Захват

Вскочив с кровати под монотонное повторение такой знакомой после всех учений фразы, Николай быстро накинул на себя лёгкий спортивный костюм и побежал вместе с другими старлеями в оружейную комнату. Там уже был Седой – командир батальона. Он получал последние указания через командирский планшет, но при появлении людей выключил его и пошёл вместе со всеми за экипировкой и оружием.

– Командир, что происходит? Ведь никаких учений сегодня быть не должно, – спросил Максим, командир третьей роты.

– Это не учения. У нас прямой приказ Верховного главнокомандующего. Подробности озвучу позже, действуйте по уставу, выполнять.

– Так точно! – ответили они хором.

Во время этого крайне непродолжительного разговора Николай успел одеться в ставший уже привычным белый камуфляж, подогнал под себя разгрузку, выхватил свой автомат из оружейного шкафчика и трусцой побежал вместе со всеми на плац, где уже строились роты, ожидавшие приказа.

Пробежавшись по белому скрипучему снегу, они встали рядом со своими людьми. Слегка поёжившись от накрывшего их ночного мороза, стали ждать Седого. На сонных солдатских лицах легко можно было прочесть целую гамму эмоций. Недоумение, интерес, недовольство. За последнее их можно не винить: кто будет рад встать в четыре утра после трёхдневных учений?

– Предварительного инструктажа не будет, распределить людей по машинам и выдвигаться к аэродрому, приготовить парашюты, будем прыгать, – услышали командиры рот в персональных гарнитурах, крепившихся на подшлемники.

«Прыгать так прыгать, ничего не поделаешь, – подумал Николай. – Какой это будет у меня уже прыжок за время службы? За триста уже перевалило давно, не подсчитать теперь».

Через пару минут пришло несколько десятков военных грузовиков – «шкатулок», если на жаргоне. Это прозвище им дали за то, что они устроены так, чтобы обеспечить максимальную защиту солдатам, сидящим внутри, а не просто довезти их из одной точки в другую. Толстые бронированные бока, бронекапсула, которая защищает от мин, пуленепробиваемые стёкла в водительской кабине и ещё множество полезных мелочей. Почему «шкатулка»? Потому что в неё кладут драгоценности и прочие дорогие вещи, которые важны человеку. Вот и придумали солдаты, что это они у командования такие ценные и нужные. «Не думаю, что ушли далеко от правды», – вспоминал цесаревич давнюю байку.

Поставив задачу по погрузке командирам отделений, он направился к своей штабной машине, но на полпути его перехватил Ибрам, давний друг ещё с детских времён и по совместительству командир первой роты.

– Коль, ну что, какие соображения насчёт всего этого? – спросил он, доверительно наклонив голову в сторону собеседника.

– Да чёрт его знает, нет никакой информации пока что. Но то, что это не учения, явно видно. Какими бы они ни были секретными и внезапными, Седой бы предупредил, подлянок от него ждать не приходится.

– Согласен, хоть на построении, но объяснил бы, что происходит.

– А что другие думают? – уже в свою очередь спросил Николай, поглядывая в сторону грузовиков, которые постепенно заполнялись людьми.

– То же самое, что и ты, нет ни у кого идей. Даже приблизительно.

– Ладно, плевать, всё равно минут через 30 узнаем, как в воздух поднимемся. Всё, давай по делам, свидимся ещё, – закончил тот не очень информативный диалог и, похлопав старого друга по плечу, пошёл к своей машине.

Алексей Кандинский, позывной «Седой», командир батальона.

Комбат стоял и вдыхал свежий зимний воздух, наблюдая за погрузкой людей в машины, когда с ним неожиданно связался старый друг из Генштаба.

– Почва – Седому, приём, – связь была чёткой, как будто собеседник был в трёх метрах от меня, а не находился в столице.

– Седой здесь, приём.

– Лёш, ты умный мужик, я думаю, ты понял, зачем я с тобой связался.

– Да, есть предположения. Но говорю сразу – я против. Кто бы он ни был, он прежде всего десантник.

– Нет, прежде всего он наследник. А уже потом всё остальное.

– Да сколько можно с ним нянчиться? Он уже здоровый и умный мужик, думаете, он не знает, что за ним здесь постоянно наблюдают и охраняют?

