Героям не больно

– Моя.

– Ну, а чего же так уныло-то? Не любит что ли?

– Любит, наверняка.

– Ну? А причем тут твоя сестра? Я кажется, о ней хотел с тобой поговорить.

– Лёва, присмотрись внимательней. Это она и есть.

На фотографии действительно была изображена молодая девушка с длинными волосами. Челка была закреплена лентой Алисы[2 - имеется в виду ободок для волос, получивший такое название потому, что Алису часто изображали с ним на иллюстрациях к книге «Алиса в зазеркалье».] голубого цвета, сами волосы были распущены. На ней было надето, в тон ленте, голубое платье. Она улыбалась, глаза ее лучились светом и энергией, кажется, фото было сделано в тот период, когда девушка была влюблена. Она сидела вполоборота к фотографу, руки сложены прямо перед ней. На пальце блестит золотое колечко. И в этой красивой и милой девушке Лёва с трудом, с большим трудом, узнавал свою подчиненную Женю. Ту самую «пацанку», которая легко здоровалась со всеми парнями за руку, которая проводила ремонт и мойку приезжавших к ним машин, в вечно рваных джинсах и перемазанной маслом футболке. «Его» Жека всегда ходила хмурая, почти никогда не улыбалась, у нее на шее была какая-то татуировка, которая что-то там значила, она много курила и могла покрыть его трехэтажным матом. Сходство с этой фотографией обнаруживалось только в одном. На правой кисти у девушки просматривался шрам, точно такой же был и у Жени.

– Ты шутишь, – наконец выдохнул Лёва.

– Нет, – с тоской протянул Серега.

– Что же произошло? – заикаясь, спросил молодой человек.

– Это очень долгая история Лёва. Очень долгая. Но ты должен мне верить. Хотя, если ты ее уволишь, я пойму, она может, хоть в институт вернется.

– Так она еще и в институте учится?

– Училась, пока не уехала служить в армию.

На этот раз Лёва громко воскликнул:

– Куда уехала?!

– Ты не ослышался друг мой, и не надо так кричать. И присядь. Ты понимаешь, что разговор будет долгим? Сможем мы в другое время поговорить? Мне сейчас надо до дому доехать и посмотреть как там дела.

– Да, да, езжай, конечно. Поговорим вечером. Давай перед твоей тренировкой что ли… Скажешь Женьке… Ну не знаю, придумай что-нибудь…

– Лёва, я взрослый мальчик. И мне не надо придумывать, что сказать сестре. Ей все равно. Она вообще стала большой пофигисткой, после всего, что произошло.

На том они попрощались. Серега уехал домой, а Лёва еще долго сидел в кафе, вспоминая увиденный только что снимок. Его глубоко поразили перемены, произошедшие с Женей.

…Там в воде кто-то есть. Кто-то маленький и злой. И он не один, их много, маленьких и злых. И еще у них есть кто-то старший, кто-то кто за ними приглядывает и управляет. Окраска картинки та же, что и в первом сне, глинистая. И на берегу озера все еще стоит тот же захлебнувшийся в панике человек. Ах, ну да, я забыла. Это же я. Только в том сне я была наедине с каким-то чудовищем, а теперь их было несколько. Но я все еще не догадывалась, что это могут быть за чудовища. Мост, который был в прошлом сне, теперь находился не посередине озера, ближе к дальнему от меня краю. Он был весь изогнут под разными углами, доски из которых он состоял, были гнилыми и в разных местах просто отваливались. Было подозрение, что они станут ломаться под ногами, как только я попытаюсь по ним пройти. У самого берега, прямо у меня под ногами копошилось гнездо маленьких змей, но почему-то они не вызывали беспокойства, скорей наоборот. Я даже не обращала на них внимания. Гладь воды была беспокойной, там явно кто-то был. Я медленно направилась в сторону моста. Мне жизненно необходимо было перебраться на другую сторону, и моя сознательная часть не понимала, почему я просто не могу обойти озеро по кругу, почему меня тянуло именно к мосту. Опять рычание, громкое, настойчивое и пытающее испугать меня. Из воды показалась длинная морда какого-то животного. Животное не слишком отличалось по цвету от самой глинистой воды, разве только было чуть темнее. Оно направилось в мою сторону, раскрывая свою пасть, полную острых зубов. И опять раздалось рычание…

Сереги дома не было. Машка занималась какой-то домашней работой, кажется, решила устроить генеральную уборку то ли в квартире, то ли в комнате сестры. Когда Женя очнулась ото сна из-за рычания в своей голове, сначала она ничего не поняла. Потом до нее стало доходить, что в комнате слишком светло и свежо. Вслед за этой мыслью ее взгляд медленно перенесся в сторону окна в комнате. Оно было открыто, на подоконнике стояла Машка, кажется она мыла окно.

– Что ты там делаешь?

– Сено кошу, – сестра обернулась на голос Жени и хмуро осмотрела ее.

– Что?

– Ничего. Серега уехал, правда, не сказал куда. Должен приехать часам к четырем. Есть хочешь?

– Суп?

– Точно. – Машка улыбнулась и отвернулась к окну.

Она знала, что ее старшая сестра играла пару часов на скрипке, запершись в своей комнате. Дольше всего играла свою любимую, «Плачь о любви» Моцарта, так эта мелодия называлась в интернете.

