
Утятинский демон. Книга вторая
Грета сидела и вспоминала свои потери: как умерла бабушка, потом тетя Таня, мама. Внезапно резко запахло яблоками. Перед глазами возникла мерцающая серебряная пелена. «Аура, – подумала Грета. – Что ж я в свою комнату не ушла!» Но уже она отдалялась от окружающего, и ей было все равно… В ушах шумело, словно рядом море рокотало. К ней обращались с вопросами, но она продолжала сидеть неподвижно и смотреть в окно.
Таня влетела в зал, где гремел телевизор и лежал на диване Валера.
– Господи, Валерка, какое счастье, что Ромка на море уехал! А я еще ворчала, что он не ко времени уезжает! Да выключи ты этот ящик!
– Ты у них была? – послушно выключив телевизор, спросил Валера.
– Где там! Два автоматчика у ворот. Стоят как герои-панфиловцы! Так бы они бандитов прогоняли!
Валера встал с дивана и прошлепал босиком к окну. Стоя к жене спиной и поправляя штору, он сказал:
– Ты меня ненормальным считаешь…
– Нет, Валера. Я просто боюсь тебе поверить. Но вообще-то уже поверила.
– Правда, Таня? – дрогнувшим голосом спросил он.
– Было много случаев. На рынок пошли. Она спрашивает: где обувь? Я говорю: где раньше стройматериалы продавали. И она повернула туда! Рассказываю про Радиву, как она с невесткой скандалила. А она спрашивает: и завещанием ее не припугнула? Понимаешь, можно, конечно, от тетки все это узнать. Но вот Ромка: он из моих восьми слов одно слышит, а потом половину из услышанного забывает. А я мать родная, не тетка! А как она себя ведет с мужиками! Опять же Ромка… он к ней явный интерес проявил… мужской. А она с ним как с младенцем. Потому что его младенцем знала. Да и с теми парнями… Они ей не объект, понимаешь? В общем, что-то с Таней произошло на кладбище. Я думаю, она Лидочку тогда со смертного пути увела. Может быть, все убийство заказывают, а она наоборот… За это и получила молодость… Да, еще: паспорт Маргариты в тот приезд у нее с собой был… И самое главное: голос у нее Танин и все словечки Танины.
– Таня, я вот что хотел сказать. Если это Таня, то ведь после такой встряски у нее столбняк начнется…
– Ой! – Таня глядела на мужа со страхом.
– Таня, звони.
Мобильник не отвечал ни Гретин, ни Генин. Позвонили на стационарный. То же самое.
– Катин у бандитов остался. С моего позвони ему… нет, я сам.
После десятого сигнала Гена ответил.
– Гена, не злись, а спокойно ответь: Грета застыла? Она не шевелится, не отвечает?
Гена громко охнул. Потом сказал:
– А что это значит?
– Болезнь, Гена. В общем, выходи к воротам, мы сейчас подъедем.
Гена стоял у ворот вместе с автоматчиками.
– Куда? Ты сказал, тетка придёт.
Валера отодвинул полицейского и вошел в калитку, бурча «бандитам командуй, Аника-воин».
Он первым вошел в дом и заглянул Грете в лицо: «Да!»
– Дядь Валер, что с ней? – все еще сиплым голосом спросила Катя.
– А вот что! – Валера огляделся, взял сковороду и стукнул по ней скалкой. Гулкий колокольный звук ударил по барабанным перепонкам. Только Грета не дрогнула.
– Ну ни фига себе! – охнул зашедший вместе с Кожевниковыми автоматчик.
– Переодень ее и вещи собери, – скомандовал жене Валера. – Видишь, вся одежда в крови.
– Куда вы ее? – спросила Катя.
– К нам.
– А почему это? – возмутилась та.
– По кочану. Все, ребята, детективные игры кончились, агентство «Лунный свет» закрывается.
– Вы знаете, как ее лечить?
– Да не дай бог. Она сама очнется через сутки-двое.
Через двадцать минут к Кожевниковым приехала «Скорая помощь». Вышли Николай и Шеметов. У ворот их ждал Руслан. Валера встретил их неприветливо.
– Что, медицина и полиция здесь, а пожарных не вызвал?
– Мне дежурные доложили. Валера, пропусти, – строго сказал Шеметов. – Должна медицина посмотреть.
Николай и Таня ушли в Ромкину комнату. Руслан спросил Шеметова:
– Я не пойму, он кто, этот Николай? Фельдшер или врач?
– Его в прошлом году осудили за взятку и понизили в должности. Был участковый терапевт, а теперь фельдшер.
– Ага, – подтвердил Валерий, – главный он у нас коррупционер в городе. Ни администрация, ни гайцы взяток не берут. Да и из врачей он один. Даже санэпидстанция безгрешная…
– Валера, я разве что другое сказал? Его свои же подставили. Погубили мужика. Был он сильно пьющий, а стал не просыхающим. Жена сына забрала и уехала. А он и пьяным больше иных трезвых понимает… У нас теперь срочный вызов терапевта на дом. Чуть что – в «Скорую»: Кожевников дежурит?
Вышли Таня и Николай.
– Иваныч, я не невролог. Так вроде реактивное состояние.
– А по-русски можно?
– Ну, истерия. Реакция на сильный стресс.
– Стресс был действительно сильный. Она лестницу от чердачной двери убрала, так потом ее втроем мужики устанавливали. Таня, у нее уже такое было?
– А я почем знаю? У них в роду у Тани такое было. И у Таниной бабушки.
– А почему вы решили, что и у нее так же будет?
– Потому что она на них похожа.
– Неубедительно, но уверенно.
Уехали. Помявшись у входа, ушел и Руслан.
А вечером в Утятин приехал Наппельбаум. Он поселился в гостинице «Озерной» в люксе. Договорился с полицией о выдаче тела Кирилла и дал Руслану сопровождающего, чтобы доставить тело в Москву. Перед отъездом Руслан забежал к Кожевниковым. Таня на этот раз глядела на него с сочувствием:
– Все будет в порядке, милок. Как очнется, позвоню. И ей скажу, чтобы позвонила. Да она и уедет, как только в себя придет. Такие переживания надо забывать в другом месте. А делать ей тут больше нечего. Тем более, старик привез охранников для Кати.
На рассвете Кожевниковы проснулись от скрипа дверей Ромкиной комнаты и неровного шлепанья ног. Неверующая Таня перекрестилась и встала.
– Ты куда?
– Пойду помогу. Николай сказал, что у нее будут мышцы болеть. Слышишь, как идет тяжело? А ты не выходи, не смущай ее пока.
– Да, сейчас, – возразил Валера, натягивая футболку. – Надо все выяснить, пока не опомнилась.
– Оно тебе надо?
– Надо, Танюшка.
Все-таки Таня вышла первой. Грета, держась рукой за стену, медленно выходила из ванной. Таня обняла ее за плечи и довела до кухонного стола.
– Тебе кофе как всегда? А может, что-нибудь существенное съешь?
– Сейчас… сейчас соображу. Значит, меня опять накрыло? – Грета застонала. – Кирилл… да… а остальные как?
– Лида дома. Сотрясение мозга. Ничего, отлежится. Елена Карловна в больнице. Как у нее, не знаю, но, если случилось бы что, Тоня бы позвонила.
– Можно узнать?
– Уже звоню.
Валера подошел к Грете, положил руки ей на плечи и сказал:
– А помнишь, Тань, как ты меня на закорках несла? Я с тех пор запомнил родинку у тебя на шее… в ложбинке под волосами.
– Ох, Лётчик, до чего же ты настырный! Никогда не рассказывал Тане, как дождевого червя съел?
Валера торжествующе поглядел на жену. Она испуганно смотрела на них и утирала слезы.
– А скажи-ка, Таня, почему я к тебе на переменках бегал, когда в первом классе учился?
