– Так, а за что же тебе платят деньги? – выспрашивала я, так и не понимая.
– Да, с обавью везет не всем, да и с любовью-то не многим. Поэтому тут уж пригождаюсь я, включаю медицину, психологию, все, что придумало поколение людей, утративших обавь… И многое удается. Часто людям нужно лишь послушать, что, на самом деле, у них все в порядке и они достойны любви – и моторчик заводится.
– Ты рассказываешь им сказки? – недоверчиво переспросила я, вконец обалдевшая, не зная, как рассматривать квартирантку: в качестве мошенницы или волшебницы.
– В некотором роде да… Вот, к примеру, есть у меня одна пара, очень хорошие люди, живут только далековато, приходится выезжать и оставлять Купидона надолго… В их случае не нужны ни медицинские вливания, ни игрушки, ни фильмы, ни зелья… Чистая психология! Приезжаю, констатирую полное здоровье с обеих сторон, и представляешь? – хохотнула Аннушка. – Мужик такое вытворяет! В этот раз двадцать часов подряд… Десять семяизвержений…
– А что ты делаешь все это время? – спросила я, не совсем осознав последние цифры.
– Сижу в кресле, корректирую иногда процесс… Даю советы. Подбадриваю. Чтобы они не стеснялись, тоже раздеваюсь догола. Засыпаю иногда, правда… С другой стороны, если все идет хорошо, зачем вмешиваться?
У меня лишь изо рта вылетело нечто похожее на вздох, за которым не последовало выдоха.
Аннушка посмотрела на меня как на бестолкового ребенка:
– Я с ними уже побывала в отпуске, в Таиланде, теперь вот вообще предлагают переехать в их город жить, – задумалась сексопатолог, – заманчивое предложение! Деньги хорошие предлагают. Главное, делать-то ничего не надо. Никаких противопоказаний нет. Любят друг друга сильно. Двое взрослых детей, уже внучка есть. Короче, чистая психология!
В голове крутился неприятный для меня самой вопрос, но Аннушка, будто услышав его, опять благодушно покачала головой. Мне стало стыдно за сомнения в ее профессиональных обязанностях в этом щепетильном интимном вопросе, но я все-таки не могла взять в толк… как это работает?
– Подожди, а ты сама-то веришь в эту обавь? Что она существует? Где твоя обавь, в таком случае?
Аннушка опять приблизила к себе Купидона и стала ластиться к птице, которая отвечала взаимностью.
– Моя обавь – это Купидон… Натворил бед в прошлых жизнях, теперь вот расплачивается, дурачок… – она нежно погладила монстра по перистой голове, вдруг опустившейся будто от тяжести вины. – Должен теперь триста лет прожить в теле птицы, все понимать, все видеть, но без возможности ответить или как-то помочь себе… И мне… – они соприкоснулись лбами, ласково потираясь носами друг о друга, она – хорошеньким розовым курносым, он – громадным окостенелым загнутым клювом, а по моей коже табунами побежали леденящие, оставляющие мокрый след мурашки…
– То есть ты никогда не выйдешь замуж?
– Ну почему же? Любовей, в отличие от обави, может быть много… – Аннушка лукаво улыбнулась.
– А как же отличить обавь от любви?
– Бросить все и отправиться искать того самого, похожего на тебя, как вторая половинка апельсинки… – На это способны не все. Особенно, когда уже имеются семья, дети, обязательства… Но когда ты его встретишь, Беллочка, – белой нежной пухловатой рукой с длинными красивыми пальцами она взяла меня за подбородок, пристально посмотрев в глаза, – а ты обязательно его встретишь! В этот момент все станет неважно… Ни любовь, ни деньги, ни время – ничего. Вас словно магнитом притянет друг к другу…
Она отпустила меня.
– А покамест для меня и Купидончика сыщется много работы – соединить несоединимое: приварить его, припудрить, заговорить, заворожить, – она опять добродушно хохотнула, подкладывая в рот уже десятую печеньку, – тут все способы сгодятся…
И, наконец, допив свой любимый чай с чабрецом и доев последние печеньки, она отправилась спать, поцеловав меня в макушку, в которой, словно в супнице, заварились странные, пока что неусвояемые мысли, от которых я слегла на следующий же день с сильной температурой и отравлением.