– Он всё знает. И главное – он не против такой опеки, потому что понимает, что он – цесаревич, другого отношения к нему просто не может быть.

– И в этот раз не убедил. Хорошо, что от меня требуется сейчас? – понимая, что этот разговор ни к чему не приведёт, Алексей решил перейти сразу к делу.

– Главное – не дать ему лезть на рожон, остальное как обычно.

– Вас понял. Есть данные по захвату?

– Нет, пока ничего. Действуй по первому плану, конец связи.

Во время диалога он наблюдал за разговором Николая и Ибрама и понял, что ничего у него не получится. Не в этот раз.

Цесаревич Николай.

Пока десантники пробирались по заснеженным дорогам к аэродрому, в канале старлеев заговорил Ибрам.

– Мужики, в канале роты Максима байки травят, включайтесь!

«Хоть это и не по уставу, ну да ладно, время скоротать не помешает», – ухмыльнувшись, подумал Николай. Переключившись на канал третьей роты, он сразу же попал на затихающий хохот.

– Так, ладно, ладно вам! Теперь моя очередь рассказывать. Только история не смешная, а какая-то более мистическая. Итак. Историю эту рассказал мне отец, с которым это всё и приключилось. Дело было во время высадки десанта турок в Греции, ну помните, римско-османский конфликт 1957 года. Тогда мы не объявили войну Османской империи, но помогали Священной Римской империи ресурсами, людьми и техникой. Одним из инструкторов, которого послали для помощи римлянам, как раз таки и был мой отец. Был приказ у них – отбить у турок холм, который они не так давно захватили. Но людей почти не осталось, потери ужасные. Отец остался единственным командиром, и ему пришлось самому возглавить атаку. Первый раз пошли – не вышло, турки их огнём подавили, и опять огромные потери. Он поднимает их во второй раз – снова не выходит. Солдаты напрочь отказываются вставать и продолжать атаку. А до окопов уже остаётся каких-то 60 метров. Огонь с их стороны утих, иногда постреливают только. И как он рассказывал, переклинило у него что-то в голове. Батя медленно и спокойно встаёт во весь рост на глазах у изумлённых солдат, не спеша достаёт из кармана пачку сигарет, закуривает. В это время по нему начали стрелять, но происходит какая-то чертовщина – ни одна пуля в него не идёт! И начинает к каждому солдату подходить, в бок пинать и спрашивать: «Ну что, долго ещё лежать будем?» А пули всё свищут да свищут около него, но цель найти не могут. Поднял всё-таки их в атаку, и взяли они окопы. В этой атаке они не потеряли больше ни одного человека. Только когда отца на руках носили и пили несколько дней подряд, двое чуть не померли от алкоголя.

– Да-а, ну дела. И правда, мистика какая-то, – ответил ему другой голос.

– Ну хорошо, кто следующий? – спросил Максим как хозяин канала.

Ответа Николай не услышал, так как переключился обратно на командирский канал. «Пожалуй, лучше подремлю, и то полезней будет», – пронеслось у него в голове, и он мгновенно уснул.

7000 метров над землёй, 11 минут до сброса.

– Задача на данный момент – взять станцию в кольцо, выставить секреты и патрули. Ландшафт в некоторых местах довольно труден – холмы и леса. Плюс это всё в снегу, значит, ждём сугробы. Третья рота – подготовить разведку. Бриг, доложишь, как отряд будет готов, получишь последнюю информацию, – Максим, командир третьей роты, сидел напротив цесаревича, и он заметил, как Бриг кивнул Седому, хоть тот и был сейчас в кабине пилотов. ЦУ все получали через гарнитуры. «Ну, ничего не поделаешь, привычка», – подумал Николай и вновь вслушался в разговор.

– Технику, как вы могли заметить, мы сбрасывать не будем, – продолжал Седой – казаки подгонят свою. Кстати, они уже должны были взять территорию вокруг АЭС под контроль и позже передадут нам главную роль и встанут вторым кольцом. На этом всё. Вопросы? Нет вопросов. Увидимся на земле. Конец связи, – отключившись, цесаревич откинулся на спинку раскладного стула и задумчиво уставился в потолок.

«Ну, что мы имеем? – начал он обдумывать ситуацию. – Неизвестные захватили атомную станцию, уничтожив охрану, на связь не выходили и ничего не требовали. Но это пока. Под угрозой остаться без тепла и света находятся около 60 миллионов человек и куча заводов. Мы десантируемся в двух километрах от станции и быстрым марш-броском выходим на встречу с казаками, которые знают те места и будут нам помогать в ориентировании на местности. До сброса ещё около десяти минут, послушать что ли общий канал?»

– Антоха, давай ещё раз историю про белого парашютиста!

– Ага-ага, в самый раз перед прыжком, умник, – ответил, видимо, Антон.

– Да что ты, давай уже, не тяни.

– Как хотите, но если что, я предупреждал. Слышал я это от друга отца, который, в свою очередь, уже и не помнит, от кого слышал он. Поехали. «Мы ночью прыгали на Памир, самое главное в горах – найти более-менее удобную площадку для приземления. А меня понесло в такие дебри, что в прямом смысле слова костей не соберешь. И ничего не могу поделать – потерял ориентировку. Нутром чую: вот-вот гробанусь. Вдруг вижу, впереди меня кто-то летит. И так хорошо видно его – белый, да еще при свете луны. «Давай за мной!» – кричит. Я стропы натянул – и за ним. Думал кто-то из наших площадку заметил. И вот выводит он меня на крохотный «пятачок» между каменистых клыков с одной стороны и пропастью – с другой. Сажусь, как муха на блюдечко! И купол так удачно каменистый клык накрыл, что и гасить не пришлось, и на ногах устоял, а мой проводник спланировал в пропасть. Только и увидел белый верх его парашюта. Все наши приземлились удачно – неподалеку. Вот и гадай, кто это был?..»

– Ну что ты так медленно, а? Ускоряйся, времени мало! – вдруг прервал его кто-то.

– Продолжаю, – раздражённо ответил Антон. – Таких историй множество. Но расскажу последнюю. «Я шел на побитие рекорда по затяжному прыжку. За километр до точки раскрытия парашюта услышал истошный вопль: «Рви кольцо!» Рванул машинально, невольно подчиняясь команде и инстинкту самосохранения. Рекорд, конечно, не побил, но спас себе жизнь, потому что автомат высоты оказался неисправным. Кто же кричал? А вот это самое непонятное. В небе кроме меня никого не было. Точнее, не должно было быть. Но откуда-то вынесло парашютиста во всем белом. Я успел его заметить, когда поднял голову, чтобы осмотреть свой купол. С земли его никто не видел. И мне просто не поверили, когда я доложил о том, что произошло в воздухе…»

Есть много версий появления белого парашютиста, но мало кто знает, откуда пошли истоки. А друг отца знал и сказал мне. В 30-е годы, во время становления Военно-воздушных сил, в десант набирали только добровольцев, и проходили они очень строгий отбор. Был среди них бесстрашный и дерзкий Иван Волкорез, славился он своими затяжными прыжками – дольше всех летел к земле камнем, не раскрывая парашюта, и только за несколько секунд до, казалось бы, неминуемого удара рвал кольцо и, конечно же, приземлялся самым первым, что в войсках весьма ценилось. У тех, кто наблюдал за его прыжками на полигоне, дух захватывало от ужаса. Но Иван был везуч. На краю учебного поля стояла заброшенная церковь, на колокольне которой размещался командно-наблюдательный пункт, и вот однажды Иван Волкорез поспорил с друзьями, что раскроет парашют на высоте этой колокольни: «Как только мои сапоги с крестом на макушке поравняются, так купол и развернется. Засекайте!» И поклялся при этом: «Чтоб мне на землю больше никогда не ступить!» Так оно и вышло. Все ахнули, когда на высоте креста полыхнул белый купол и… пошел вверх, вознося дерзеца подальше от земли. Только его и видели! Вообще-то потом его видели. Но только те, кто терпел бедствие в небе. Многим тот «белый парашютист» жизни спас: кого предупредит об опасности, кому крикнет, что делать…

– Да чепуха это всё, не очень на правду похоже, – неуверенно ответили ему.