Чужие сны: Упырь
На её кровати спит кот, но заметив меня он тут же убегает и прячется. Животные меня не любят.
Она оказывается красивой, на свету волосы будто загораются светлым пламенем. Как солнце.
Я осторожно подхожу к ней.
– Тебя освободили? Слава Богу! Я волновалась… с тобой ничего плохого не делали? У тебя такой вид мрачный…
Понимаю, что она меня с кем—то путает. Видимо с тем мужчиной, который увез её вчера. Качаю головой.
– Ну и хорошо. Прикинь, эта дура, Катька, заявила мне сегодня что я чуть не спалила квартиру, которую, якобы, мы снимаем. И пока меня не было. Она купила, блин краску и закрасила дверь. Там же я свечкой прожигала крестик, как тот мужик говорил, помнишь? Ну священник. Странная дичь, конечно. Но, блин. Лучше, знаешь ли, защититься, а то мало ли. Придет какой—нибудь домовой, и носки сопрет… Главное, она говорит мне «мы снимаем». А сегодня опять ушла к какому—то мужику. Получается, это моя квартира, я снимаю.
Я молчу, слушаю её тараторенье и не понимаю, половины слов. Но мне просто нравится её слушать.
– Так, чего стал? «Ложись со мной», —говорит она шепотом и хлопает по своей постели. Я иду к ней и сажусь ближе, мое лицо еще в тени, а её тело в свету.
– Что как неродной? – тихо говорит она и неожиданно касается своими губами моих.
Меня охватывает очень странное чувство, такое приятное и забытое. Все тело будто наслаждается её касанием, становится тепло, хотя я и не могу чувствовать температуру. Она входит языком в мой рот и вдруг отстраняется.
– Что с тобой? – спрашивает она и касается рукой своего рта. Смотрит на меня как—то странно. Берет свою свечку и приближает ко мне. – Мне показалось… У тебя волосы длиннее стали… это как?
Её голос меняется, глаза становятся больше. Я слышу, как её маленькое сердечко начинает стучать быстрее, как у птички.
Я молчу. Будто прекрасное наваждение развеивается, и я не хочу помогать ему ускользнуть. Она все
Кажется, в моем рту были еще капли крови той еды. И теперь я вижу эту каплю на её губах. Она касается её рукой и медленно наводит взгляд на свои пальцы.
Хочет крикнуть, но я зажимаю её рот ладонью.
***
– А МЫЫ ЛЮБИИИЛИ! А МЫЫЫЫ МОГЛИИИИ.
– Та заткнись!
– СВАЮ ЛЮБОВЬ НАЙТИ НА КРАЕЕЕШКЕ…
– ТА БЛЯХА МУХА! ДАЙ ПОСПАТЬ, А?
Я резко поднимаюсь.
Я в камере, рядом со мной пьяный толстяк, орущий старые песни. А с ним ругается дежурный по части. Голова болит от них.
Я что—то видел во сне… Что—то такое, что меня сильно взволновало. Надо вспомнить.
– ПАРАААМ! – голос алкаша как гудение парома прямо в мозг.
– Закройся, прошу!
Я пытаюсь вспомнить, что же сейчас уловил. Что такое?
Ира.
ИРА!
Подбегаю к двери, бью по ней.
– Поезжайте на Пушкинскую 12 дом, 18 квартира! Там девушка в беде! – кричу я.
Дежурный смотрит на меня, даже алкаш прекратил петь.
– Я говорю Пушкинская, 12 дом, 18 квартира. Быстрее. БЫСТРЕЕ ОН ЕЁ УБЬЁТ!
– Ты чё экстрасенс? – спрашивает алкаш.
Дежурный молчит несколько секунд и выдыхает.
– Ой, с вами не соскучишься. Этот горланит, этот ментов зовет из обезьянника. Дурдом.
