Утятинская торговка

Ире странно было, что она, такая молодая, должна объяснять этому пожилому, по её представлениям, человеку очевидные вещи.

С кладбища они направились в гости к родственникам. Жили те в необыкновенном доме, который утятинцы называли «нерусским» то ли за то, что был он на рубеже веков построен владельцем электротеатра Исааком Левиным; то ли за то, что в нём и сейчас почему-то квартировали люди разных национальностей: евреи, латыши, казахи и даже невесть каким образом оказавшийся в России китаец, правда, с русской женой; а может, из-за необычного вида: над крышей дома возвышалась башенка с флюгером.

Сидя за столом, на часто ловила не себе недоброжелательный взгляд Марии Давидовны. Но в последние годы в ней выработалась странная черты: она терялась, когда к ней относились хорошо, но собиралась в случае агрессии.

– Ой, Боренька, ты теперь в родном доме никто… – запричитала старуха, поняв, что Иру её взгляды не трогают.

– Это кто же так решил, не вы, тётя Маня? – холодно возразил племянник.

– Как же, добро, что родители наживали, чужим людям достанется…

Договорить она не успела. За дверью послышался шум и пьяные выкрики. По тому, как побледнела приникшая к плечу брата Земфира, Ира поняла: Ваня Куркин.

– Вот, Боря, что твоя сестрица учудила, – запричитала Мария Давидовна. – В своём доме мне покоя нет. Вот к чему глупые браки приводят. И тебе такое же соседство предстоит!

Ира увидела, что Борис Аркадьевич сжал в руке вилку так, что рука побелела. Ещё до этого он косился на скулу двоюродной сестры, на которой явственно проступал синяк. Поняв, что он может не выдержать, встала и открыла входную дверь. Ваня Куркин оказался, хоть неопрятным и пьяным, но довольно интересным мужчиной, явно моложе жены. С порога он начал горланить, что обычно горланят пьяные мужики.

– Ладно, зятёк, на таком языке будешь разговаривать в подворотне. А как проспишься, поговорим, – сказала Ира. Взяла его руку и с силой вывернула, так что он взвыл. Земфира вскочила, но Борис Аркадьевич придержал её. Подталкивая Ваню коленом, она довела его до ступенек и спросила. – Сам спустишься или тебя спустить? Скажешь ещё раз «мать», пересчитаешь до этой матери все ступеньки.

И пришлось спустить. Ваня с грохотом съехал до первого этажа, где из-за двери жадно следила старуха Левина.

– Он прописан здесь, – сказала Земфира. – Сейчас участкового приведёт, чтобы тот его вселил.

– Вот с участковым и поговорим.

– Ира, ты бы не вмешивалась, – тихо сказала Зинаида Захаровна.

– Но кто-то должен. А мне это сделать безопаснее, – и покосилась на Бориса Аркадьевича.

Звонок раздался минут через двадцать. Ира по-хозяйски распахнула дверь. За порогом хрипло дышал тучный милиционер в тёмно-синей шинели. «А у нас в Уремовске все уже в новой серой форме», – заметила она, вспомнив местного участкового, очень нагло положившего глаз то ли на Иру, то ли на квартиру Аркадия Борисовича.

– Проходите, пожалуйста, присаживайтесь к столу, – приветливо сказала она. – А ты, зятёк, у входа постой. И мать свою лучше не вспоминай, а то опять ступеньки пересчитаешь.

– Документы ваши посмотреть можно?

– Конечно, вот паспорт.

– И остальные тоже. Так, Наппельбаум, родственница?

– Родственница.

– Вы… Кугель. Тоже родственница?

– Знакомая.

– Вы… так, уже паспорт поучили? И прописка есть, – стало быть, знал, кто перед ним и откуда он недавно вернулся. – Да, сестрице вашей требуется защита.

– Об этом мы и хотели с вами поговорить. Я понимаю, что всем не угодишь, но, как человек опытный, подскажите, как прекратить эти безобразные сцены, – выставляя перед ним чистую тарелку, спросила Ира. – Водочки?

– При исполнении, – вздохнул он. – А вот перекусить не откажусь.

Ира придвинула к нему поближе тарелку с курицей, искоса поглядывая на Марию Давидовну, буквально трясущуюся от негодования по поводу Ириного поведения. Но старуху с одной стороны ухватила за руку дочь, с другой положила на плечо руку Зинаида Захаровна.

– Что вы притихли? Закусывайте, – обратилась она к остальным. – Рыба какая вкусная! Земфира Рувимовна, вы готовили?

– Мама, – тихо ответила она, косясь на мать.

– Мария Давидовна, научите?

Старуха только сверкнула глазами. А Ира безмятежно жевала, хотя, если откровенно, рыба была пересолена. Когда милиционер насытился и отодвинул тарелку, она, поспешно вскочив, спросила:

– Чайку?

– А вот… что там, компот?

– Морс, – вскочила и Земфира. – Налить?

– Меня Ира зовут. А как вас звать-величать? Не обращаться же «товарищ милиционер»?

– Павел Петрович меня зовут.

– Так вот, Павел Петрович, как вы считаете, что делать бедным женщинам?

– Разменивать квартиру.

– Что? – взвизгнула Мария Давидовна.

– Ну, не хотите разменивать, живите с зятем. Вы же его прописали…

– Я в суд подам, – возник прикорнувший на табурете у входа Ваня.

– Может?

– Да. И по суду ему комната будет…

– Значит, будем размениваться.

– Да кто ты тут есть, вертихвостка? Квартиру зятя захапала, но моей ты не получишь!

– Помолчите, тётя Мания, – вмешался доселе молчавший Брис Аркадьевич. – Ваш зять вас не бил?

– Да посмел бы он…

– А Фиру посмел.

– Боря, я сама…

– Сама два раза на кулак наткнулась.