Сказки. Притчи. Новеллы. Былицы. Продолжение любимых историй

– И ты живи в благости, Радагость, – склонила голову женщина. – Сто лет в обед как не виделись, и хоть рада зреть тебя, да боюсь спросить – зачем пожаловал. Не каждый день на крыльце своем ангела встретишь.

Белесый человек улыбнулся слегка, плечами балахон с плащом стряхнул, а оттуда, о чудеса, вместо рук крылья белоснежные, будто лебединый пух, выпорхнули:

– Беда, Павлинушка… Напасть, которую семь веков не ждали, думали, сгинула начисто, – возвращается…

Павлина Куприяновна рот рукой прикрыла от ужаса.

– Ведь уж и забыли про страсти прошлые, зажили жизнью человеческой. Да, рановато, видимо… Спасибо пращурам наимудрейшим, чудодеям великим, звездочетам магическим, кто око свое не сводил с небосвода ни секундочки, зная, что ухо востро держать надобно, узрели беду. Не верило общество поначалу, что после мытарств и проигрыша преогромного восстановится нечисть проклятая и опять захочет вернуться на Землю Русскую, снова тараном ее брать вознамерится, нарываясь на силу нашу славную. Да память истощается и у супостатов, верно. Мало монстрам выдали в запрошлый раз, опять хотят кровушки русской испить. Возвращается иго… – понизил голос полный суровости странный гость.

– Кажи мне, друг добрый, как все было… – голосом глухим молвила Павлина Куприяновна.

Крылья ангельские в сторону развелись, освещая своим великолепием светелку деревенскую, и будто пропало все вокруг от такого лучезария. Через пространство и время, сквозь туман и звезды узрела Павлина Куприяновна просторы Земли Русской до самых до пределов вселенских, что с чернотою граничила, там, где нога человеческая не ступала, а лишь пращуры титанические на своих плечах могучих весь свет до сих пор держат. И углядела, как невзирая на безмерную мощь, силу гигантскую, сквозь пяты обширные и взоры всевидящие, устремленные в беспределы космические, где разумы их божественные, неподвластные обыденному осмыслению, блуждают, нечисть проклятая и для них невидимкой проскользнула.

Нашли чудища слабое место в священном строении, подобрали ключик к тайнам мироздания, чтобы овладеть богатствами Земли Русской и, испив крови людей, самим во властителей вселенных превратиться и дальше разрушение нести мирам бесконечным. И только один таковой путь всегда имелся – через предательство. Нет пороков, нет других изъянов, лишь глупость рода человеческого, обманом тайным подкупленная, языками раздвоенными нашепченная, ядом сладким сбрыженная, будто может один лучше другого стать, выше опыта и мудрости старших вырасти, перепрыгнуть через кон, усилие не применив. Почет и славу, богачество и счастье достичь – просто так. Невидимым враг таким образом через душу предателя проходит и тем опасен во сто крат становится. Ибо незрим – значит могущ!

Схватилась за горло староста и, потеряв дыхание, бледная вылетела из дома, на колени на траву зеленую падая, руки женские к солнцу протягивая. Одной рукой провела, будто кольцо нарисовала, другой лучами невидимыми его разукрасила, схватила кусочек земли, прядь волос своих и в колечко нарисованное, солнцем освещенное, просунула.

Ожило кольцо золотое, затрепетали лучики резвые, осветились земля и волосы, а потом, будто огнем яростным опаленные, черным пеплом в руки старосты осыпались, обжигая плоть. Замотала головой Павлина Куприяновна в мучительном отчаянии, слезы горькие роняя на ладони свои, не веря виденному, шепча:

– Не может быть… Не может быть, что опять беда пришла, – и было в отчаянии женщины столько тяжести, словно сама Павлина Куприяновна ощутила то горе, что ей предвиделось. Словно побывала на пустынях разграбленных, держала на руках убитых детей, не повинных ни в чем, видела лица суровые мужей и жен, ожесточенно сражающихся между собой, так врага настоящего никогда и не завидев.

