– Понятно, – тихо говорю я. – И водой вы меня полили святой, чтобы я бы загорелся, как демон?
Он молчит, проходит куда—то вглубь, во тьму и я уже собираюсь с Ирой уходить, как священник возвращается. Но не глядя на меня дает ей что—то.
– Это свеча не простая, она с Чистого Четверга, девочка. Бери её и выжги ей маленькие крестики у всех окон и дверей твоего дома. Тогда чудовище, к тебе не придет.
– Ладно, – кивает она.
Священник почему—то не смотрит на меня.
– А почему вы мне не даете, я вот тоже хочу от чёрта защититься, – усмехаюсь я.
Он молча и закрывает дверь.
– Странный он, взял меня за руку, и просто затащил туда. Мы сидели в темноте, он только со свечкой ходил и что—то шептал, – рассказывает Ира, когда мы отошли к моей машине. – Ходил, во все окна заглядывал.
– Такое происходит в городе, маньяки. Я тоже параноиком стал, ты видишь, – отвечаю я и захлопываю дверь.
Как не стать? Когда все кажется, что за спиной стоит кто—то. Я слышу шевеление в листве и дергаюсь даже от него.
В свете фонаря кажется, будто на листве какая—то лишняя тень. Будто там что—то неестественное, и оно спряталось. Выжидает.
Качаю головой. Пора к врачу, это точно.
***
Уже глубокая ночь, но Ира соблазняет на успокоительный секс, после которого мы лежим в моей постели. Ириша спит крепким сном на моем плече, и несмотря на то, что рука уже затекла, я её не убираю. Не могу позволить себе потревожить сон моей малышки.
Тем более, затекшая рука не дает заснуть. А мне страшно отправляться в Царство Морфея.
Но тело оказывается сильнее меня и проваливалось в легкую дрему.
Она была прямо передо мной, но её увел поп в церковь.
А потом выглядывал из окна и смотрел на меня оттуда. Знал, что я не могу зайти, но все равно шептал свои молитвы.
А потом её увёл кто—то. Выглядел знакомым, смутно знакомым. Он почти заметил меня, когда я прятался в ветвях дерева обернувшись вороном. Я найду её запаху, теперь уж не отпущу.
А пока, нужно заняться попом. Разодрать его. Я слежу за тем, как он выходит из церкви, и приближаюсь. Он нервничает, даже отсюда чувствую. Понимает, что я пришел за ним. Но почему—то не защищается.
Я почти настигаю его, и готовлюсь к прыжку… Но появляется, тот, кого я точно не хотел бы видеть.
Нет, потом. Я разворачиваюсь и ухожу.
Я охочусь не так, как всегда. Я бегу за добычей, хватаю сзади, закрываю рот и впиваюсь ей в шею. Я слишком голоден чтобы кого—то поджидать. И слишком зол.
***
Теперь я знаю, что такое «разорвать тишину». А еще знаю, что такое крик, от которого стынет кровь.
Истошный. Протяжный. Это не вопль страха, не испуга. Это ужас, который взял тебя в оковы и это смерть.
Я уверен, так звучит смерть.
– Ты слышал? – громко шепчет Ира. Сидит, закутавшись в одеяло и дрожит как маленький котёнок.
– Кто бы не услышал… – ворчу я, глядя в потолок.
– Нужно помочь?
– Она мертва, Ира. Лучше сиди тут и зови ментов, ты ей уже ничем не поможешь, сама пострадаешь только, – я поднимаюсь на постели.
– Нет! Ты не знаешь. Не можешь знать! Может ей помощь нужна? Я вообще ветеринар по образованию, может рану перетянуть надо…
Начинает тянуться за одеждой.
– Сиди здесь! – рявкаю я и тянусь за брюками. – Я пойду, если она жива я скажу об этом. Звони в полицию, Ира. Это важно!
Она молчит, но не перечит, её рука послушно тянется за телефоном.
Я наспех одеваюсь, беру ключи и выскакиваю из квартиры. У порога вдруг понимаю, я из оружия у меня только ключи. Не густо. Возвращаюсь домой, в полутьме открываю кухонный шкафчик. Хватаю самый острый и большой нож, и выбегаю на улицу.
Выйдя из дома, оглядываюсь. Нигде, никого. Отчего еще тревожнее. Все тело ватное, но я лишь сжимаю сильнее рукоятку ножа, иду осторожно. Ничего.