– ПОЖАЛУЙСТА, НУ ПОЖАЛУЙСТА, НУ ПОВЕРЬТЕ… НУ ЕДЬТЕ ТУДА! Ира… Ира, – в отчаянии бью по двери. В глазах становится больно, я будто не могу держать их открытыми. Понимаю, что это слёзы. Кажется, я еще никогда не плакал с самого детства.
***
До утра я сижу сгорбленный, тяжесть в сердце не дает мне встать. Слышу, как скрипит ржавый замок. Открывается железная дверь.
– На выход, – пауза. – На выход! Оглох?!
Кто—то дергает меня за плечо. Нехотя оглядываю камеру. Да, толстяк ушел утром. Тут только я. Это говорят мне.
Встаю, с трудом. Ноги не слушаются, опираюсь на стену. Никуда не хочу идти.
Меня выводит в зал, там сидит уже другой дежурный и выдает мне вещи.
– В общем, не ты это. Камеры зафиксировали еще одно убийство. Там прямо четко видно лицо, вы похожи, но не сильно. Только в темени можно спутать, да и отпечатки не совпали. Так что разослали ориентировки, найдем гада. А ты спать иди домой. Сосед у тебя буйный был, мне сказали. Давай, приносим извинения. Топай отсюда.
Я ничего не могу сказать, забираю вещи и ухожу. Кажется, что не чувствую тепла в конечностях. Будто теперь сам обескровлен. На улице брожу будто в бреду, пока не слышу сигналку машины. Оглядываюсь. Стоит черная легковушка, с тонированными окнами, а рядом с ней Берт.
Вся моя боль поднимается волной ненависти. Я подбегаю к нему. И кричу, не давая и слова вставить.
– Вы обещали, что он сегодня никого не тронет. Он убил двоих. ДВОИХ! А я буду вам помогать? Он убил Иру! Вы обещали! А та блондинка? Я видел её лицо, я никогда не забуду её лицо…
– Это – слышу я женский голос. Оборачиваюсь на звук.
Пассажирское окно рядом со мной спущено и на меня смотрит девушка. Та, которую сегодня я убил ночью.
– Я надеюсь, мертвой я такая же красивая? – спрашивает она.
Все становится белым. И почему—то высоким…
– Тихо—тихо, – слышу шепот Берта. Он держит меня, пока я усердно пытаюсь потерять сознание. – Жанна, блять, твои шуточки… Скройся! – стучит он по двери.
Жанна закрывает стекло и ехидно хохочет.
– Мы обещали, мы выполнили, он никого не убил, – шепчет Берт. – Иру он забрал, да, наша оплошность. Утром проверяли защиту её квартиры, была отличная, а вечером её не стало. Не повезло, что сказать. Но Ира твоя жива, это точно. Он специально наелся перед тем, как идти к ней, значит он её не убьет. Он не хочет её убивать. Время у нас еще есть. «Так что поднимайся», —последнее он говорит, кряхтя и ставя меня на ноги.
– Кто был на камере? Кого менты будут искать? – спрашиваю я зачем—то.
– Иллюзия. Все продумано. Не переживай, мне не впервой. Такого человека не существует, не найдут и сами не пострадают. Против Зверя и армии будет мало… Садись, быстрее, а то люди будут видеть тебя общающегося с пустотой и как наркошу сдадут обратно. Меня ж никто не видит. Давай. В темпе.
За рулем оказывается Алексей, он кивает мне добродушно. Я киваю в ответ. Сажусь на заднее сидение, рядом с Жанной. Смотрю на неё неотрывно. Странное чувство. Очень странное.
– Это… вы его обманули? Что он её убил? Да? Это была иллюзия? – пытаюсь уточнить я.
– Ну как тебе сказать, – протягивает Жанна. – И снимает капюшон. Её кудри все в спекшийся крови.
– Меня сейчас вырвет, – честно говорю я. Она прячет волосы.
