Посланники Нибиру

– Я повторю вопрос, и если ты на него не ответишь справедливо посчитаю, что ничего не случилось и попрошу тебя больше не портить обивку в моем кабинете.

Девочка с вызовом выпрямилась, поставила ноги на ковер. Губы ее были плотно сжаты, в глазах стояли слезы и плохо скрываемое раздражение.

– Я хочу видеться с мамой!

Теон подавил вздох.

– Я понимаю. Но у нее работа, ты об этом прекрасно знаешь. Как только она сможет…

– Я хочу видеться с мамой. – прервала его девочка. – Приехать к ней.

– Это невозможно.

– Почему? – голос дочери не дрогнул, взгляд не изменился – она заранее знала, что отец откажет, но хотела услышать его.

Теон неторопливо откинулся на спинку кресла – желание остановить время, чтобы успеть обдумать ответ, родилось внезапно, вместе с пониманием, что быть отцом – не капельки не легкое дело.

– Семаль, мы ведь это обсуждали, – напомнил он. – Есть человек, который желает причинить мне зло. И местонахождение это человека мне пока неизвестно. Нужно быть осторожными, чтобы не оказаться под ударом.

– Этим ты объяснил, почему я не могу поехать на «Иль» к маме. Но почему она не может прилететь сюда?

– Она может. И как только расправится со своими делами, прилетит.

Дочь вскочила на ноги. Руки сжались в кулаки, лицо покраснело от гнева:

– Ты врешь!..

Теон прикрыл глаза, изобразил усталость.

– Семаль, – его голос должен был звучать мягко и предупреждающе, но вместо этого прозвучал жестко и раздраженно.

Теон положил руку на стол и строго посмотрел на дочь. Та, с трудом переведя дыхание, заговорила быстрее:

– … Я говорила с мамой, она сказала, что не может прилететь, потому что у нее нет допуска на «Тольду», ни служебного, ни персонального! – Девочка шагнула к отцу, замерла в полушаге от стола. Ее взгляд при этом стал холодным, почти ненавидящим. – Ты мог бы сделать ей приглашение, если бы, действительно, хотел видеть здесь… Но ты не пускаешь ее на «Тольду», ты игнорируешь ее запрос на встречу со мной!

– Семаль, я действую так из соображений безопасности.

Дочь отшатнулась, будто он ее ударил.

– Так это все-таки правда, – сорвалось с ее губ.

«Рихта джаль», – чертыхнулся Теон, сообразив, что только что его поймали на крючок, он тоже вскочил.

– Семаль.

– Не подходи!

Девочка сделала еще шаг к выходу, повернулась к отцу боком, будто намереваясь обороняться. Хотя, почему «будто», она именно этим и занималась. Теон горько усмехнулся – из него вышел никудышный стратег.

– Семаль, любые передвижения по галактике, пока мы не знаем ничего о планах Филина – самоубийство. Я не могу допустить, чтобы с тобой или с Гретой что-то случилось. Пойми…

Девочка отчаянно мотнула головой, в ее глазах стояли слезы, губы подрагивали, но когда она заговорила, голос звучал неожиданно твердо.

– Ты запер меня на «Тольде». Лишил меня друзей, учебы, всего, к чему я привыкла… что я люблю.

– Это вынужденная мера, пойми же ты, наконец!

– Ты прикрываешься Филином, чтобы украсть меня у мамы. Чтобы мы отдалились. Ты манипулируешь моей мечтой стать следователем и узнать «Тольду», чтобы держать у себя, как… как домашнего зверька…

– Семаль, ты несправедлива, – Теон пытался воззвать к голосу разума девочки. Та только качнула головой, еще больше отдаляясь от него.

– Нет, все так, как я говорю. – прошептала Семаль, продолжая буравить отца взглядом. – Никто не знает, что с Филином. Никто наверняка не знает, жив ли он… Как удобно. Им можно прикрываться вечно, верно?

– Ну что за глупости ты говоришь! Ты ведь дочь следователя прокуратуры, ты сама хочешь стать следователем, хоть немного критичности добавь к своим размышлениям! – Он схватил со стола и швырнул к ногам дочери отчет о Филине, который только что изучал. – Вот сводки, посмотри. Это разведданные, это рекомендации службы безопасности…

Девочка скользнула взглядом на разбросанные у ног бумаги, покачала головой.

Теон повысил голос и шагнул к дочери.

– Семаль. Я предлагал маме перевестись на «Тольду», она отказалась, прекрасно осознавая, что я вынужден буду вмешаться в ее судьбу и просить коллег из ее ведомства присмотреть за ней и обеспечить ей охрану.

– Так вот почему ее держат в секретариате!

Теон прикрыл глаза. Устало вздохнул:

– Да. Пойми, вам нельзя выходить в открытый космос, никто не знает, как близко Филин подошел ко мне сейчас. Мне нужно чуть больше времени, дорогая, – он подошел в дочери, протянул к ней руку и положил на плечо. Привлек к себе. Семаль не сопротивлялась, но была словно кукла. – Я все улажу, я над этим работаю. Потерпи немного, умоляю…

Он гладил ее по прямой, будто каменной спине, надеясь растопить лед, которым была скована дочь, шептал обещания, заверения, просьбы. Умолял и призывал к осторожности. Не получив ответа на сказанное, поймал себя на мысли, что заново рассказывает девочке уже озвученные доводы. А та по-прежнему молчит.

Он отстранился, заглянул в глаза дочери – две серебристые бездны. Осторожно позвал:

– Семаль…

Девочка неохотно подняла на него взгляд, с трудом разлепила пересохшие губы:

– Мама была права, что не рассказывала мне о твоем существовании. Без тебя мне было лучше.

* * *

Там же, кабинет начальника криминальной полиции

Духов часто повторял присказку: «Беда не приходит одна». Теон посмеивался. Его друг-медик с опытом работы в «полях» и боевыми вылетами, латавший раны оперативникам и спецназу и видевший на своем веку такое, что иному и присниться не может, был суеверен и мнителен, а его земные пословицы и поговорки, которые он то и дело ввинчивал в свою речь, иногда доводили церианца до исступления. Вот и сейчас, когда Анатолий, скрестив руки на груди, смотрел на него сверху вниз многозначительным и усталым взглядом из категории «я тебя предупреждал», Теон готов был дать ему затрещину или хотя бы вцепиться в горло. Сдерживался из последних сил. Потому что этот землянин был прав во всем. Опять прав.

Они заперлись в его кабинете после ссоры с Семаль – девочка требовала объяснений, почему к ней не может прилететь ее подруга Тавра и почему ей нельзя прилететь к Тавре. И, что самое главное, увидеться с матерью.

– Что мне ей сказать? – Теон поднял на него глаза.

Тот пожал плечами с видом оскорбленной добродетели.