Сзади подошел Радагость и уже рукой человеческой приобнял несчастную, которая, встав с колен, стала осматриваться вокруг, словно не веря заплаканным глазам: Священные Рощи благоухают и жизнь дают, бьют родники и силу несут, дети смеются и своей радостью надежду вселяют на возвращение к истокам волшебным культуры человеческой прославленной.

– Бестии проклятые, значит, возвращаются, – сама себе молвила Павлина Куприяновна.

– Все думали, раз дали разгром – конец бедам. Да зазря отпустили захватчиков, поверили в увещевания о раскаянии.

– И что же делать, Радагость? – вопрошала староста.

– Наимудрейшие со всех концов богатырей славных разыскивают, на подвиги которые отправились, опускаясь в низы глубинные, в души низменные, что за время ига из-под тартараров повылазили в надежде возвысить их до одного божественного миролюбивого сознания, дабы улучшаться и совершенствоваться всем вместе и разом. Да вот беда, Илюшу не могут разыскать. В такие дебри Муромец отправился, в такие мути опустился… Кликали-кликали – не возвращается. Потому всех позвали как можно скорее героя вернуть, чтобы победил нечисть в бою скором.

– Сколько времени осталось до битвы?

– Дней пять… Стоят могучие Дэвы на девяти склонах, высятся мудрые Вествийцы на восьми вершинах, да только у кого ключи от дверей имеются – все преграды пройдет без сучка без задоринки. Потому и тебя потревожили…

– Где ж искать его? Как узнать? Есть ли ниточки?

Помотал удрученно головой Радагость, колпак одевая на кудри белесые:

– Никто не знает… Одна примета имеется: непробиваемый он, Богатырь Великорусский, оттого незаменимый для противостояния с сатаной проклятым… Прощай, дорогая Павлинушка, впереди – иль счастье, иль горе, да и в том и в другом ты неизменная всегда остаешься, правдивая и славная, – поклонился ангел, опустил капюшон на голову и, не прощаясь с остальными, ушел в поле, где вдруг растаял, словно его и не было.

***

Через время печальная и уставшая вошла в свой дом Павлина Куприяновна, обнаружив второго своего гостя нежданного, Степана Ладамировича, что все это время в сенях сидел беседовал с Данилом Александровичем. Привстал гость и, поздоровавшись, просил:

– Уважаемая Павлина Куприяновна, прими теперь и мои просьбы к помощи. Не о мелочи прошу, на кону судьба человеческая, и не одна, стоит. Иль возвращаюсь с благой вестью, или не дадут жизни мне в родном краю.

– Прости, уважаемый гость, да не до тебя мне теперь… – грустно уселась на лавку женщина, о своем размышляя.

– Не отказывай, прошу. Хоть послушай… – и без согласия стал лепетать, что с недавнего времени поселилась в его деревеньке, где он трудится в совете старост, одна женщина. С виду красивая, умная, смелая, на язык – острая. Родители ее – важные люди в Царь-Граде. Да только кто с этой женщиной говорить берется – тот сам не свой становится. Пошли раздоры в селении со всех сторон: сначала принялись ругаться бабы меж собой, втягивая супругов и детвору, потом очередь деверей, снох и всех прочих настала. Пока вконец все не перессорились! Хотели было общим собранием выгнать ее со скарбом, да за нее родичи из соседнего селения вступились. Попросили тех родных забрать тогда к себе такое сокровище, да те отнекиваются. Отказались и родители из Царь-Града от такого подарка. Под конец и муж покинул сварливую жену, оставив с теремом расписным и житьем-бытьем впридачу. При этом всем миром за нее платят, заступаются, лишь бы жила в достатке и в родные края не возвращалася. А она, прознав про силу свою и про положение селян безвыходное, еще больше понукает-старается, на чужих страстях играя, похихикивает себе под нос вздорный, наблюдая, как семьи разваливаются да жизнь в деревне оскверняется.

Вздохнула тяжело Павлина Куприяновна от рассказа мутного и сорного.

– Прости, уважаемый ты мой Степан Ладамирович. Да, положение не из легких сложилось в твоем селении, но не до тебя мне сейчас, честное слово, – и взяла за руку его тепло, грустными глазами простительно всматриваясь.

– Видел, что напасти свалились на головушку твою светлую и не знаешь, с чего начать, как подобраться к ним. Так вот, пока решаешь, помоги нам. Здесь тоже вопрос жизни и смерти стоит, – все жалобно молил Степан Ладамирович.

– Не могу. Прости. Не держи зла. Совсем в другую сторону мне, – сказала свое последнее слово староста.

От отказа невесело поник головой мужик, поклонился, попрощался и понуро домой поплелся, без надежды вперед глядя.

***

Вышла Павлина Куприяновна во двор, откуда широкое поле, амарантом засаженное, начиналось, во все края свою душу широкую простирая, и просила губами шелестя:

– Птички-птички, души воздушные, предвестницы богов природных, укажите дорогу, где искать запрятанного Богатыря Русского? – и в небо синее взглянула. А в ответ, будто из-под облаков пушистых, стая лебедей белых вылетела, покружилась над домом да над старостой и клином на север отправилась.

– Рановато на север лететь-то… – сама себе молвила Павлина Куприяновна. А потом уселась на землю черную, из которой все живое прорастало, кормило, единило, и снова стала наговаривать:

– Травушка-муравушка, червячки корявые, букашки скользучие, укажите путь мне, где искать Илью Муромца, превеликого героя-освободителя?

И опять, будто в ответ, мураши с козявками забегали, лапками задергали и углом изворотливым на север устремились, бросая травинки и работу.

Удивлялась увиденному староста и, будто червячки услышать могли, сказала им назидательно:

– Царь-Город-то в другой стороне!

Однако мурашки, не слыша или не понимая разговор человеческий, продолжали клиниться, куда первоначально их спрашивали.

Встала тогда Павлина Куприяновна, руками в воздухе опять кружок солнечный рисуя, и приложилась глазом, будто в трубу подзорную наблюдаючи. А там смешное дело: леса, поля, природа дивная, будто сговорившись, крениться стали кровлями да ракурсами, сходясь в одной точке намеренно. И точка эта была не что иное, как спина недавнего гостя, расстроенного делами своей деревни – Степана Ладамировича, что домой идти не торопился с плохими известиями.

Неожиданно сзади на плечо старосты рука знакомая легла. Повернулась премудрая и увидела лицо супруга своего прелюбимого, который с дружественной улыбкой ей в глаза смотрел понимающе.

– Одну не отпущу. Вместе пойдем искать. Без тебя дом – не дом, – и на этом обнялись крепко разлюбимые.

А потом кликать стали Степана Ладамировича, который своим ушам поверить не мог от нежданной надежды вёрнутой и стал радостно на месте пританцовывать, предчувствуя вскорости возвращение благодушия в Старбеево.

***

– Далеко ли до твоего Старбеево, милый друг? – спросила Павлина Куприяновна, надевая котомку с вещами на плечи сухие поджарые.

– Совсем ничего: три дня пехом с ночевками в Траханеево и Верендякино, а там уж и до Старбеево рукой подать к ночи, – легко мыслил мужик в красивой вышиванке.

– Нету у нас твоих трёх дней, – грустно молвила староста, сделала шаг вперед и в небо засмотрелась. Кружились ласточки низко у земли – к дождю, да ни с того ни с сего взбаламутились и рванули стаей вверх, стрелочкой слетаясь, чей угол острый на буреломы лесные указывал.

– Пойдем лесом. Без остановок. Без сна, без отдыха. Так быстрее будет.

– Да там болото и топи, буреломы и крены сильные. Магия черная кудесит. Не пройдем, а то еще и вовсе сгинем, – заверещал недоверчиво сотоварищ.