Аннушка ухаживала за мною два дня, а потом, сильно извиняясь, покинула нашу квартирку навсегда, махая на прощанье своей набеленной красивой рукой, а другой – посылая воздушные поцелуи. К сожалению, сладострастные пациенты не могли больше ждать моего выздоровления и торопили сексопатолога-чародейку переехать в Краснодар в специально купленную квартиру по соседству. Для Аннушки это был хороший шанс подзаработать, а заодно и поглядеть мир, ведь удивительным образом сексуальная жизнь богатых краснодарчан не складывалась без ее присутствия.
Глава 6. Предсказания Аннушки
Оставив один на один с миром скучных будней, как когда-то это сделала Рая, Аннушка подтолкнула меня к глубоким размышлениям, в жарком бреду запылавшими прозрениями, очевидными и понятными, что жизнь, проходящая здесь и сейчас, не моя… Наверное, с виду для многих мы с Вадиком составляли вполне счастливую, даже отличную пару: менеджер техники и офис-менеджер, со временем собирающиеся так или иначе уплотниться в ячейку современного общества, грезами которой стали бы: разжиться собственной квартирой, может быть, даже в самой столице, попутешествовать вдоволь по жарким безвизовым странам, когда-нибудь решиться на парочку симпатичных отпрысков, а дальше дачи, ремонты, переезды, шубы и автомобили. Не это ли являлось мечтой всех тех, кто судачил про нас? Нормальная, общечеловеческая жизнь.
Но опасное отравление вытряхнуло наизнанку все мое нутро и вырвало с болью, очистив тело, да и рассудок, от всех бестолковых несбыточных мечт, которыми я пичкала себя последние два года… Сильный жар испарил их в воздухе старой хрущевки, оставив на освободившемся пространстве железное намерение изменить русло своей судьбы во что бы то ни стало…
В тот день, поднявшись со своей кровати, все еще слабая, бледная и осунувшаяся, я по-новому посмотрела на своего, точное название, сожителя Вадика… Морок чужого мнения растаял, и передо мною предстал, как в день знакомства, обычный парень, не плохой и не хороший, с мальчишечьим представлением о мироустройстве, легко и просто плывущий по течению, сворачивающему и закидывающему в известные берега ежедневными дружескими назвонами подсобить, сопроводить, потусить, поехать на рыбалку, отремонтировать микроволновку… Чьи мысли сводились лишь вкусно покушать, классно провести вечер, здоровски гульнуть, суперски отдохнуть, круто отжечь… Если я вписывалась в формат этой легковесной карусели, утянувшей моего парня в свой круговорот, – хорошо, если нет – ну что ж, в следующий раз…
Вывод напрашивался сам собой – это был не мой мужчина, я была не его женщина. Как бы сказала педагог Галина Ивановна (скоро и о ней): «Главное, себе не врать». Как сказала бы сексопатолог и ворожея Аннушка: «Срок годности нашей любви истек». И спасибо, что мы не успели начать выполнять тот длинный список, который обязательно бы привел наши жизни к краху.
***
В тот вечер вернувшись с работы, Вадик впервые не смог посмотреть мне в глаза… А я впервые прочла его как открытую книгу, точнее, как бесплатное приложение к моему роману… И совсем не нужно было быть гадалкой или психологом, чтобы понять: пришло время расстаться… и дело было даже не в скоропостижной измене с какой-нибудь одинокой юбкой.
– Неужели ты поверила сказкам какой-то сумасшедшей толстухи, которую знаешь всего-то месяц? – кричал Вадик, не в силах выдержать мой взгляд. – Веришь россказням каких-то проходимцев, собираешься разрушить то, что мы, между прочим, вдвоем строили эти два года!
Меня очень удивили тон, крик, бегающий взгляд, ведь я еще не успела изложить моему дорогому симпатяге свои умозаключения. Вместо этого подошла к зеркалу и всмотрелась в свое лицо, находя его действительно новым и странным: то ли из-за болезни, а может быть, по другой причине, взгляд как-то обострился, стал пронизывающим, легкий свет в нем померк, осела некая сосредоточенность… Мне даже самой с трудом удавалось не отвести глаза, лицо менялось на ходу, проявляясь чьим-то чужим, суровым, решительным… Даже бестолковый Вадик прочел на нем то, что только формировалось у меня в голове.
– Не понимаю, чего ты хочешь? – все не унимался он, беснуясь на кухне. – Хочешь печать в паспорте? Этого тебе не хватает? Чтоб обрадовать твоих подружек? Ну хорошо, давай поженимся! В чем проблема? Да хоть завтра!
Я усмехнулась – надо же, как молниеносно, одним лишь волевым потугом работает сила намерения…
Повисло молчание. Пыл молодца утих, и он, к моему удивлению, упал на колени и стал просить:
– Беллочка, прости меня. Прости, пожалуйста! Это была ошибка, дурость, глупость… Я сам не ожидал, сам расстроился… – сбивчивые фразы не меняли правду, лежавшую на поверхности. Но все это было уже неважно…
– Встань, Вадик, не позорься…
– Беллочка, ты моя любовь… Правда! Моя радость! Моя отдушина! Только ты меня понимаешь… даже больше, чем я сам себя, – он зарыдал. – Не бросай меня, прошу… Я без тебя умру…
– Да ну что ты, Вадик! У тебя еще будет очень много хороших мамочек, намного лучше, чем я… – я искренне жалела упавшую духом каштановую симпатичную головку с модной стрижкой, намереваясь сегодня же звонить финдиру и сообщить о вакантности места. – Видишь ли, это я больше не могу быть мамой, самой бы найти того, кто бы стал мне папой…
Слезы Вадика просохли, однако он так и не смог посмотреть мне в глаза, из чего я сделала вполне положительный вывод, утешающий самоуважение, что любовь с этим милым душкой не была напрасной, все-таки капля совести имелась в этой легковесной голове, вскорости обретшей счастье в крепких руках и на крепкой шее, способной выдержать вес взрослого мальчика, финдира. Но это была уже совсем другая история…
Глава 7. Намерение
Приняв решение расстаться с Вадиком и съехать с насиженного гнезда в Зеленограде, я даже не предполагала, как быстро заработает новая цепочка связей, тронутая силой намерения. Моей силой намерения.
Уже на следующий же день после выздоровления, придя в отдел кадров, я смело, все с тем же решительным блеском зеленых глаз попросила оплатить мне курсы английского, ибо собиралась идти вперед по карьерной лестнице и перерасти из офис-менеджера пусть и не в акулу продаж, но в дипломированного секретаря. А недавние контакты нашего холдинга с иностранцами как раз подталкивали отдел кадров к поиску специалиста со знанием различных языков, кстати, с которыми у меня никогда не возникало трудностей. Чужеродные слова легко и весело ложились на память, и я понимала зарубежную речь, только лишь припоминая школьную программу, еще устроенную по советскому монументальному вкладыванию знаний в светлые головы учеников. В частности, благодаря педагогу, а как теперь понятно, и философу, Галине Ивановне Войновой, владевшей восемью языками романской группы, не считая диалекты, объяснившей нам тогда принцип изучения по своей особой методике, находя все иностранные языки элементарными и даже примитивными для сознания советского человека, упоенного песнями русских гениев, перевести стихи и прозу коих на любой из перечисленных являлось непосильной задачей, даже в примитивном варианте.
– Любой человек, знающий русский язык хотя бы поверхностно, легко овладеет любым из европейских, ибо все они произошли от русского, – уверяла учительница, чей характер и внешность соответствовали фамилии. – А капиталисты, – презрительно, по слогам, произносила она тогда нам непонятное слово, вскоре ставшее нашей реальностью, – понаписали себе учебнички со сказочками, что, мол, они являются колыбелью цивилизации, – поднимала она строго палец вверх. – А тот же французский как язык появился всего-то в шестнадцатом-семнадцатом веке, да и то со скрипом. Про другие я вообще молчу – синтетический симбиоз с рудиментами понаскрябали по сусекам! Элементарно не знают своей истории! Верят своим же россказням и мифам об уникальности и неповторимости, победе в неизвестной войне, – пыхтел разгневанный педагог, подразумевая развал великой страны, осколком которого являлась она и сотни тысяч других талантливых, никому не нужных в век мерчендайзеров и офис-менеджеров людей. – Поэтому, дети, запомните великую мудрость, изреченную классиком: «Никогда не врите сами себе» – и учите историю своей страны. Настоящую историю! – грозно помахала она новым учебником, пришедшим взамен советскому, – а не написанную врагами для вас.
И действительно, совет мудрого учителя помогал, если рассматривать европейские языки как производные и однокоренные, задача упрощалась вдвое, стоит только присмотреться, что все они похожи, однообразны и безыскусно схематичны. А если провести связи с русским, так и вовсе можно перейти в стан славянофилов со всеми вытекающими патриотическими последствиями и никогда более не вернуться в свободное демократическое общество, где частная собственность и хруст зелененьких купюр делают (или сделали?!) (в плохом смысле этого слова) историю, науку и культуру. Свою и заодно нашу. Поэтому, не отходя далеко от кабинета айчи-директора (физической и психологической копии финдира, с промытыми мозгами об айчи-технологиях, бонусах, корпоративной этике и прочей белиберде, без которой наша страна еще в семнадцатом веке была самой крупной и мощной державой в мире, а вот с корпоративной этикой встала в стан полуголодных африканских колоний), я попросила здесь и сейчас перевести меня на должность секретаря. Вакансия висела еще с начала весны на доске объявлений.
Как в ситуации с Вадиком, айчи-директор, по странной причине не выдерживая моего прожигательного взгляда, обещала посодействовать. И в тот же день, как ответ с небес, в наш отдел спустился тот, кого боялись называть по имени, как в сказке про злого волшебника, – сам владелец холдинга, обычно проводящий свои будни с вице и теми, кто приносил реальные деньги – акулами продаж.
Неспешной и вальяжной походкой барина Сергей Александрович Бирюк (боялись произносить, чтобы не добавить какой-либо пошловатой приставки) вошел в двери и, сухо поздоровавшись с начальником отдела, выбежавшего из своей коморки, направился ко мне… Конечно, я и раньше видела владельца предприятия, но сама ситуация или, как говаривала Аннушка, энергия, кувыркавшаяся в воздухе, ввела меня в некий ступор, поэтому, не поприветствовав светлейшее начальство, я стояла как то изваяние из гипса.
– Владимир Валентинович, а что, у вас в отделе не принято здороваться с руководством? – бросил он через плечо бледнеющему начальнику, а сам бесстыдно уставился на меня, словно кот на сметану. Другого определения той лукавой усмешке на некрасивом, но обаятельном лице хозяина наших душ и зарплат было трудно дать.
Я извинилась, поздоровалась и стыдливо рассмеялась своей странной запоздалой реакции, а на лице начальства, приблизившегося непозволительно близко, что донесся аромат дорогого мужского парфюма, смеси красного дерева и сандала, запереливалась не только улыбка, но и глаза, тем блеском и светом, про которые пишут, что влюбился с первого взгляда. Хотя о какой любви могла идти речь, когда предмет вожделения годился в дочки? (приписано: а как показывает история, не пугают и внучки…)
***
Получив сначала порицание со стороны непосредственного директора, в тот же день я была назначена вторым личным секретарем владельца холдинга с повышением оклада в два раза за рвение к росту и как бонусом – бесплатным образованием сразу трем языкам на выбор в счет будущих заслуг перед предприятием в эти весенние коммерческие международные дни дружбы.
А уже через месяц посыпались как из рога изобилия результаты моего окрепшего намерения, соизволившего принять решение о расставании с Вадиком и изменении курса плавания моего маленького кораблика, пока что трепыхавшегося в океане страстей от новой должности, новых сплетен и интриг вокруг меня, скоропостижного переезда в Москву, интенсивного изучения английского, французского и испанского языков по ночам, утрам, в метро, везде… Воздух как бы уплотнился вокруг, чувствовалось, что все неспроста, нечто зреет и готовится… Эх, жаль, не было Аннушки рядом с ее кофейными предвидениями, но я знала точно – решалась моя дальнейшая судьба.