– Понимаю.
– А если так, то пообещай отца выслушать. Да не в штыки все принимать, а с мыслью, что вы – родные. Невзирая на прошлое. Обещаешь?
Катя вздохнула:
– Обещаю, хорошо.
– Ну вот и славно, – голос Рауля Моисеевича потеплел. – Пойду я, прилягу.
Он отключился, а Катя почувствовала, как ее заполняет паника: что, если отец хочет заставить ее вернуться, чтобы стать женой Флавия? С момента своего совершеннолетия она думала об этом всё чаще. Что мешало теперь исполнить договор? Может, уже помирились они за четыре прошедших года – у нее не было никакой информации. Однажды она спросила об этом у мамы, так та начала рассказывать о необходимости налаживания отношений с соседними государствами, династических браках и ответственности государей. Единственное, что она поняла из тирады, так это то, что в случае чего ей не отвертеться.
* * *
Весь день после разговора с Раулем Моисеевичем она маялась и нервничала, ожидая появления отца. На нервах убралась в квартире, выстирала белье. Порядком взбудораженная, пошла в магазин за хлебом. Купила печенье, сыр, но про хлеб забыла и вспомнила, только открывая дверь квартиры. Чтобы снова не идти в магазин, решила нажарить блинов – и руки заняты, и голова свободна. Словно желая ее довести до белого каления, примерно в половину шестого в дверь позвонили.
Катя отставила сковороду на холодную конфорку, пошла открывать. На пороге стоял Данияр с пакетом из продуктового. В руке он держал надломленный батон хлеба.
– Чего явился? – Катя была особенно раздражена сегодня, и появление исчезнувшего несколько недель назад Поводыря только добавило масла в огонь.
Он словно ожидал такой встречи: улыбнулся широко и, протискиваясь мимо девушки, чмокнул ее в щеку – с губ Поводыря слетел мягкий аромат свежеиспеченного хлеба. Он вошел в коридор.
– Я тоже тебе очень рад. Как вижу, ты по мне скучала, – он сбросил с плеч куртку, пристроил на вешалку, затем отнес пакет на кухню.
Катя посмотрела ему вслед, нахмурилась.
– С чего ты это решил?
– Ну как же, ты злишься, значит, заметила мое отсутствие и тебе не все равно, есть я рядом или нет, – распахивая дверцу холодильника, он подмигнул девушке.
– Мне все равно. Потому что, как видишь, в твое отсутствие я себя неплохо чувствую…
Данияр ее словно не слышал.
– … О, блины! Прямо к моему возвращению! – Поводырь просиял и схватил с тарелки самый верхний, еще дымящийся паром, но тут же бросил его назад. Отдергивая пальцы и обжигаясь, свернул трубочкой, подул: – Ох, горячий… Сгущенка есть? Да и так отлично! Вкуснотища!
Катя решительно прошла мимо него, отодвинула тарелку подальше. Демонстративно развернулась и скрестила руки на груди. Данияр доел блин, внимательно разглядывая девушку.
– Ты ждешь кого-то? Я не вовремя? Мне уйти?
Катя вспыхнула:
– Да, жду. Нет, не не вовремя. И нет, остаться.
– Ничего не понял, но мне уже интересно, – он уселся за стол, приготовился слушать.
Катя порывисто выдохнула, посмотрела на тарелку, пробормотала:
– Отец сегодня придет.
Данияр схватил со стола яблоко и с хрустом откусил.
– М-м.
Но по его неопределенному «м-м», по той поспешности, с которой он вцепился в яблоко, Катя отчетливо поняла, что он в курсе. Более того: он точно знал, что отец появится сегодня. И, вероятнее всего, знает, в связи с чем. И поэтому прервал свои скитания между мирами и явился. Именно сегодня.
Катя повернулась к плите. Налив теста на сковороду, развернулась обратно и воинственно выставила вперед нож, которым переворачивала блинчики:
– Если ты что-то знаешь, самое время в этом признаться!
– Э, не, меня в свои разборки с родителями не вмешивай. Я Поводырь. Я в игры богов не играю.
– А в какие играешь? – она уставилась на парня. – Помнится, ты обещал избавить меня от Залога власти…
Тот деловито прищурился, отвел взгляд.
– Ты же знаешь, что все оказалось сложнее, – он нахмурился и посмотрел с осуждением. – Но я честно прячу тебя здесь так, что ни одному мороку не сыскать. Что касается Велеса… Скажем так: я догадываюсь, в чем причина такого спешного визита, но рассказывать ничего не буду. Даже не проси.
Но Катя уже сама догадалась:
– Что-то с Гореславой? Ее нашли?
Забыв о блинах, она опустилась на табурет напротив Данияра. Поводырь посмотрел на нее серьезно:
– Ты чувствуешь ее?
– Нет… Вернее, мне кажется, что нет… Не знаю. А что?
– Хорошо бы понять, где она, в каком мире, что с ней…
Поводырь отвернулся к окну – верный признак смятения и задумчивости. По кухне потянулся запах подгоревшего теста. Катя спохватилась, сняла почерневший блин со сковороды.
– Мне не нравится то, что происходит, – проговорил наконец Данияр. Катя насторожилась и обратилась в слух. – Словно на головы людей разом обрушились все беды и несчастья. Так душно в мире…
Девушка медленно обернулась:
– Разве это возможно? Темный морок хранит людей.
Данияр покачал головой:
– Если в серую краску бесконечно добавлять черноту, она рано или поздно превратится в эту черноту.
Катя медленно опустилась на стул:
– Все беды обрушились на головы, говоришь? Не хочешь ли ты сказать, что Темновит заполучил Гореславу? Что еще могло ослабить темный морок?
– Как свет – противоположная сторона тьмы, так и вы с Гореславой – две стороны одной силы. Перейди одна из вас на службу какому-то из мороков – мир изменится до неузнаваемости.
Мама говорила ей об этом давно, когда пыталась объяснить, зачем Катю оторвали от дома, спрятали в мире людей.