Ловушка для осьминогов

– Думай. Говори вслух. Твой ближайший шаг?

– Переезжать буду.

– Вечером? Мне Юрку озадачить?

– Нет. У меня сегодня дежурство. Вечером вещи соберу. Хорошо бы утром.

– В семь устроит? Звоню.

Начало первого. Лара спотыкается о разбросанную в прихожей обувь, летит и тормозит только у тумбочки. Возвращается, некоторое время тупо разглядывает Славкины ботинки и Маринкины ботфорты, а потом с силой наступает на коричневое голенище. На некоторое время замирает, любуясь чётким оттиском кроссовки, а потом садится у входа и разувается. И включается в привычную домашнюю круговерть. Только на этот раз не моет посуду, а аккуратно складывает её в большой пластмассовый таз и выносит в ванную, чтобы не мешалась. Освобождает холодильник, выкатывает его в прихожую. Привычно отмывает плиту, стол и подоконник. Моет пол. Собирает в другой пластмассовый таз посуду, которую собирается забрать с собой. Выбирает из шкафов в прихожей свою одежду и запихивает её в большие мусорные пакеты. Переходит в комнату и методично освобождает полки от одежды и белья. Заводит будильник, ложится спать.

Утром просыпается не по будильнику, а от дверного звонка. Накидывает халат и распахивает дверь перед Юрием Дмитриевичем и Серёгой, заносящими в дом маленькую стиральную машину. Извиняется, извиняется, извиняется…

– Да не стрекочи, Александровна, – говорит Юрий Дмитриевич. – Газель закрыта, так что барахло таскать покуда некуда, собирайся не спеша. Мы пока машинку подключим.

Когда мужики несут вниз большую стиральную машину, Лара подхватывает мешки с барахлом и плетётся следом. Вернувшись, она застаёт молодых в прихожей.

– Мама, это что? – дрожащим от негодования голосом спрашивает Славик.

– Холодильник закатывайте в комнату. Диван, ещё швейная машинка, а всё остальное – не тяжёлое, – говорит она мужикам. А потом поворачивается к сыну. – Холодильник и стиралка поменьше – из съёмной квартиры. Я свои забрала, потому что у Лопахиных тоже бытовая техника имеется. Сейчас я комнату освобожу – и перебирайтесь.

До Славика доходит:

– Они что, сюда переезжают?!

– Я тебе это ещё вчера сказала.

Берёт очередную партию мешков и идёт на выход.

После работы вдруг оказывается, что ей абсолютно нечего делать. Дом – вот он, только через дорогу перейти. Телефон Лара трусливо отключила, потому что ничего хорошего родные ей сказать не должны. Готовить ничего не хочется, к тому же надо извести две большие упаковки пельменей, которые она привезла из Липок. В общем, решила Лара в кино пойти. Только не знала, что билеты такие дорогие. Ладно, однова живём! После сеанса с больной головой прошвырнулась до «Паркового», полюбовалась на цены, заскочила в продуктовый, купила молоко, полбатона и чай в пакетиках и пошла в новое своё пристанище.

Надо же, не одна она сегодня сюда переехала. У её подъезда стоит тентованая газель, а четыре мужика, переругиваясь, пропихивают диван во входную дверь. Подбежала, придержала дверь. Ба, знакомые всё лица! Дмитрий Сергеевич, Толя, двое других незнакомы. Один из незнакомцев, мелкий, но щеголеватый, в лаковых ботинках и кашемировом пальто, покосился на Лару и чуть не выронил диван. И уронил бы, если бы она не подхватила. Гадство, больно же! Потянула больную руку. Наконец мужики бросили диван у грузового лифта.

– Прекрасная самаритянка, – начал напыщенно мелкий. – Не украсите ли вы нашу мужскую компанию? У нас сегодня новоселье!

Он не только мелкий, а ещё и слепой.