«Интересно, почему именно она? Серега как-то рассказывал, что что-то случилось с моей сестрой, когда я была еще совсем мелкой. Как любопытно! Даже нос чешется, так мне хочется узнать всю эту тайну. Может расспросить Серегу? Или еще кого-нибудь, кто знал их до моего рождения. Или кого-нибудь, кто знает ту историю…».

– Какую историю? – спросила Женя. Она, наконец, села на своей кровати и закурила. Машка зажмурилась, поняв, что чуть не проговорилась. Она обернулась и посмотрела на Женьку.

Ее волосы торчали в разные стороны, на ней была надета только короткая майка, какие носят в спортзалах и спортивные брюки. На шее висел армейский медальон с какой-то гравировкой. У Сереги был такой же, но Машка точно знала, что у него там выгравирована группа крови и резус фактор, как это бывает у солдат. Наверно у Женьки там было что-то другое, и Машка мечтала все-таки увидеть, что же именно там написано. Лоб сестры был покрыт испариной, и она тяжело дышала, как будто только что вернулась с пробежки, но Мария точно знала, что Женя еще не бегала сегодня. Машка завистливо вздохнула, разглядывая накаченный пресс своей сестры и опустив голову, спрыгнула с подоконника.

– А сейчас, который час? – неожиданно поинтересовалась Женя.

– Почти два.

– Угу. Ясно, а ты что там делала?

– Я же тебе сказала. Я там сено косила, неужели не видно было? – Машка невинно округлила глаза и удовлетворенно покачала своими хвостиками. – Так ты будешь есть?

– Нет, попозже, пойду бегать.

– Так жарко же… – начало было Машка, но тут вспомнила, что Женьке просто все равно, какая погода на улице. Она нисколько себя не жалела. Жизнь как будто была для нее тяжкой обязанностью перед богом, который наложил на нее это бремя. И она как будто старалась выполнить эту обязанность как можно скорее, чтобы быстрее избавиться от этой жизни. Она выматывалась на тренировках, на работе, дома практически не сидела, вечно пыталась придумать себе какие-то физические занятия. Летом к обычным пробежкам и тренировкам в спортзале прибавлялось еще и плавание на озере или в бассейне. В те моменты, когда ей совсем не чем было заняться, она бесконечно упражнялась в игре на скрипке или электрогитаре, причем всегда до кровавых мозолей на пальцах и подбородке.

Машка даже не могла себе представить, что заставляет Женьку так себя изматывать. Да даже и не пыталась, потому что ей сразу становилось страшно от своих предположений. Хотя в целом ее догадки были совсем недалеки от истины.

Период «до». Часть 2.

Мне с самого детства казалось, что я добьюсь в этой жизни нечто этакого. Обо мне будут говорить, писать и так далее, и так далее. Я всегда ощущала себя не такой как все. Потом я стала понимать, что так оно и было. Верней, так потом и стало. После того лета, которое перевернуло мою жизнь, я стала более острее ощущать ненависть и цинизм этой жизни. Я стала смотреть на нее под другим углом. Везде я стала видеть только подвохи и зависть, и намерение «кинуть» меня в любой выгодно создавшейся ситуации. Намерение использовать меня, мои деньги, мои связи, мой ум, мои силы и так далее, и так далее.

Но по порядку.

Мой брат приехал из армии в отпуск в июле, второго числа, две тысячи восьмого года. Машке тогда было восемь лет, и я проводила то лето с ней. Я любила повозиться с ней, она ведь была такая маленькая и такая беззаботная. Мне уже тогда хотелось быть такой же, как она. Когда в квартире раздался звонок в дверь, мы сидели в моей, тогда еще светлой комнате. Мы собирали пазлы, это была ее любимая игра. Когда по квартире поплыла веселая трель звонка, мы с Машкой сначала посмотрели друг на друга, потом на дверь и, вскочив с пола, бросились вместе открывать двери. Мы-то точно знали, кто там пришел. Не спрашивая, я распахнула тяжелую дверь и увидела высокого, красивого парня, очень коротко стриженного. В армейских штанах цвета «хаки», камуфляжной футболке без рукавов и модных солнцезащитных очках. Когда дверь открылась, он легко отпрянул от нее, чтобы я его не зашибла, и робко уставился на меня.

– Это ты? – спросила я.

– Это я, – неуверенно сказал Серега очень изменившимся голосом. Потом ощупал себя, похлопал по карманам, развел руки в разные стороны. – Точно я.

С этими словами я бросилась ему на шею.

– Братик, мой любимый братик, – причитала я, как самая настоящая девчонка. Эмоции переполняли меня тогда. Я и была настоящей девчонкой.

Мы с Серегой долго обнимались в тот день. Наконец он все-таки вошел в квартиру, и тут на него уже набросилась Машка и наша матушка. Папа просто пожал ему руку, но крепко так, по-свойски.

– Ну что, когда уже кончатся все эти твои поездки? – устало, но при этом уже с большим облегчением спросила мама. Она так устала ждать, сначала ее отец, потом ее муж, а сейчас ее сын. Она только лишний раз радовалась, что бог послал ей только одного сына. Ее нервы были не железными, а потрясений хватало не только из-за него, работа тоже требовала закалки.

– Мам, последняя командировка. В Грузию.

– Зачем так далеко?

– Ну как зачем, мам? На помощь нашим товарищам, миротворцам. Там сейчас не спокойно. Это ненадолго.