– Ты, паршивец, не умел брюки застегивать. И ведь были у тебя старшие сестры, но их ты не смущал. А надо мной весь мой пятый «б» потешался. Почему ты к ним никогда не ходил?
– Они ругались, а ты – нет. В общем так. Не хочу ничего знать, как это произошло. Но что ты – это ты, я понял сразу.
– Как?
– Таня, я сколько себя помню, столько и тебя. Может племянница на тебя так быть похожей? Почему нет, может. Но чтобы все жесты, все интонации, все словечки твои? Ой, нет. Да и прокололась ты много раз по доскональному знанию города, в котором ни разу не была, это даже Таня заметила. Ладно, я понимаю, что ты паспорт использовала, чтобы легализоваться. Объяснить твое неожиданное омоложение людям невозможно. Но нам-то, твоим проверенным временем друзьям ты могла сказать?
– И что бы я сказала? Звонит Таня, а я ей: все в порядке, выгляжу лет на двадцать, поэтому живу по чужому паспорту.
– Ладно, замяли. Всё.
– Больше ничего спросить не хочешь?
– Нет. Да. Ты… Олю на той дороге видела?
– Видела, Валера. И это самая страшная моя вина. Мимо меня прошли все покойники: тот висельник кудрявый, как его?
– Макар.
– Ну да, Макар. Потом прошли Оля, ее братья и бабка Шлёп-нога. С Олей я даже заговорила. Но я же ничего не знала! Потом прошел этот дед военный без головы, но он шел по дальней стороне дороги, а я в это время разговаривала.
– Без головы?
– Я на него посмотрела, когда он был уже далеко. Я подумала, что не вижу головы из-за тумана. Ну, а потом шла Лида. Я же не знала, что это фантомы! Вижу – женщина беременная идет одна по ночной дороге. Я ее и остановила.
– Жуть какая, Таня! Только ты могла там оказаться, у нас все этого места боятся, – вступила в разговор Таня. – Я же тебе говорила, чтобы ты ждала на мосту.
– Да не слышала я! Впрочем, что жалеть об этом! Хоть одну остановила.
– А ты больше и не могла. Только одного можно заключить в объятия и держать, пока остальные не пройдут.
– Ну, значит… я сделала все, что могла.
– Всё. Больше никогда об этом говорить не будем. Всё, всё. Звоню в больницу.
Приехал Николай. Грета попыталась встать ему навстречу, но не смогла.
– Что-то ты, милая, ослабла не по болезни. Болит что?
– Горло. С голосом что-то.
– Так, посмотрим… О, да тут фолликулярная ангина! И температурка, понятно. От Катьки заразилась.
– У Кати нервы.
– Там, в областной, карантин по этому поводу. Она и завезла. Таня, посмотрим, что там из лекарств у вас есть. Остальное докупишь.
– Коля, позавтракаешь с нами?
– Если только по-быстрому. У меня еще один вызов – к Саблиным.
– А кто там у них заболел?
– Племянник Саблина.
К вечеру стало совсем плохо. Таня все пыталась ее накормить, но Грета и воду-то заглатывала с трудом. Пришел Наппельбаум. Грета настояла, чтобы он разговаривал с ней из соседней комнаты: еще не хватало заразить старика. А рассказывал он интересные вещи.
