– Ах, так! – Машка приложила запотевшую бутылку к распаренной спине мужа. Костян заорал от холода.
– Будешь знать, – голосом гладиатора, победившего на арене трех врагов и двух тигров, изрекла Машка.
– Буду, – покаянно сказал Костян, накладывая яичницу на тарелки. – Как проведем эти два выходных, чудесно выпавшие твоему мужу за задержание особо опасного преступника?
– Давай куда-нибудь поедем? На природу, например?
– А вечером? Может, в кино сходим?
– Давай. На последний сеанс. У тебя же еще завтра свободный день.
– Завтра можем к маме съездить. Она жаловалась, у нее уже в огороде сплошной бурьян вместо огурцов и морковки.
– Договорились, – Машка отправила в рот кусок яичницы и поморщилась. – Пересолил, красава!
– Потому что повар был влюблен! – он чмокнул жену в щеку.
– Настоящий повар не дает воли чувствам, запомни!
– А я не настоящий повар, я на полставки. Я завтраковый повар, вот что!
– Слышь ты, завтраковый повар, сейчас договоришься, будешь мужем на час.
– Ну седня на полчаса.. – Костян не успел увернуться и схлопотал щелбан.
Прихлебывая кофе, он принялся рассказывать жене о Жорике. Та ахала, крутила головой и время от времени приговаривала: «Офигеть!».
– Вот, значит, а теперь эта погань наверняка сидит в прекрасной больничке со всеми удобствами, строит из себя сумасшедшего, к которому нельзя применять обычные методы содержания убийц, представляешь? – кипятился Костян. – И ведь не тронут его. Обследования будет проходить, скотина. С особым комфортом.
– А если родственники возмутятся? – заметила Машка. – Они же могут больницу взять штурмом. Разорвут, как пить дать.
– Я думаю, вряд ли. Они еще не знают, шеф не давал команды сообщать, – Костян неаккуратно глотнул, заперхал, оросив стол коричневыми брызгами. Машка дала ему затрещину и, взяв тряпку, принялась вытирать клеенчатую скатерть.
– У нас люди, конечно, горячие, но не настолько. На Кавказе бы пошли на разборки, однозначно. А тут пошумят, может быть, немного. Мы же спокойные, как власти скажут, так и будет.
– Ты бы пошел? – от вопроса Машки Костян немного сбил свой пафос. – Вот если бы твоего ребенка нашли изнасилованного, с трусами во рту и сброшенного в канализационный люк? И ты бы знал, что тот, кто это сделал, сидит в психбольнице. Пошел бы?
– Так то я, – попробовал уклониться Костян, хотя знал, что пошел бы. Взял бы табельный пистолет и пошел. И наплевать, что будет. – Я представитель власти, мы должны соблюдать закон.
– Я думаю, что волнения будут, – мрачно заявила жена, – как только о том, что вы взяли Жорика, пронюхает пресса.
– Я ж говорю, нам приказано молчать, – ответил Костян. – Ну, вот я тебе только, да и Степаныч наверняка тоже Светке рассказал..
– Знает один – знает один, знает Светка – знают все, – философски заметила Машка.
– Будем надеяться, наше высокое начальство тоже понимает, чем грозит огласка, поэтому шумихи не будет. По крайней мере, пока, будет время подготовиться к внештатной ситуации.
– М-м, – неопределенно сказала Машка. – Что-то ты грузишь. Умный стал? Ладно, давай я со стола уберу, а ты одевайся иди, умник. Пойдем гулять.
– Маш, – сказал Костян, вставая из-за стола, – а я ему по шее все-таки вделал!
– Да ты просто страшный человек, – Машка намылила губку «Фэйри». – Гроза детей, старух и инвалидов.
– Поэтому ты меня и боишься, – вставил Костян и спасся в комнату. Полетевшая вслед губка попала ему по спине.
Глава 9
Жорик откинулся на подушку. Оказывается, от воспоминаний тоже можно устать. Он наговорил уже половину признаний в убийствах. Не рассказывал он только об одном убийстве. Собственно, и не собирался, о чем и предупреждал профессора. Никому этого знать не следовало.
В дверь постучали.
– Без деликатностей! – крикнул Жорик. – Заходите, я одет, – и он погремел наручниками.
Силовайский вошел, протирая очки.
– Знаете, врожденная привычка стучать в закрытые двери, – заметил он.
– Интересно, а в туалет вы тоже стучите? – поинтересовался Жорик. – Только без обид.
Доктор усмехнулся.
– В туалет я не стучу, по крайней мере, в свой, – сказал он. – Итак, Георгий, вы закончили?
– Нет еще, – ответил Жорик. – Но я стараюсь. Это же мне зачтется?
– Несомненно, несомненно, – кивнул Силовайский. – Может, у вас имеются какие-то просьбы? Вот только снять наручники не просите, на это я пойти не в силах.
– Одна есть. Мне же положен телефонный звонок?
– Вы хотите с кем-то поговорить?
– Да, и не спрашивайте с кем. Это вас не касается. Хотя вы же все равно можете отследить звонок. Сразу говорю, это личное, к моим профессиональным делам разговор не имеет никакого отношения. Я работаю один.
– Это я уже понял, – доктор сунул руку в карман халата и достал телефон. – Возьмите. У вас пять минут.
Он вышел, закрыл за собой дверь, прошел мимо телохранителя, читающего на стуле «Аргументы и факты», и направился в кабинет. Там он взял из настенного шкафчика несколько пузырьков, из которых, в свою очередь, вытряхнул на ладонь по две разноцветные капсулы. Зажав их в кулаке, он вернулся в палату. Жорик уже протягивал ему телефон.
– Номер я удалил, – кающимся тоном сказал он. – Не нужно вам это, правда. И тому человеку тоже лишние волнения ни к чему.
– Если это личное, то, боюсь, скоро ваше задержание станет достоянием общественности, и ваш знакомый или родственник так или иначе узнает об этом.
– Все может быть, – задумчиво сказал Жорик. – А что вы мне принесли?
Он указал на сжатый кулак профессора, который тот протягивал пациенту.
– Это то самое чудодейственное средство, превращающее таких страшных людей, как я, в нормальных членов общества? – с напускной серьезностью спросил Жорик. – Мне же нужно немедленно его принять!
– Обычные витамины, – ответил Силовайский. – Ультрабины вы будете принимать позже. Сегодня в семь вечера, если быть точным. Сначала – «плюс», потом «минус».