– В этом мире есть те, кого нельзя убить привычным способом. Тело прекращает работу, сердце даже останавливается, но потом все возвращается снова. Они не стареют, не могут быть убиты. Жанна одна из них, – объясняет мне Берт и добавляет. – Я тоже. Зверь, похож на нас, но другой. Он был иначе создан, и умер как человек. Зверь – ходячий труп, а мы, скорее просто долго топчемся на земле.
Кажется, мне надоело истерить и не верить.
Бессмертные и бессмертные, ладно. Это многое объясняет. Принимаю информацию… спокойно.
– Вы пережили такое, то есть… позволили убить вас, зная, что воскреснете? – спрашиваю я у Жанны.
– Угу. Неприятно, но другие не вернуться, а я вернусь. Но повторять фокус не хочу. Кстати, с тебя бабки на парикмахера, – заявляет вдруг Жанна и стучит по креслу Берта. – У меня была химическая завивка, теперь это фиг отмоешь.
– Подстригись просто, – отвечает он. – Сразу отрастут.
– Да, щас! – фыркает она и смотрит на меня. Взгляд её проходится по моему телу. – А ты худее чем он. Он не толстый, но такой, подкачанный, симпатичный. Тебе б тоже не помешало, был бы сексуальнее.
Я молчу.
– Тебе понравился упырь что ли? – слышу Берта. – Вот же извращенка!
– Сам такой, – огрызнулась она. – Не, ну, слушай, у тебя, когда—то было с упырихой? Это же опыт, интересно.
– Мне хватает, того, что ты пьешь мою кровь.
– Да иди ты!
Они о чем—то еще говорят, и эта болтовня жутко меня усыпляет.
***
Я приношу Ей ткани, одежду. Кидаю перед ней.
– Так будет теплее. Здесь холодно.
Я не чувствую холода, но знаю, что люди его ощущают. Да и погода не летняя, а она в одном шелковом платье для сна, в котором я Её забрал. Сидит, на полу и дрожит. Толь от холода, толь от страха.
Взглядом прохожусь по её бедрам, белые, маленькие. Хочется прикоснутся, почувствовать бархат кожи, к ним, но сдерживаюсь. Она же такая пугливая. Еще сильнее дрожать будет. Как бы ни померла от страха. Люди очень хрупкие.
– На, – говорю я и протягиваю ей одежду. Она берет её своими маленькими ручками, и меня обжигает теплом её пальцев. Она резко дергается, и я понимаю, её обжигает моим холодом.
– Это не согреет. «Это просто платье», —говорит она и её зубы громко стучат друг об друга.
Встает, смотрит на меня боязно и надевает красное платье поверх своего белого.
– Что тебя согреет? – спрашиваю я.
– Чай, куртка, обогреватель, – говорит она и как—то странно смеется. Шутит? Не понимаю. – А самое важное: отсутствие вот этого, вот… – говорит она и кивает куда—то. Я оборачиваюсь. Там лежит моя старая еда, ей даже луны полной нет.
Съел по приезду в город эту женщину, что бродила рядом. Старая, невкусная. А убрать некому, вот и лежит с разорванной грудью. Над ней летают мухи.
– Ты боишься мертвецов? – спрашиваю я, удивляясь. – Она не опасная.
– Да! – очень звонко отвечает мне и кивает. – Да. Да. Я действительно боюсь мертвецов, ведь именно этого мне и надо бояться сейчас.
Какие они… непонятные. Легче их есть, говорить с ними невозможно. Они никогда не отвечают прямо!
Вдруг, приходит мысль.
—У нее сверху что—то одето, оно теплое, оно с мехом животного, вот видишь, – показываю я на еду. – Я это сниму с неё сейчас, и отдам тебе. Будет теплее. Она в этом ходила, когда было совсем холодно.
– Нет, нет не надо! Не надо, пожалуйста, – взмолилась она.
– Так тебе холодно, – удивляюсь я.
– Нет, мне тепло, – говорит она.
Точно странная. Но как же приятно от Неё пахнет. Решаю сменить разговор, он выходит у нас странный.
– Я пойду поесть, и принесу еду тебе. Твоя еда другая, я понимаю. Я зайду в то место, где вы берете еду и заберу её тебе. Поняла?
– Не надо есть! – кричит она.
Да что ж такое!
– Почему? – спрашиваю я.
– Не ешь ник… ничего. Ничего и никого не ешь. Пожалуйста.
Так просит. Ну, можно и потерпеть.
– Я могу без еды много дней. Был голоден, когда тебя искал, нужны были силы. А сейчас, хорошо, я не голодный. Я принесу еду тебе, а сам есть не буду. Это тебя успокоит?
– Да, – кивает очень быстро. Даже кажется, что сейчас шею сломает. – А как ты соберешь еду?
– Пойду и заберу, – отвечаю я. Странный вопрос.
– Ты купи… деньгами. Пойди и купи, как человек. «Ты ведь человек?» —спрашивает она.
– Не знаю, – пожимаю плечами. – Я не думаю, вы слабее, и мрете быстро. Я живу дольше любого из вас, – отвечаю я и она серьезно кивает.
– Зачем мне покупать, если я могу забрать? – спрашиваю.
– Если ты ограбишь магазин, на тебя могут напасть охранники.
– Я их не буду есть, я не ем мужчин, – отвечаю я.
– Не убивай, никого. Даже если не будешь есть, и, если хочешь есть. Не убивай, – произносит она тихо.
Как же она много просит. Не ходи, не ешь, не убивай. Капризный зверёк.
– А как мне достать еду?
Она неожиданно кидает на мою еду, от которой воротила нос.
– Сумка. Может там деньги?
Да, когда я её хватал она была с этой штукой, поднимаю её отдаю Ей. Она осторожно, с явной брезгливостью и страхом берет. Раскрывает каким—то только ей понятным способом. Вытаскивает оттуда маленький предмет.
– Вот, кошелек. Там есть деньги, или карточки. Надо проверить. И на это можно купить что—то. Не убивать, не грабить. Купить.
Выдыхаю, раскрываю кошелек, да, лежит пару бумажек.
– Еще, здесь есть расческа, ты можешь… ну. Выглядеть более… человечески, – произносит она, делая частые паузы. Держит в руке розовую штуку с рукояткой и приближается ко мне.
По моему взгляду что—то понимает. Подходит ко мне осторожно и касается этой штукой моей головы. Волосы.
– Очень спутаны… Тебя так никуда не пустят. Я помогу, но пообещай никого не тронуть.
– Хорошо.
Она просит меня присесть и садиться за мной. Я чувствую дрожь её рук, неровное дыхание мне в затылок. Она что—то делает с моими волосами. Придерживая их у корней, проводит розовой штукой по ним. Я послушно терплю.
Я же молча просто вдыхаю её аромат и понимаю, что больше сейчас мне ничего не нужно.
– Почему ты так похож с Сашей? – вдруг спрашивает она. – Ты его брат? Родственник? Кто вы друг другу?
Мужчина, с которым она меня спутала. Мужчина, которого я видел рядом с попом и который увез её.
– Я не знаю, кто это, – отвечаю я. И продолжаю наслаждаться её близостью.
Она говорит, что все готово. Я встаю и касаюсь свои волос. Чувствую их иначе, будто бы легче.
Я киваю ей и собираюсь уходить, и вижу оставленную еду на полу, оборачиваюсь на Неё и по Её взгляду все понимаю.
– Она тебя все—таки пугает, – говорю я, – Ты меня не обманывай, я все пойму. Я решаю выкинуть еду на улицу, может её все—таки, кто—то и заберёт.
Глава 6
Просыпаюсь ближе к закату. Понимаю, что сплю на диване. Умудрился даже не проснуться, пока перенесли. Оглядываю комнату, просторный зал, и я даже не сразу замечаю человека впереди. Мужчину среднего возраста, который перетаскивает кучу зеркал.
– Э? – окликаю его.
Оборачивается.
– О, проснулся. А это я для тебя, готовлю.
– В смысле?
Он не отвечает. На звук приходит Берт.
– Проснулся. «Ты видел его?» —спрашивает он.
– Видел. Он не причиняет вреда Ире.
– Да, я так и думал. Какое—то время он будет добиваться его любви.
– Че? – прыскаю я.
– То. «Он любит её», —говорит Берт со всей серьезностью. Мне кажется, он должен сейчас рассмеяться, но он этого не делает. – Ты же её любишь?
– Я – да.
– Значит и он.
– Это блин как?
– Ты еще не понял? Ты его перерождение.
– Что?
– Мы на такое натыкались, однажды. Он упырь…
– Созданный вами, вы сказали, – напомнил ему я.
– Я не создаю упырей, – поправляет меня Берт. – Упыри появились задолго до рождения меня, или тебя или кого—либо. Европейцы назвали их вампирами, придумали им лоск, сексуальность. Но они всего лишь не упокоенные трупы. Кто—то связался с язычеством, с древними богами, которых нельзя будить, кто—то сам завершил свой путь. Упырь – это ходячий мертвец. Труп. В Европе их мало осталось, а у вас леса, такие куда солнце не заглядывает и там их очень много.
Однажды, для одного ритуала, мне нужна была кровь упыря. Я должен был спасти близкого человека и как ты сам сказал вчера, готов был и с чертом контракт подписать. Это я и сделал.
В обмен я получил знание, как спасти друга. И для этого нужна была кровь упыря. Мой брат, – кивает он на мужчину с зеркалами. – Обладает прекрасной способностью, он может перенести тебя куда угодно, создав зеркальный портал. И он перенес меня к вам в страну. В лес.
Там я впервые встретил Зверя. Он был голоден, я оцарапал себе руку. Он напал, и я поцарапал его тем же ножом. Это была часть ритуала. После этого что—то изменилось в нем. Магия она всегда двоична. И его кровь повлияла на моего друга, а я же повлиял на него и… получилось то, что мы с тобой знаем.
Он разумный, сознательный. Сильнее чем любой человек или маг и может даже притвориться человеком. Он прячется от солнца, но оно его не убивает, видимо просто неприятно ему. Он научился мимикрировать под людей, что не дано ни одному упырю. И при этом, он абсолютно одинок. Среди людей он быть не может, жажда мучает, среди упырей – они тупые кровожадные твари, хуже зверей. И куда ему?
– Причем здесь я и Ира?
– Притом, что упырь, умирая теряет душу. А души иногда имеют способность возвращаться в мир живых. И проживать новую жизнь в новом теле. И его душа переродилась в тебя.
– Нет… такого быть не может! Это нереально…
– Я все думал, какого черта? – продолжил Берт. – Он жрет едва ли не через день, ходит по городу и ведет себя так неосторожно. Он охотился, на неё. Чувствовал через вашу связь твою любовь к Ире. И искал её, не понимая, но чувствуя.
Потом я увидел твой концерт. Песни. Блин, кто—то кроме тебя их понимает? Ты поешь на том языке, на котором говорили лет шестьсот назад. Я стал догадываться тогда, а убедился, когда ты рассказал все Лёше. Все совпало, перерожденные видят во сне отголоски прошлой жизни, а у тебя она происходит как будто сейчас. Ты настроен на него, а он на тебя у вас связь сильнее чем у близнецов. Поэтому он пришел за Ирой. А ты, можешь помочь нам его убить.
– Как? – пересохшими губами сложно шевелить, но я пытаюсь.
– Зеркала, я создам портал в другую голову. В мир его памяти, – вступает в разговор брат Берта. – Что—то вроде осознанного сна. Тебе надо просто там побродить и увидеть его тайну. Он должен помнить, как умирали его сородичи или что—то знать о том, что опасно для него. Потом расскажешь нам, а мы к нему нагрянем сразу же. Только один момент – сам ты заплутаешь и точно сойдешь с ума, тебе нужен проводник, кто тебя за ручку отведет обратно и у нас есть такой…
Нас перебивает телефонный звонок. Первая трель, вторая.
– Это твой, – говорит Берт.
Хлопаю рукой по карману. Телефон точно мой. Не разрядился после всего. Надо же. Хочу сбросить звонок, кто бы это не был, но на экране вижу контакт «Ира. Бэк вокал». Смотрю на Берта и указываю на телефон, беру трубку и включаю громкую связь.
Тихо.
– Ира? – спрашиваю я в трубку.
– Где мой создатель? – слышу из трубки свой же голос.
Меня будто прошибает молния.
Он звучит как я. Он, как я.
Бывший я.
Боже.
Берт перехватывает трубку.
– Какие мы цивилизованные, не забыли и телефончик украсть и по нему звоним. Совсем как большой, умничка. Только вот красть девушек не цивилизованно. Может вернешь её домой?
– Создатель, – отвечает из трубки мой голос. – Сделай её как я.
Берт смеется немного истерично.
– Шутишь? Это нереально… – пауза, Берт меняется в голосе. – Слушай, ты результат ошибки, я физически не могу повторить тот обряд.
Пауза.
– Тогда сделай её вечной, это ты можешь.
– Это я могу, – соглашается Берт, явно нехотя. – Но это не сразу делается, не быстро.
– Сколько?
– Нужны ингредиенты… Пару дней дай, я достану.
– Хорошо.
– Дай ей трубку!
– Она не знает, что я говорю с тобой. Я украл эту штуку у неё и ей не давал.
– Дай ей трубку, чтоб я знал, что она жива и здорова. Иначе не видать тебе Вечной, больных я обратить не могу.
Шум в телефоне. Снова тихо.
– Ира, вы там? – зовет Берт.
– Да? – откликается она, её голос кажется даже слишком спокойным. Как давно не слышал её голоса вживую только во сне. Хочу подойти к телефону, сказать ей что—то но Берт качает головой.
– Ириша, план простой, я решаю все проблемы. А вы сидите тихо, и не злите нашего нового друга. Хорошо? Что он просит сделать, то и делайте. Ведите себя хорошо, Ира. Очень надеюсь, увидеть вас живой и здоровой. Не подведите меня. Все.
Он резко сбрасывает трубку.
– Не надо было напоминать ему о тебе. Не надо вызывать ревность, он же любит её, – произносит Берт. – Никогда не видел, чтоб за девку соперничали с собой.
Глава 7
Обряд почти закончен. Зеркала расставлены ровно по кругу, а в центре кресло, на котором я сижу и смотрю на свои множащиеся отражения. Начинает кружиться голова.
– И долго мне тут сидеть?
– Погодь, – слышу Берта из далека. Он отодвигает одно из зеркал, подходит ко мне и дает мне в руку маленькую деревянную статуэтку. На ней плохо нарисована женщина, внизу черепа, а посреди написано «Мара».
– Богиня смерти у славян. Твоя стюардесса на этот рейс, – поясняет мне он.
– Что за детский сад? – бормочу я, но из статуэтки появляется дым, он мгновенно разрастается и нависает надо мной.
В нем худая женщина с черными длинными волосами и перекошенным в крике лицом. Она будто поглощает меня, и я оказываюсь в другом месте.
Я уже видел его во сне. Это его комната, молодой князь… Да, тогда я думал, что просто хорошо пишу песни и увлекаюсь славянской музыкой, оттого и вижу такие сны.
Нет, я просто крал песни у себя же из прошлой жизни. А теперь стоит он, который бывший я и напевает одну из них. Молодой князь, один из многих сынов царя.
Я приближаюсь к нему, но снова вижу лицо женщины.
– Стой!
Мой двойник оборачивается на меня, мне кажется, что он меня увидел, но он лишь морщится. Будто ему лишь кажется, он чувствует меня.