– Я, когда вы, Маргарита, позвонили насчет вашего плана, связался с Лойзиком Гурвичем. Папа его в свое время посидел за экономические преступления. Да… Теперь-то они предпринимательством называются. Ну, а Лойзик по молодости лет фарцевал – у него предпринимательство в крови. Однако ни разу не попался, и университет закончил, и в Америке диплом подтвердил – какие-то экзамены сдавал. Тамошних русских он обслуживает – юридическая контора Гурвича. Если бы было время, я бы кого-нибудь другого нашел. А так – пришлось попросить в случае запроса эту липу о наследстве подтвердить. А он загорелся как мальчик. Сорок лет назад ходил тут по лезвию ножа, но не наигрался. А может, хотел из этой истории для себя бонус получить. И отправился он с этой семейной сагой к настоящему американскому юристу, который семейство Барташевских обслуживает. А у них насчет связей с мафией строго. Юрист встретил Лойзика надменно, однако, клиенту эту сказку пересказал. Клиент, который носит фамилию Уиллис, очень заинтересовался. Кстати, Барташевский, который усадьбу купил, нашим Барташевским вообще никто. Да, а кузен той Ирины Владимировны умер сравнительно недавно, лет пятнадцать назад. Почти до ста лет дожил. Он был мальчиком, когда его кузина замуж выходила, наверное, немножко влюблен был. И рассказывал о ней потомкам до самой смерти. Нынешний Уиллис, его внучатый племянник, владелец строительной фирмы не то «Барт», не то «Барч компани», воспринял беду своей дальней родственницы как свою. Обещал подтвердить наличие спора о наследстве. И кто из этих стопроцентных американцев стукнул в их органы, не знаю. Когда сынок начальника юридической службы Коршунова явился к Гурвичу, тот объяснил ему, что представляет интересы Генриха Кузнецова, дяди Кати. С клиентом его связать отказался. Этот пацан умудрился выйти на американского юриста. Тот, как было обговорено, спор о наследстве подтвердил, назвав в числе претендентов «миссис Васильефф, урожденная Кузнецофф». А на следующий день младшего Казиева взяла их американская контора. На счета и имущество Коршунова в США наложили арест, аннулировали грин-карту. А он еще переговоры вел о слиянии с крупной американской фирмой. Наверное, поэтому наследство строителя его так заинтересовало. В результате он потерял столько, что уже никто не возместит. Представляете, какой огонь в нем бушует? Я боюсь, Маргарита… Маргарита!
Таня прибежала и заглянула Грете в глаза.
– Она вас слышит, Борис Аркадьевич, но ответить не может. Идите. Я ей укол сейчас сделаю.
На несколько дней Грета отключилась от реальности. Послушно пила отвары и бульоны, которые варила ей Таня, глотала таблетки и вновь проваливалась в полусон-полубред. Ей виделась Таня плачущая, Таня в черном платке, Лидочка, врывающаяся к ней в комнату и что-то пытающаяся сказать, снова Таня. Окончательно она пришла в себя как-то поздним вечером. За окном было темно, но по дому ходили, ругались, всхлипывали, шикали друг на друга. Грета встала и вышла в неосвещенную прихожую. Из ванной доносился плеск воды. В гостиной шумели голоса. Пахло горелым. Прошлепав босыми ногами до двери, она вошла в гостиную, в которой было на удивление много народа.
– У нас что, пожар? – сиплым голосом спросила Грета.
– Пойду в мангале тряпки сожгу, – сказал Валера. И жене. – Проветри и побрызгай чем-нибудь. И… Грету уложи.
– Фигушки, належалась. Давайте, рассказывайте, что тут случилось.
Если на сцене висит ружье…
У Лидочки было всё, чтобы стать счастливой: была она девушкой симпатичной, незлой и неглупой. Не повезло ей, что так рано лишилась родителей. Наверное, поэтому не повезло и с замужеством. Так спасибо, родня поддержала. Теперь жила она спокойно: бабушки ее не упрекали, помогали, опекали даже чересчур. А ей хотелось семейной жизни, счастливой и независимой. И когда появился Кирилл, она сразу подумала: вот он, принц, который даст ей такую жизнь. В любовь окунулась она неоглядно. Иногда только всплывала мысль, что так хорошо просто не может быть. Эту мысль она решительно гасила: пусть так, но хоть день, да мой.
Так и вышло. Счастье ее оборвалось всего через несколько чудных дней. Когда Кирилла, тогда еще живого, увозили на «Скорой помощи», а она только пришла в сознание, первым ее чувством стала, как ни странно, дикая злоба на Маргариту: «Накаркала!» Она бы и бросилась сразу на нее и высказала бы ей все это, но Маргарита вместе с доктором перевязывала Елену Карловну. Потом, обдумав все, что случилось с ними, Лида устыдилась. Ведь это она своими руками открыла калитку убийцам. А Маргарита спасла Катю, оттащив лестницу от чердака. И отстояла Тихоныча от полиции. Маргарита говорила и действовала правильно, а Лида – нет.
Лида лежала в своей комнатке и плакала. Бабушки не беспокоили, понимая ее горе. Она бы, наверное, и месяц пролежала, но на следующий день Анька Радива принесла страшную весть: умер доктор Николай Васильевич. Отравление алкоголем. Нашли его почему-то в Ветошниках, хотя жил он на Пушкина. Эта вздорная старуха выразила здравую мысль: несмотря на то, что был Николай конченым пьяницей, водку он никогда не покупал, потому что всегда находились пациенты, которые его угощали:
– Убить бы ту падлу, которая ему ханжу налила!
О докторе Лида плакала искренне. За последние месяцы ей приходилось обращаться к нему с Танюшкиными болезнями неоднократно. И доверяла она ему больше, чем участковому педиатру. Он не только давал советы, но и успокаивал. Всегда заходил потом к бабе Паше, спрашивал о здоровье и шутил с ней. Лида решила проводить доктора в последний путь вместе с дочерью. Но баба Паша кряхтя нарвала большой букет, сунула ей в руки: «От всех нас!», а коляску отобрала.
В последний путь Николая провожало полгорода. После похорон заплаканная Лида доехала на автобусе до больницы и зашла в приемный покой. Дежурившая в тот день подруга покойной Лидиной матери тетя Надя ей искренне обрадовалась:
– Вот сижу тут, хорошего человека не могу проводить! Лидочка, выпей с нами за упокой!
Лида огляделась. Дежурная бригада, чувствуется, уже помянула.
– Только чуть-чуть, мне же с ребенком… Тетя Надя, кто ему налил?
– Теперь не узнаем. Но убила бы этого гада.
– Он ведь на сутках тогда был?
– Да, он утром в восемь сменился.
– А к кому был последний вызов?
– В Васильевку. После этого он часа полтора здесь дремал. Так что в Васильевке ему не наливали, это точно. А потом домой засобирался. Витя его еще подвозил.
Вступил Витя:
– Я его не домой, а на Чирка отвез. К Кожевниковым.
– Точно. Он еще сказал, что ихнюю племянницу должен посмотреть. Смеялся: остались у меня на сегодня племянница и племянник…
– Ну, Кожевниковы не могли ему отравы налить.
– Ты что! Никто и не думает! Люди они не бедные, гадость покупать не станут и для ханыг, тем более, для доктора. Да и родня он им, троюродный Валере, кажется.
Лида дошла до своей калитки, но потом решительно шагнула к соседским воротам. Во дворе стояла Татьяна Ивановна и разговаривала по телефону:
– Ну что ты! Третий день температура ниже 39 не опускается. Она не то, что не разговаривает, она и не слышит! Конечно, я позвоню, Руслан!
Лида быстро проскочила мимо нее и кинулась в Ромкину комнату. В дверях ее перехватила Татьяна. Но Лида и сама уже видела, что Маргарита плоха и на совет не способна.
– Извините, тетя Таня. Мне так надо с ней поговорить!
– Ну, ты видишь…
– Теперь вижу. Тетя Таня, я о докторе хотела спросить. Он от вас куда пошел?
– Да я почем знаю. Домой, наверное…
– Он сказал в больнице, что к какому-то племяннику…
– Ой, точно! К Саблиным он пошел! Племянник у них заболел.
– Что за племянник?
– Он приезжает к ним иногда. Такой… средних лет. Игорем зовут. С Анжелкой все романсы поет. Не думаешь ли ты, что у Саблиных пьют некачественный алкоголь?
– Ну, это вряд ли…
Лида повернула к родному дому. И снова остановилась. Потом развернулась, перешла дорогу и стала спускаться по тропинке к реке.
Вдоль берега реки вилась тропинка. Лида пошла по ней в сторону озера. Раньше здесь паслись на траве козы, теперь стояли особняки. Поначалу хозяева жизни захватили и берег. После долгих тяжб их все-таки заставились перенести заборы. Не на 20 нормативных метров, но на 10-15 они все-таки отступили. Вот и стена Саблинской усадьбы. С одной стороны за стеной был выстроен эллинг, из ворот которого полозья вели в воду. Берег здесь был укреплен, у причала стояла небольшой катер. На нем возился средних лет мужичок. На причале, свесив ноги в воду, сидела долговязая с кукольным личиком девица с сигаретой. Мужик уставился на проходящую мимо Лиду неприятным липким взглядом. Лида споткнулась, девица фыркнула. Мужик крикнул:
– Девушка, присоединяйтесь к нам, поплаваем!
Лида мотнула головой и повернула за угол. Здесь был узкий проезд между двумя усадьбами, сдавленный высокими кирпичными оградами и ведущий на улицу Чирка. Где-то примерно на середине, там, где проезд изгибался углом, стояли контейнеры для бытовых отходов. Лида дошла до них и обернулась. Ее никто не преследовал. Да и вообще тут редко ходили. Увидеть этот участок можно было только из окон второго этажа гостевого домика, стоящего в противоположном эллингу углу прибрежной стороны ограды. Но окна были зашторены. И тут она вспомнила: «Игорь». Так назвал Кирилл одного из убийц! Вот почему его лицо показалось ей знакомым! Прибавив шаг, Лида поспешила домой.
Дома бабушка Таисия расстроено спросила:
– Ты не у Кати была?
Лида отрицательно покачала головой.
– Гена до сих пор не вернулся с похорон. Катя с ума сходит.
– Бабушка, можно я к ней пойду? Вы посмотрите за Танюшкой?
– Иди, солнышко. Успокой ее. Господи, да что это творится!
Под причитания Таисии Лида выбежала на улицу.
Пролетев мимо сидящего на ступеньках крыльца охранника, Лида ворвалась в дом Васильевых. Катя сидела на диване с абсолютно белым лицом.
– Ты звонила?
– Недоступен. Лида, я его не чувствую! Я всегда знаю, что с ним, где бы он ни был! А сейчас я его не чувствую!
– Подожди горячку пороть. Мало ли что могло случиться. Но если не появится, слушай. – И, оглянувшись на открытую входную дверь, Лида, захлебываясь, зашептала о своем открытии.
– Надо же в милицию!
– Ага! Бабка Радива ходила. Шеметов хоронить отца уехал, вместо него твой одноклассник Сашка Огородников. Он ее послал, да и все.
– Я ему тоже звонила. Тоже обсмеял.
– Все. Ровно в одиннадцать вечера вылезешь на крышу и прыгнешь в огурцы Елены Карловны. Она простит. Под одеяло положи что-нибудь, чтобы твои церберы не хватились. Я пошла.
Лида зашла в сарай, быстро собрала сумку и пошла домой. Охранник проводил ее заинтересованным взглядом, но ничего не спросил о ноше. А Лида спустилась на берег, пробежала по тропинке почти до причала и затолкала сумку в густые заросли крапивы. Осталось ждать вечера.
Гена так и не появился.
В начале двенадцатого на Чирка грохнуло так, что задребезжали окна. Тут же последовал еще один взрыв и вспыхнуло пламя. Это пламя и увидел с кладбищенского холма подъезжавший к городу Шеметов. Шлепнув с досадой рукой по оплетке руля, он повернул на Чирка. Полиция и пожарные были уже здесь, ворота усадьбы распахнуты. Шеметов припарковался и подошел к ним, сказал: «Саша, включаюсь» и позвал двоих, стоящих у ворот:
– Давайте в проулок, проверьте там, – и пошел вместе с ними. На полпути притормозил, сказав. – Проверю контейнеры, дальше без меня.
На улице разворачивалась машина, фары полоснули по проулку, и Шеметов увидел, как один из полицейских, отходя, толкнул другого локтем. «Хорошо, что клоуны остались» – пробормотал он, и шепотом спросил: «Лида, ты?»
– Иван Иванович, вы уже вернулись? – также шепотом спросила Лида.
– Нет, я всё ещё в Воронеже. Ты одна? Да не мнись ты, быстрее! Катя с тобой?
– Да-а…
– Я сейчас на машине подъеду.
Почти бегом вернувшись к машине, Шеметов резко развернулся и подал назад к мусорным бакам. Вышел, хлопнул дверью и пошел к багажнику. Открыл его и большим пальцем показал девчонкам на багажник. Первой сообразила Катя. Она приподнялась на горе мусора и стала подталкивать Лиду к машине. Лида неуклюже, так что покачнулся мусорный бак, хлопнулась в багажник. Катя гораздо ловчее нырнула следом за ней. Шеметов захлопнул багажник и поехал к воротам, матерясь шепотом. Съехав с тротуара, он остановил машину, оглядел кучу зевак, глядящих на догорающий дом и, высунувшись, окликнул Ираиду Семеновну:
– Ира, подойди, будь добра!
Ира подошла. Он сказал ей:
– Пожалуйста, отгони мою машину, а то тут сейчас от спецмашин повернуться будет негде.
Ира уставилась на него непонимающим взглядом. Огородников сказал:
– Иван Иванович, давайте я отгоню.
– Оцеплением займись. Ира, садись, – и, отъезжая, страшным шепотом. – В багажнике Катька с Лидой. К Кожевниковым вези, у них двор закрытый. И никому, понимаешь, никому! Одежду сжечь, девчонок вымыть, протереть спиртом, да хоть в керосин окунуть!
– Вань, это они дом подожгли?
– Если бы… Они его взорвали! И неизвестно, сколько там трупов!
Ираида Семеновна застонала от ужаса.
– Ира, некогда плакать! Если у Кожевниковых кто-то в гостях, постарайся всех выставить. Никому ничего не говорить!
– А Таисия?
– Ей особенно! У этой балаболки вода в ж… не держится! Сидите, ждете меня, носа чтоб никто не высовывал! Но приду не скоро. Если кто сунется, в дом не пускать! Придумай что-нибудь.
– Что?
– Эпидемия. Потолок обвалился. Собака сбесилась. Пересаживайся за руль! – выпрыгнул из машины и пошел назад к пожарищу.
Грета поглядела на двух подружек и спросила:
– Вы хоть понимаете, что светит вам срок близкий к максимальному?
– Ну и пусть, – глядя в пол, сказала Лида. – Зато мы им отомстили.
– Спешите видеть! Прекрасная горянка мстит за смерть жениха! Законы гор на озере! Зачем нам судебные органы, если существует кровная месть? Лида, ты действительно хотела перебить их всех на основании твоих предположений?
– Нет. – Лида наконец-то расплакалась. – Там взрывчатки было совсем на небольшой взрыв, Кирилл говорил. А она, наверное, с чем-то сде… детонировала. Мы хотели только ворота эллинга подорвать. Чтобы туда полиция приехала.
– Что за эллинг?
– Такой гараж для катера. Его туда убирают на зиму… Или когда уезжают.
– Одного не пойму, – вступил в разговор Валера.– Как Шеметов мог на преступление пойти? Офицер полиции, муж, отец и все такое? Он что, не понимает, что вместе с этими дурами будет срок мотать?
– Он с нами не был…
– Но он вас прикрыл, и, значит, разделил с вами ответственность за случившееся! Он ведь за это тоже много лет получит!
– Мы его не выдадим…
– Можно подумать, что это можно скрыть! Там, наверное, и следы ваши, и отпечатки пальцев. Господи, у него что, помрачение рассудка?