– Никак нельзя, служивый, – мрачно ответила Лара. – Новоселье-то у Дмитрия Сергеевича, а я по двум его делам прохожу как подозреваемая.

И пошкандыбала по ступенькам на свой третий этаж.

Уже после одиннадцати в дверь позвонили. Глянула в глазок – всё тот же. И рядом покачивается эксперт Толя. Открыла:

– Неужели выпивка кончилась?

– Выпивки – до хрена, – промычал пьяный в хлам Толя. – А вот закусь кончилась.

– Милосердная самаритянка, – начал расшаркиваться мелкий.

– Короче, – рявкнула Лара. – Килограмма пельменей хватит?

– Щедрейшая самаритянка!

Не успела отойти от двери – снова звонок.

– Что ещё?

– А у Димки кастрюли нет!

– Сковорода есть? – Толя мотнул головой. – Жарьте!

Глава четвёртая, в которой Лару обвиняют во всех смертных грехах

И за две недели, как ни странно, больше не позвонили. Ни мама, ни Славик. Только Вовка Пинчук объявился, друг детства:

– Ларчик, сто лет не виделись. Надо бы поговорить.

Ох, надо. И лучше говорить с Вовкой, который всегда на её стороне. Договорились встретиться у неё на квартире в обеденный перерыв. Лара смылась с работы ещё до двенадцати. Насчёт того, чем гостя покормить, она не беспокоилась. Едва начатая упаковка пельменей, на которые она глядеть не может, для Вовки – самое то. Они подростками с Витей, бывало, подрядятся в ближайшем продуктовом муку разгружать, а плату берут пельменями. Поставят трёхлитровую кастрюлю и гипнотизируют её взглядом, пока вода закипает. И не голодали, вроде, в те времена. Их отец был жив тогда. И Вовкин. Оба работящие малопьющие мужики. А пацаны захлёбывались слюной над магазинными пельменями. Поняла их Лара спустя много лет, когда Славик в подростковый возраст вступил. Тощий пятнадцатилетний подросток за раз съедал столько, сколько ей, взрослой женщине, за неделю не умять. Всё в рост уходило.

У аквацентра пригородный совхоз с утра выставлял тонар с собственной продукцией. Лара от многих слышала, что там сметана гораздо вкуснее, чем из супермаркетов, и решила прикупить её к пельменям. Заодно прихватила буханку хлеба, Вовка по советской привычке всё с хлебом ест. Расплачиваясь, обратила внимание на подростка, который сверлил её угрюмым взглядом. Уже не в первый раз она его видит. Кажется, он живёт в её подъезде. Пробежала стайка мальчишек. Похоже, они травят самого маленького. Надо разогнать. Пригляделась:

– Миша!

Миша Лопухов с рыданием кинулся ей в объятия. Боже, ну и запах! Пахло не только немытым телом, но, кажется, и чем-то похуже. Замёрз, описался.

– Я вас д-два дня-а тут жду-у.

– Я живу вон в той башне. Ну-ка, бегом!

Когда Лара подбежала к своему подъезду, Мишу за шиворот держал Дмитрий Сергеевич и о чём-то спрашивал. Она сказала:

– Пожалуйста, отпустите мальчика. Надо как в русских сказках: сначала накормить, напоить и спать уложить, а потом пытать.

– Да я уже выпытал, – хмуро ответил он. – Бабушка его полотенцем била. И в классе рассказала, что у него ночной энурез. Только вы-то чем можете ему помочь?

– Мы с Мишей решим, как дальше поступить. А вы поможете нам хотя бы тем, что никому о нём не расскажете.

Только что ревевший, войдя в подъезд, Миша засиял:

– Уй, лифт!

– Я вообще-то пешком хожу. Но если сударь желает прокатиться…

Четвёртым в лифт вошёл неприветливый подросток. Дмитрий Сергеевич сказал:

– Это мой сын. Тоже Миша.

У дверей топтался Пинчук: