Вика посмотрела на Ксению Владимировну и вдруг поняла, что согласится. Как бы ни было плохо ей, но она молодая и сильная. А девочки Никника выросли в тепличных условиях и вдруг оказались без защиты. Бабушка против этого негодяя с потерявшей голову матерью – кто победит? Старуха продолжала уговаривать:
– О камерах не думай, мы тебя загримируем хоть под Шрека, хоть под Джулию Робертс. Ну? Если дело выгорит, твой кредит я погашу, для меня это не критично.
– А я согласна. Только сирот грабить грех. Ваши деньги – это их деньги. От помощи я не откажусь, но в долг.
Оказывается, Ксения Владимировна в её-то возрасте уверенно водила автомобиль. К удивлению, привезла она Вику не в театр, а какое-то здание, напоминающее больницу. Рассмотреть Вика его толком не успела, она бежала за актрисой по лестнице на второй этаж, а потом по длинному коридору, по обе стороны которого располагались двери. В ответ на вопрос что это, последовал лаконичный ответ «Общага». В конце коридора на двери висела большая вывеска с крупной надписью «Общежитие», а под ней ещё много текста мелким шрифтом.
Войдя в эту дверь, они попали в продолжение коридора с такими же дверями по обе стороны, только нумерация здесь была другая. И без стука вошли в одну из них, оказавшись в тесном тамбуре, а там уже Ксения Владимировна постучала и ворвалась в небольшую комнатушку, где царил немыслимый бардак. Хозяин этой свалки, которого Ксения Владимировна представила «Макс Корецкий, посредственный актёр и гениальный гримёр», очень мелкий, почти лилипут, неопределённого возраста, не то подросток, не то старичок, уставился Вике в лицо, потом обошёл вокруг и сказал: «Я угадал! Силикон, каркас на семидесятый размер – и мама родная не узнает. Вы свободны часа на полтора, моя королева!»
Пожилая актриса унеслась, сказав Вике, что ей надо серьёзно поговорить с внучками и заодно узнать, не вернулась ли домой невестка и её мерзкий хахаль. Вику хозяин свалки усадил в кресло, опустив его спинку так, что она оказалась в почти лежачем положении, и начал колдовать с её лицом. В один из тех коротких промежутков времени, когда Макс что-то смешивал в мисочке, а ей разрешал пошевелиться и даже говорить, Вика спросила, знает ли он, для чего её гримирует? И Макс спокойно ответил, что Ксения Владимировна предупредила, о том, что они пойдут грабить банк.
– И как вы эту идею оцениваете?
– Ксения – королева, кто я такой, чтобы её поступки оценивать? Сказала, что надо ограбить, значит, ограбим!
– А вы с нами собираетесь?
– Ясен пень! Что ж я, беззащитных женщин одних на дело отпущу? Всё, не шевелиться!
Вика только глазами повела в сторону этого карманного бодигарда: такой всю охрану раскидает, а если не раскидает, так они сами от смеха попадают. Эта авантюра казалась ей всё более идиотской, и она решила дождаться окончания священнодействия Макса, похвалить его работу и отказаться от дальнейшего. Потом в комнату стал ломиться какой-то мужик, призывая Макса открыть дверь. Не отрываясь от работы, тот ответил:
– Отстань, Владя, я с дамой! Или ты настаиваешь на тройничке?
Дверь ещё некоторое время скрипела от навалившегося на неё мужика, потом он пробормотал:
– Не, я только выпить…
И шаги зашлёпали, удаляясь.
Закончив работу с лицом, Макс велел Вике подняться и стал напяливать на неё какую-то пластмассовую сбрую, потом обматывать её тряпьём. Когда через час с небольшим в комнату влетела Ксения Владимировна, он обиженно сказал:
– Сказал же, через полтора часа! Не люблю показывать незавершённый образ!
Но она чмокнула его в щёчку и стала перебирать тряпьё, кучей громоздящееся на кровати и помогать ему обряжать Вику. Затем рванула на себя дверцу шкафа, с внутренней стороны которой висело большое зеркало:
– Ну?! Скажи, что Макс не гений!
Из зеркала на Вику глядела очень толстая пожилая смуглая брюнетка с тройным подбородком, широкими редкими бровями, набрякшими веками, из-под которых глаза едва виднелись. И она поняла, что на дело придётся идти, прошептав:
– Люди искусства, я перед вами преклоняюсь!
Довольный Макс без стеснения разделся до белья и натянул на себя школьную форму, потом приложил к лицу какую-то тряпочку, разгладил её ладонями и натянул на голову вихрастый паричок.
– Бабуля, нас сегодня на продлёнке кормили рыбными котлетами, – пропищал он. – Пошли скорее домой!
В отличие от Викиного, его грим был грубоват. Он уловил её сомнение по взгляду и пояснил, что, поскольку близко к банкоматам подходить не будет, особой тщательности в гриме не требуется.
И снова бег! По коридору, по лестнице и по наклонной тротуарной дорожке к воротам, за которыми стоит автомобиль Ксении Владимировны. Она преобразилась за эти несколько часов. Где та несчастная пожилая женщина с застывшим выражением скорби на лице и осипшим голосом? Глаза горят гневом, пальцы нервно постукивают по рулю, звучное контральто заглушает все уличные шумы:
– Пока я скорбела о мёртвом сыне, чуть не потеряла живых внучек… да, да, Вика, не пытайся меня переубедить! Ты думаешь, эта сволочь неспособна на убийство? За Олей куш немалый, а в случае смерти ребёнка единственная наследница мать. Поговорила я с ними… ты знаешь, что Ксюшка не осталась совсем равнодушной к знакам внимания со стороны этого урода?
– Догадывалась…
– Ну да, тебя жизнь кой-чему научила. А они дети ещё… спасибо, пока он до конца Варьку не обобрал, поэтому в койку к девочке влезть поостерегся. А теперь я провела с ними обеими профилактическую порку. Что ж, по моей вине Ксюша ещё долго мужиков будет избегать…
– Боюсь спросить, моя королева, что вы такое им сказали?
– Эта сволочь пел девчонке, что они с матерью просто друзья. Я в гневе не побрезговала выпотрошить один из мусорных мешков и показала им сопутствующий продукт невинной дружбы. Оля, как ни странно, более цинична и информирована, она засмеялась. А Ксюшенька наша нежный цветочек, её вырвало.
– Жесть! – вырвалось у Вики.
– Не осуждай, моя дорогая. Жизнь жестока, и нежные цветы она затаптывает. Поэтому детей надо знакомить с реальностью и закалять. Но вернёмся к нашим финансам. Не знаю, сколько там у него на картах, но всё, что есть, будем выводить на счёт Оли. Пусть они станут недоступны до её совершеннолетия. Не волнуйся, женщина я не бедная, на жизнь нам хватит.
– А если там больше, чем у семьи украдено?
– Не верю в фантастику, но, если так, надо закрыть Варькин кредит.
Уже почти полночь наступила, когда они вошли в зону самообслуживания банка. Вика двинулась к терминалу, Макс, изображавший дитя, устроился на подоконнике и принял вид играющего на телефоне. Денег оказалось больше, чем даже было снято со счетов и взято в кредит. Похоже, этот мошенник обрабатывал не только Варвару, были в его послужном списке другие богатые вдовы. Но Вика действовала только в пределах оговоренной суммы.
– Ба-а, я спать хочу!
Так, Макс голос подал. Вика покосилась в сторону выхода. За стеклянными дверями маячили двое полицейских. Она тоненьким голоском отозвалась:
– Сейчас, Масинька, сейчас, мой золотой. Папка твой денежек попросил, надо же ему отправить.
– А ты не отправляй, бабуленька, он всё равно пропьёт!
Один из полицейских что-то пробубнил в рацию, и оба направились к выходу.
На обратном пути, а идти им было не близко, Ксения Владимировна высадила их у парка, где не было камер, и им предстояло перейти «зебру», а потом пересечь парк по сквозной аллее, они обсуждали это происшествие:
– А если бы они спросили документы?
– Дома остались!
– А задержали бы?
– Так я вам для чего? Женщину с ребёнком задерживать – это же днище!
– Ох, Макс, а если бы они к тебе пригляделись? Нет, впредь я буду законопослушной! Господи, только бы всё обошлось!
Но не обошлось. Едва они углубились в парк, как сзади послышался топот.
– Гопота, – сказал Макс. – Бежим! Карты давай!
Сумка у неё была потрёпанная текстильная, из реквизита Макса, с такими старухи за продуктами ходят. Вика на бегу вытащила из неё картхолдер и сунула его подельнику. Тот остановился и наклонился, она поняла, что в носок решил спрятать. Когда Макс её догнал, она приметила какой-то браслет, надетый на пальцы. Застрял, что ли? Только потом она поняла, что это кастет.
Убежать не удалось, их догнали и окружили. Первым делом сумку выпотрошили. Но там были только какие-то тряпки, которые служили для придания объёма, и не Викой туда были положены. Потом подступили к ней: