Когда рассеется тьма

– Понятия не имею. Он не сказал, я не спросила. Но не с Агатой, та говорила, что давно Юлия не видела.

Появилась конкретная цель. Надо найти даму.

Это хорошо, что цель появилась. Можно начать что-то предпринимать, а не бездействовать.

– Когда похороны, Паша?

– Не решил еще. Определюсь, позвоню.

Антонина, помолчав, попрощалась.

Павел положил телефон на стол, снова тронул мышь. Встал, подошел к окну. От безоблачного неба стало еще противнее. Он обернулся, заметил собственное отражение в стекле книжного шкафа.

Не мешало бы сбросить килограммов десять-пятнадцать. В отличие от сухощавого дяди Павел постепенно превращался в толстячка.

Впрочем, собственная внешность его беспокоила мало.

Телефон зазвонил, Павел подошел к столу. Номер на экране высветился незнакомый.

– Да, – неохотно ответил он.

– Пашенька! – ласково откликнулся женский голос, слышать который не хотелось. – Здравствуй.

– Привет, – обреченно выдохнул он.

– Как дела, сынок?

Когда она называла его сынком, у Павла от отвращения перехватывало дыхание.

– Что тебе надо?

– Паша… – Голос стал несчастным.

– Что тебе надо?

– Не могу дозвониться Юлию…

Сейчас у нее на глазах наверняка появились слезы. Их общение всегда заканчивалось ее подступающими слезами, которые она пыталась скрыть. А может быть, наоборот, пыталась слезами вызвать жалость.

– Подожди! – перебил Павел, вспомнив, что номер на экране высветился российский. – Ты в Москве?

– Да, я приехала в Москву неделю назад. Устроилась в отеле.

Она никогда не останавливалась у Юлия, только в гостиницах, даже когда была жива бабушка, а маленький Павел еще не ненавидел свою мать. Она приносила ему игрушки, и они гуляли где-нибудь в парке.

Тогда он очень по ней скучал.

Ненавидеть ее он стал лет с семи.

– Юлий умер.

– Что?! – прошептала мать. – Когда?

– В понедельник утром.

– Боже мой!.. Отчего?.. Он выглядел вполне здоровым…

– Когда ты его видела? – быстро спросил Павел.

– Я его не видела… – запнулась мать. – Я говорила с ним по телефону. Мы собирались встретиться в выходные, но не встретились. Боже мой… У него был тяжелый характер, но…

Павел не знал человека лучше Юлия.

– Ты только что сказала, что он выглядел вполне здоровым! Ты его видела?

– Нет. У Юлия был обычный бодрый голос. Я бы почувствовала, что он болен. Отчего он умер, Пашенька? Сердце?

– Сердце.

Дождь бы пошел, что ли. Веселое солнце раздражало, словно издевалось.

– Его похоронили?

– Еще нет.

– Я пойду на похороны! – тихо сказала она.

– Пойди, – равнодушно согласился Павел.

Видеть мать не хотелось, но спорить с ней не хотелось еще больше.

– Она его сестра, Паша, – строго сказала бы бабушка. – Она имеет право похоронить брата.

Бабушка всегда старалась поступать по правилам.

– Решу, когда похороны, позвоню, – пообещал Павел. – На этот номер позвонить?

– На этот. Паша…

Павел не дослушал, сбросил вызов.

Сев в кресло, потянулся к мышке, чтобы разбудить дисплей, но отдернул руку и тупо уставился в темный экран.

* * *

Вероника примчалась, когда Агата обнаружила в только что написанном куске программы ошибку. Ее она отыскала быстро и порадовалась, что догадалась тестировать программу по мере написания, а не потом всю целиком. Тогда обнаружить ошибку было бы куда сложнее.

Вероника подвинула стул, села рядом с Агатой и потребовала: