Мозаика мечтателя

Между нами – пятьдесят градусов разницы!

21 февраля 2011

Стихийно

Две волны встречаются красиво. Порывисто. Хлестко. Поднимаясь ввысь, они страстно обрушиваются на берег и рождают пену, которая любовно обнимает песок и камни.

22 февраля 2011

Ближнее

Комом в горле прозвенел телефонный звонок. Пробудил тревогу. Заставил сердце сильнее биться. Звонок неоправданных надежд, возложенных на меня близкими. Звонок, призывающий идти не своим путем. Но повернуть на дорогу служения родным.

Разве можно поступить иначе, когда ты нужен здесь и сейчас? Конечно же, долг совести зовет к исполнению просимого. Но как быть, если на кону – твое, личное, никому неведомое, стремление быть с Господом? Который уже предан. Который вымолил у Бога стадо Свое, просимое сатаною. Вот уже и обвинители злопыхают. Вот уже синедрион торжествует. И Петр идет к отречению.

Ерундой кажется любое сопоставление со Страстями Христовыми. Но враг не дремлет. Он настолько зол на свое двухтысячелетнее поражение, что готов и в огонь, и в воду, лишь бы ухватить часть сердец в свое царство смерти. В ход идут все те же приемы: выбор между помощью в повседневном житии и сочетание с вечным бытием, попечение о столах и Вкушение Даров. И как легко в сознании затмевается Христова Жертва. Ради мнимого добра, несомого семье, мы лишаемся возможности приобщиться Части.

Суждено ли вырваться из этого круга предательства? Или и здесь сбывается притча о двух господах? Воистину жизнь христианина – иной путь. Оттого и семья христианская так подвержена ветрам предуготовительной суеты. «Ради праздника» можно так отвлечься, что и Воскресение проспать. Обострение взаимных претензий самых дорогих людей делают невожным пробуждение для Новой Жизни.

Теперь уже скоро нам будет виден Свет. И как мы готовы встречать Его? Разукрашенными столами. Разноцветными пасхами… Но готовы ли принять Истину с чистым сердцем? Достойны ли на земле славить Христа, Которого воспевают ангели на Небесех, не смеющие смотреть на Всемогущего – настолько Слава Его велика есть…

16 мая 2011

Ночное созерцание

В подсознании возникает осознание: ты рядом. В колеблемом листья дожде, в ощущении ветра, в солнечной радуге. Но не хочу принимать тебя, потому что настанет миг, когда все исчезнет. Тогда пустота будет наполнена техническими ощущениями необходимости жизни. Захочется вдруг перестать понимать эти ощущения, но настоящее вцепится намертво железной хваткой темноты и одиночества. В них крики – не слышны, зрение – воспалено, слух – обострен, осязание – чувственно.

Но настанет утро. И болезненная душа воспрянет от страхований, потянется заре, почует свежесть веры. Придет утро миросозерцания и покоя. В котором минувшая ночная буря покажется мимолетным сонным увлечением.

16 мая 2011

Про любовь

Твою глубину глаз напоминает мне сегодня небо. Оно массивно. Как желание счастья. Как тот вечерний южный всхлип оно неутешимо в своей бескрайности. Своим пером ваяет Создатель в нем судьбы. Наши земные дороги, которыми мы приходим к Нему.

Если мы не желаем восходить к блаженству, перестает ли небо обнимать нас? Если мы не видим пути, прерывается ли линия жизни? Если мы не смотрим на небо, значитли это, что твоих глаз больше не существует в сердце? Большей глупости нельзя себе и домыслить. Значит, мягкий ветер и прошлая услада не исчезли: они поднялись в небо, где Творец нарисовал наши судьбы – теперь они плывущие по всему лицу земли облака.

Едва только выглянешь в окно, сразу увидишь высокую звезду. Она мерцает и улыбается. С прищуром, с поцелуем ангела на щеке. Да, это то самое облако счастья, которое уплыло на твой темный пронизывающий север с моего жгучего южного сердца.

9 февраля 2012

Как бог

В самом конце глубокой осени 2011-го, а, может, в начале московской темно-декабрьской зимы мне приснился Блаженнейший митрополит Владимир. Нет, вы не подумайте, что я постоянно о нем думала или не выпускала из головы и сердца переживания о судьбах украинской части Православной Церкви. Вовсе нет. Мы, конечно, размышляли о будущем, но на критическое состояние здоровья владыки Владимира и вызванные его комой конвульсии украинского духовенства смотрели словно сквозь стекло в реанимации.

Он шел по узкой асфальтовой дорожке в начале моего дома, спускаясь к нему. Шел уже седым старцем, но бодро, ровно, достойно. В темной одежде: в плаще до колена темно-темно сером, почти черном, в таких же брюках и в черном берете, надетом слегка набок, полунамеком.

Не знаю, почему я сразу не за писала этот сон. И вот теперь, спустя три с половиной года, уже не помню деталей. Не помню, я просто прошла мимо. Или я стояла, наблюдая за ним. Удивилась ли я во сне такому посещению спального района Москвы или восприняла это как естественное событие жизни. Не помню теперь. Но, проснувшись, я была всему удивлена. Мне редко снятся иерархи и духовенство, несмотря на личное общение со многими из них. А тут – Блаженнейший. Я его своими глазами, конечно, видела. Но никогда не общалась и даже ни разу не брала благословения, кажется.

Зная, что это был критический момент в его земной жизни, когда многие уже с ним попрощались, начали делить шкуру и решали, кто сядет по правую, а кто по левую руку от трона, сон был воспринят мной как сигнал, что душа митрополита Владимира просится с Земли на Родину. Что он с нами со всеми прощается.

Спустя несколько дней я решилась рассказать свой сон доброму приятелю из Украины, знавшему владыку хорошо лично. Как только я начала описывать внешний вид Предстоятеля Украинской Церкви, собеседник мимиходом отметил: «Ну как он обычно ходит». Я остановилась, переспросила: «В смысле? Вот в такой одежде, в берете?» «Ну да», – не понял моего недоумения знакомый. Но как было мне не удивиться, ведь я в такой одежде никогда Блаженнейшего не видела и даже не знала, что он частенько в ней прогуливался по Киево-Печерской Лавре.

В разговоре мы перешли к проблемам украинской церковной действительности. Многое было мне непонятно. Но все недоумения покрыл один ответ: «Блаженнейший, как Бог. Все видит, все знает, все покрывает, всех любит».

Сегодня истинный сын Отца встал у ворот Царствия Небесного. Верю, апостол Петр своими ключами их откроет. Владыка Владимир, помолитесь Господу обо всех нас. И посещайте нас, пожалуйста. Нам нужно Ваше предстательство.

5 июля 2014 года, Москва

На расставание с О.М

Дорожу ли тобой? Нисколько. Ведь ты не поешь со мной. Не подтягиваешь Достойно. Под разгул всеобщих ветров. Отпускаю тебя. На волю. За пределы многих лет. Чтоб жилось вам вольготно и спело. Без моих идеалов и трелей. В нотном стане тосканских напевов под унылый московский сюжет.

23 августа 2014

Распутин

Я видела, как теперь вот стало известно, Валентина Григорьевича в последний раз в прошлом году. В феврале, в консерватории. Он скромно стоял в огромной очереди в гардероб после концерта Сретенского хора. И в этот момент мы с мамой поняли: пока он жив, пока он дышит с нами одним воздухом, нужно подойти к нему и поблагодарить за слово. Ведь мы сокрушаемся часто после смерти, восхищаемся людьми как-то поодаль в земной жизни. А надо говорить им «спасибо!» сейчас, сию же минуту. Это по-человечески нормально и естественно. Когда мы подошли и поклонились с благодарностью великому русскому писателю, он стушевался, ему хотелось спрятаться в толпе. И ему это ловко удалось. Бог гордым противится, смиренным же дает благодать. Распутин – человек благодатный. Вечная память!

15 марта 2015

Вместо CMC

Поскольку ветер решил спуститься с зелёной сопки без предупреждения и запустить в нас своей горсткой песочно-пыльной земли ровно в тот момент, когда мы были влекомы только одним желанием созерцать мир и окультуренную белоручками пагоду, все в нашем будущем понеслось с этой стремительной скоростью ураганной бури. И блеск глаз, словно молния, пролетели по всему небу, и движение остановить мгновение, будто бы человеку это возможно, и юношеская дурашливость, заигрывание с той, которая влечёт далеко и, кажется, надолго. Все краски молодости, вобравшей подростковый задор и уже присущую им взрослую зрелость, забрались в крупные капли слёз Неба. Они не хлынули как из ведра. Они были редко разбросаны, будто бы кто-то в ярости и досаде кидает шарики с липучками в мишень, да все никак не может попасть в десяточку. Уже усыпано все игрушечное табло, а ва-банк не забран. Они его снимут сами. Без посторонней помощи и чьих-то облачных истерик. Но позже.

И вот бы собрать сейчас все эти капли да умыться. Чтобы вспомнить тот дождевой аромат, тот дух притяжения, которым были они стянуты вот уже четвёртый день. Чтобы понять, когда он начал опоясывать их и почему не оборвался в самом начале, соприкоснувшись с его богатырским хватом и ее изнеженной натурой. Та вода давно уже дала жизнь земле, произрастив множество трав и цветов, напоив усталых путников-жуков и беспечных стрекоз. И им теперь остались только воспоминания. Капли стали росой, заставляющей сердце неметь при виде друг друга, умирать в неге, услышав вдалеке голоса, обращённые друг другу, очищаться слезами, источаемыми глазами при расставании друг с другом.

С наступлением царства стихии их жизнь стала похожа на мягкий знак. Буква вроде бы бесполезная, а без неё никуда. Она и смягчит, и подставит плечо, и добавит изюминки в слово. И ничего не значит, и в то же время целый мир. Космос. Описать его невозможно, и вычеркнуть из сознания нельзя. И не виден с земли, и всю ее покрывает. Можно, конечно, найти подходящие фразы, чтобы описать их состояние. Можно даже подыскать наиболее точное слово. Только мягкий знак от этого не становится понятнее, осознаннее, чётче. И без него нельзя, и с ним мука. Не отношения, а целая вселенная, в которой все на своём месте.

Мысли не могут сфокусировать всю гамму чувств, когда их отношения заходят в тупик. Разум готов прыгать словно бешеный попугай в золотой клетке. И каждый из них кричит диким криком себе и мирозданию: довольно, довольно, довольно я натерпелся, чтобы болеть ещё раз, чтобы опять терять голос, чтобы вновь разучиться верить. Но стоит только вспомнить ту горсть земли, вырванную ураганом и брошенную в сердце, или удар сгущенной истомы, застывшей в той капле, выкинутой сверху в их орбиту, как все отступает. Желание сочного будущего побеждает дыхание онемевшего настоящего.

Однажды, безусловно, их будущее станет прошлым. В нём прорастут корни тех минут, что они были счастливы. Они заплетут в свои дремучие косы все звезды, проплывшие над этим союзом, замотанным электрическим током стихии. И неважно, как долго они источали свет. Он мог родиться только от тех, кто умеет держаться вместе. Даже если больно. Главное ведь не почему. Главное – во имя чего нам дарована энергия жить.