем непонятной еще для них стране.

А ее определение получило путевку в жизнь, стало ответом на вопросы многих. Зоя – славная дурочка. Ей стали давать советы, дарить подарки, приглашать в гости с детьми. Так люди оказывали уважение незаменимому мастеру Умару.

Сложная, бурная жизнь Даши топила на своем пути не только часы, дни, многие лица и эпизоды, – годы, казалось, пролетали на гребне взмывающих и падающих волн. Запутанную, иногда больную личную жизнь она поправляла запойной работой. Из тяжелой работы выплывала благодаря теплому просвету такой жестокой и такой неожиданно дорогой личной жизни.

И привычным фоном оставался ее быт, удивительным образом облегченный благодаря тактичному, незаметному и почти гениальному участию Умара. Зою с детьми она не встречала очень давно. А когда случайно на них наткнулась, выходя из машины, по тому, как выросли девочки, поняла, что прошло с их последней встречи не меньше года.

Было очень поздно, около полуночи. А они то ли вышли из подъезда, который был далеко от их собственного, то ли просто там стояли.