Он подходит к сундуку в углу комнаты, оглядывается опасливо, отпирает его и вытаскивает куклу мары, такую же как я видел только, что.
– Он язычник. Он поклонялся тебе, когда все уже перешли в православие, – говорю я женщине. Мара лишь недовольно шипит.
– Потому и помогаю, что ты мой, – её голос звучит будто отовсюду и одновременно только в моей голове. Хриплый, сыпучий как песок. – Потому и вернула тебя в этот мир. Потому что ты МОЙ! – кричит она неестественно громко и от этого вопля усиливается ветер. Мой двойник смотрит в окно и качает головой.
– Идем, – говорит Мара, и мы оказываемся в другом месте. Ночь, крики людей и мой двойник на земле. Его держат сразу множество рук, царь отец стоит мрачный и чуть вдалеке. Я слышу, как он просит худощавого старика, стереть имя его сына из летописей.
– Поймали, – шепчет она и я слышу горечь в её словах.
– За то, что ты предал веру нашу, – говорит крупный мужчина, нависнув с ножом над моим сопротивляющимся двойником. – Богохульник, предается смерти! Иди в ад к своим бесам!
Я отворачиваюсь, слыша свой предсмертный хрип.
– Они не знали, что язычники возвращаются в этот мир, если их не сжечь. И не сожгли его. Повесили труп чтоб неповадно было другим. А потом стерли его имя из истории. Никто его не знает. Даже я забыла, – произносит Мара.
– Он вернулся упырем? – спрашиваю я.
Мара молча переносит меня и теперь мы в лесу. Деревья такие высокие, что не позволяют солнечному лучу пробиться. Я вижу странных существ, они голые, серые, тонкие. Похожи на людей, но явно нелюди. Всех отличает дырка под грудью, как хирургический надрез.
Среди них и я, вернее мой двойник. Такой же без сознания бродящий, потерявший душу и жизнь.
Налетает сильный ветер, такой что ветки сильно колышутся и падают на нас. Пробивается солнечный луч. Я вижу его, словно меч, который пронзает грудь женщины передо мной. Она корчится от боли и… Она просто взрывается.
Следующая локация. Тот же лес. Только теперь пусто. Вижу, впереди Берта, он ни капли не изменился. Только одет в бежевые, грязные обноски, имеет длинные жидкие волосы и держит в вытянутой руке нож с черной, блестящей рукоятью.
На запястье небольшая рана, из которой течет тонкой струйкой кровь.
Что—то налетает на него, с диким, звериным криком. Это что—то мой двойник. Берт царапает его и тот издает нечеловеческий вой. Почему—то эта боль настолько сильна что он убегает от Берта. Берт тяжело дышит и… исчезает.
Я оглядываюсь и вижу теперь снова толпу упырей. Среди них и я, но я другой. Мой двойник осматривает своих сородичей разумным взглядом. Снова ветер, снова солнце и снова удар. На сей раз мужчину, и я четко вижу, что солнечный луч попадает прямо на разрез ниже груди.
– Вот и Кощеева смерть, – говорю я шепотом. – Солнце должно попасть на эту часть тела. Там, где по поверьям находится душа… Я понял, я все понял, Мара! Возвращай меня домой, – обращаюсь я к богине.
– Не только ты.
– Что?
– Я богиня мертвых, а не живых, мальчик. Я не на твоей стороне. Ты видел его жизнь, а он видел твою. Он знает, что знаешь ты, – говорит Мара и кивает куда—то. Проследив её взгляд, я вижу моего двойника. Другого. Он стоит в современной куртке и смотрит молча на нас.
– Теперь, вы равны, – произносит Мара.
В следующее мгновение меня выкидывает из сна, и я снова оказываюсь в центре зеркал. Встаю, подбегаю к одному из них и замечая свое отражение не могу не поморщиться. Мне странно видеть себя и понимать, что это я.