Когда Желтков написал рапорт об увольнении со следственной работы – а написал его так, в сердцах, сидя в своём кабинете, по времени суток где-то ближе к полуночи – он задумался, поставив число и подпись: а не от слабости ли своей он это сделал. Разумеется, что есть всему пределы, и «Жигулёнок» в своём багажнике не перевезёт столько угля, сколько «Белаз» в своём кузове. А просто дальше «заклинит клапана и срежет крестовину на кардане». И этот рапорт вовсе не от слабости и истерики, но от желания настоящей жизни, в её натуральном выражении. Вот подведёт все дела под окончание по нормам «социалистической законности», если, конечно, не случатся опять «вспышки на солнце», швырнёт удостоверение на стол начальству – и гуляй Петя на свободе…
И Желтков решил категорически, выработав даже план. Текущие дела, по которым невозможно никак уйти от обвинительных выводов, он закончит. Пока его рапорт бродит по кадровым инстанциям. А дела в тощеньких папочках подведёт под «пятёрку», статью 5 уголовно-процессуального кодекса: за отсутствием события или состава преступления. Подпишет их прокурор – не подпишет, уже плевать, Вася будет гулять на свободе. В конце концов, каждый субъект в системе правосудия, все люди-человеки, допускает определённую долю субъективизма в принятых решениях.
«Эх, пошли бы вы все на хрен!», – хотелось Желткову дописать в своём рапорте.
– Ты чего там выдумал? Какие такие рапорты?..
– Ты давай кончай психовать… На тебя готовят представление на очередное звание!..
– Вы не представляете негативных последствий в дальнейшей вашей жизни… Уйдёте из органов – пожалеете…
По этим телефонным звонкам Желтков понял, что его рапорт уже гуляет по инстанциям. Собрав с десяток тощеньких папочек, Желтков поехал на автобусе в райцентр, «пудрить мозги» Александру Альфредовичу Нейерди, надзирающим за следствием замом районного прокурора.
Александр Альфредович Нейерди был ровесником Желткова и индивидуумом генетически строгих правил. Он проработал пару лет районным следователем на Чукотке и прослыл у своего начальства «большим процессуалистом». Ещё бы, на чукотском побережье – два уголовных дела в год. Когда коту, как говорится, делать нечего, он…
Желтков уже швырялся в Нейерди телефонным аппаратом и орал: «А я тут не свой огород окучиваю и не Беломорканал строю!..». «Не понимаю аналогий, – холодным голосом с мимикой Снежной королеву выговаривал зампрокурора. – Процессуальные нарушения должны быть устранены». «А у меня в живых двадцать пять дел в производстве! Моя главная задача – доказывать преступление, а не разрисовывать финтифлюшками уголовное дело. У меня от такого режима жизни и работы скоро язва желудка из горла вылезет!..». «А это ваши проблемы. Сообщите о них своему начальству».
Особенно допекли Желткова такие дискуссии, когда он принёс для направления в суд дело об убийстве бездомного дядьки группой подростков. Полгода расследования, три тома дела. Полная картина преступления и совершенно достаточный объём доказательств. Но Нейерди этого было мало, и он потребовал проведения киносъёмки при проверке показаний обвиняемых на месте преступления. Вошло тогда в моду такое кинематографическое мероприятие. А для этого требовалось продление срока следствия у прокурора республики – а это весьма муторное занятие. «И ещё, – добавил зампрокурора, – не выяснены мотивы преступления. А это большое упущение». Желтков вздохнул и беспомощно развёл руками. «Мотив – из хулиганских побуждений. В деле же сколько раз звучит, что потерпевший бомжик поссал в подъезде». Но Александр Альфредович принципиально и упрямо настаивал на своих руководящих указаниях.
И Желтков сам пошёл «на принцип».
«Ты – процессуалист. Ну, и мы процессуально…». Желтков обложился руководящими постановлениями Верховного суда и сочинил на двух страницах жалобу вышестоящему прокурору на указания надзирающего прокурора. Показал свою «жалобёху» своему начальнику следствия и двум судьям районного суда. Все посчитали жалобу квалифицированной, одобрили и, зная «о взаимных симпатиях» Желткова и Нейерди, в душе улыбались в ожидании развития событий. Событие предполагало столкновение интересов двух «контор» – следственной службы МВД и надзирающей функции прокуратуры.
Сколько раз для вынесения обвинительного заключения нужно доказывать, что дважды два – четыре? Один раз, два раза… или раз десять? Если есть принцип достаточности доказательств? А тут ещё милицейское начальство, которому подчиняешься дисциплинарно, требует правовой «эквилибристики», что для улучшения отчётности из чепухи сделать преступление, а из явного преступления – чепуху, когда «светит глухарь». А то могут и квартиру не выделить. В полном соответствии с первым законом термодинамики о сохранении энергии энергия у Желткова заканчивалась. И даже от солнца энергией не подпитаться в длинные, полярные ночи.
Скрипучие ступеньки на лестнице районной прокуратуры своим скрипом вызывали ассоциации предчувствия чего-то нехорошего. Ну, не подпишет дела на прекращения, ну и ладно. Оставлю на его столе и уйду. Психовать, так психовать…
Секретарша в прокурорской приёмной с непривычно вежливой улыбкой попросила подождать. Желтков пристроился на стуле у стены и привычно приготовился к ожиданию.
– А вы к нам теперь? – искоса взглянув, спросила секретарша.
– К вам. А куда же ещё? – буркнул Желтков.
Он так устал, он так устал – и не от того, что проделал путь в девяносто километров на попутке до райцентра по пыльному серпантину колымской трассы – он устал от раздумий о жизни на рубеже её перелома. Скоро, вот-вот должно что-то произойти. И жизнь будет по- другому, по- новому. Неизвестно, в лучшую ли сторону – но по-другому. В свободе воли. Не нужно будет ежедневно отдирать от своей души, как струпья от застарелой раны, чужие боли, крики, слёзы. Может быть, кому и по нраву быть «вершителем человеческих судеб». И, скорее всего, таких желающих целая толпа. Но что-то ветхозаветное, не понимаемое до конца вибрировало, выговаривало на подкорку мозга «не суди – и не судим, будешь». Судьба человеческая – это такое таинство. А теория «случайного преступника» и принцип «неотвратимости наказания», и требования статистической отчётности по раскрываемости пытаются, образно говоря, при помощи топора и лопаты разобраться в эфирно-тонкой нервной ткани этого таинства. А, вполне возможно, и не пытаются разобраться. Крутится и крутится, скрежеща ржавыми колёсиками, машина правосудия.
– Вас, наверное, в областной аппарат возьмут? – с заинтересованностью и непривычной вежливостью спросила секретарша.
– Конечно, должны вызвать в область. Там будут решать. – Желтков согласился тихим голосом, имея в виду реакцию на его рапорт.
– Ну что ж, будем очень рады. Правда, неожиданный поворот карьеры? Вчера звонили из областной прокуратуры. Так ругались на Александра Альфредовича, так ругались…
Зайдя в кабинет зампрокурора, Желтков невнятно поздоровался. Нейерди встал с кресла и протянул приветственно руку. Подобных знаков уважения раньше не наблюдалось.
– Вот у меня тут на прекращение, – сказал Желтков, доставая из портфеля пачку тощих папок. – Так, простая бытовуха. Вам на подпись. Постановления готовы.
Зампрокурора придвинул к себе папки, раскрыл верхнюю и спросил, глядя как-то по-птичьи, в профиль:
– А не хотите к нам на работу перейти?
– Какую работу? Я вообще увольняюсь, – буркнул Желтков.
– Вот как? – удивился Нейерди. – Совсем? И по какому основанию?
– А какие у нас в системе имеются основания… Или по здоровью, или по несоответствию, или за дискредитацию.
– А вы, по какому?
– Вероятно, по несоответствию занимаемой должности. Раз, не хочешь служить – значит, не соответствуешь, – равнодушно ответил Желтков.
Нейерди хмыкнул, улыбнулся, потёр руки и в две минуты начиркал свою подпись на всех постановлениях о прекращении дела.
– Ну, желаю удачи в новой жизни. – Нейерди опять привстал с кресла и с улыбкой попрощался рукопожатием.
Желтков тоже по-доброму ответно ему улыбнулся, радуясь своим мыслям, и вышел из кабинета, чуть ли не подпрыгивая от чувства восхищения самим собой. Только бы теперь не случились «вспышки на солнце».
Лишь на обратном пути в свой посёлок до Желткова дошло, что по его жалобе в областной прокуратуре признали его правоту и велели проигравшему «процессуальный спор» Нейерди пригласить «победителя» на работу в органы прокуратуры.
7.
Осенью в котельном цехе почти месяц требуется, чтобы затянуло наледями дыры в оконных витражах. После этого в стылом цехе становится уютненько. Но приходит взамен другая неприятность – скованный морозом уголь начинает «зависать» в углепроводах, явление похожее на запор в человеческих кишках. Пока нарытые угольные пласты из шахты в соседнем посёлке доставят энергетикам в кузовах «Белазов», уголь схватит морозом, и он никак не хочет самотёком течь по трубам в два человеческих обхвата в громыхающие шаровые мельницы.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: