Хорс: о чем молчит школа

– Не кажется ли вам Иннокентий Сергеевич, что нас с детства обманывали?

– А что есть истина товарищ майор? Может ложь, в этом мире и есть правда для многих… Скажи я сейчас отцу и матери, что их сын никогда не найдется -смиритесь, что будет с ними? Лучше соврать, но для них это будет правдой, и правдивее правды этой для них не будет, они будут ей жить, ну а там… авось вернется, я тоже в юности месяцами пропадал и ничего, сейчас по большому счету кроме самого себя никому не нужен, – он глубоко вздохнул. – Лет двенадцать назад, жил в одной деревне, и поймал себя на мысли, что вот пропади я сейчас, и никто этого не заметит, получается я тогда уже пропал без вести, даже для самого себя, что-то надломилось во мне тогда, тоска взяла – бери и вешайся, зима стояла лютая, я во двор вышел, разделся, лег на снег, глаза закрыл, думал замерзну к весне кто-нибудь найдет, до того все опостылело. Лежу, чувствую кто-то по мне бегает, думаю -вороны прилетели уже, поднимаю голову, а это котенок, черный весь, смотрит на меня голубыми глазками, и откуда он взялся тогда? Я ему – «цыц», – а он лег мне на грудь, свернулся калачиком, дрожит весь, не уходит. Думаю, замерзну я- никто не всплакнет, а вот его жалко стало, поднялся кое как, зашел в избу, наделся, печь растопил, молока ему налил, только благодаря ему жив остался, даже воспаление не подхватил. Только он убежал как весна пришла, а я опять один остался…

Все я видел на этом свете, и женщины и деньги, все было у меня, но все это пшик, чего-то реального захотелось, людей поглубже узнать, смысл узнать, только как сделать это с моей-то биографией? Случай тогда вспомнил один, уходили мы от вашего брата по сибирским лесам, было нас пятеро, всех я знал, кроме одного -интеллигент-очкарик, что он с нами делал? Как там оказался? Бог его знает! По моему они его как консерву с собой брали, я то к ним позже присоединился. В общем, прижали нас тогда, загнали, жрать нечего, мороз, а этот очкарик все молится; когда один на один с ним остался, я его спрашиваю. -«Кому молишься? Ты вообще знаешь зачем ты здесь? Сожрут тебя». Он говорит – «ты тоже жрать будешь?» – «Нет, я не буду», а он. – «Будешь, куда ты денешься, люди испокон веков друг друга ели, жить захочешь –будешь. Ну а молюсь я ради того чтоб выжить, бога наверное нет, но когда молишься легче становится, не я это придумал, человек так устроен, это работает». – «А как же сработает, если ты не веришь?» – спрашиваю я. – «Сам пока не знаю, но как-то работает, выжить в тяжелых условиях точно помогает»,– отвечает он. Затем говорит. -« Цель у меня есть – дочь свою должен увидеть, никого нет у меня кроме нее, и ради нее я должен выжить, так тоже легче, человек так устроен, ему цель нужна – ради чего мучиться, многие ее сами придумывают, чтобы легче жить было, вот у тебя какая цель, зачем ты здесь?» – Я молчу, не знаю что сказать, а он. – «Вот поэтому я выживу, а вы нет». – Глубоко задумался я тогда.

– Ну и что выжил интеллигент? – спросил Александр Аркадьевич.

– Не знаю, он той же ночью исчез, те трое не дошли, все в лесах остались, я чудом выжил. Вспомнил я эту историю, собрал вещи и ушел из этой деревни, бродягой был, однако слова интеллигента этого помнил. Придя сюда, понял я еще вот что товарищ майор – нет никакой красивой жизни, все это самообман, будешь думать и рисовать для себя перспективы – в конце все равно проиграешь, поставишь на себе крест – возможно что-то значимое получится.

Они опять замолчали. Тишину нарушил стук в дверь.

– Сейчас –отозвался старец. – Товарищ майор, я так понимаю, истинную цель визита вы еще не озвучили, я вас слушаю.

Александр Аркадьевич посмотрел в глаза старцу.

–Ну слушай Иннокентий Сергеевич…

– Из Москвы приехал?! Учительствует?! Физику преподает?!– удивленно переспрашивал старец спустя несколько минут.

– Да, есть еще Кеша, есть еще романтики.

– Наверное не верит, сюда не придет, хотя интересно было бы пообщаться с ним, – он встал, щелкнул костяшками пальцев. – Сегодня вечером Гизурин приедет к нему сам, не обещаю что будет просить прощения, но историю эту учитель ваш забудет как страшный сон.

– Все удивляюсь Кеша, как ты это делаешь? «Чудо» какое-то.

– Естество человеческое есть суть «чуда». Работал я по молодости санитаром в психушке, я там такого насмотрелся… Короче говоря выхода было два, либо все это изучить, либо после увиденного самому в дурку – я выбрал первый. Таких как этот Гизурин знаю как облупленных, он у меня живо подтает как снег под весенним солнцем.

– А почему дальше учиться не пошел?

– Насмотрелся я на вашу жизнь, тогда и сделал свои выводы, природа взяла свое, не всем же в милиции работать.

– Ты прямо клад для меня Иннокентий Сергеевич, как хорошо, что я тогда не выстрелил.

– Вы не выстрелили бы товарищ майор, я тогда по глазам вашим это понял.

– Ну как знать, больно ты уже мне кровь тогда попил в Ленинграде, командировку всю испортил, – усмехнувшись сказал Александр Аркадьевич.

– Да и вы меня не жалели.

– Как чувствовал, что-то в тебе есть кроме…

Старец закашлялся.

– Раскаялся я товарищ майор, укатали Сивку крутые горки, вы же знаете. Один я такой, уникальный. Да и долг платежом красен…

– Да, да, кто знает, может и раскаялся,– Александр Аркадьевич встал со стула. – Ну ладно Иннокентий Сергеевич, провожать меня не надо, я сам дорогу знаю, пригласи как-нибудь на звезды посмотреть, – он кивнул в строну телескопа.

– Милости просим товарищ майор. Еще вот что, я вас давно спросить хотел, со мной бродягой все понятно, а вы то как живете? Я знаю, судьба у вас на мою похоже -два конца одной веревки, где вы силы берете? После вашей-то работы, да с таким характером?

– Художник Кеша, вытаскивает из дерьма себя сам, как барон Мюнхгаузен за волосы из болота, всего хорошего.

– И вам не хварать.

Александр Аркадьевич открыл дверь ведущую на задний двор, и вышел из дома.

Старец проводив его взглядом, подошел к столу взял телефон и стал набирать номер…

16

Иван не надеялся ни на кого кроме себя. Он уже хотел звонить отцу, у которого были связи в прокуратуре, но как только он вспоминал слова матери, – «вернешься и двух недель не пройдет», – он выкидывал эту идею у себя из головы. Проблема эта целиком поглотила его, он не мог думать больше ни о чем, уроки он проводил так, что ему самому стало стыдно за себя.

Но нет худа без добра, он поймал себя на мысли – «да какая там к черту наука? Когда у человека вопрос выживания». – Его как будто осенило – «тот человек, или то общество которое поставлено на грань выживания – никогда не будет думать о развитии, науке, творчестве. Он запуган, унижен, растоптан, однако природа берет свое и человек пытается выкарабкаться. Запуганным человеком легче управлять, подойди к нему сейчас Загорутько, наори на него, скажи ему, что он дурак и балбес, что он не увидит премии до конца года – вчера утром он бы этого не стерпел, сегодня он стерпит, ему некуда деваться, он прижат к стенке».– Как только он подумал о Загорутько, как тот вошел в нему в кабинет.

– Здравствуйте Иван Николаевич, – раздраженным голосом сказал он.

– Здрасте, – испуганно ответил Иван.

– Был вчера в полиции?

–Нет.

–Ваня сходи пожалуйста, – озираясь, тихо сказал директор. – Можно ведь договориться, возможен и условный срок . Затем все уляжется, сын его уедет куда-нибудь за границу, все забудется, сходи Ваня.

– Не могу я Василий Васильевич.

– Девчонку эту пожалей, если себя не жалко, о ней подумай.

– А если не уляжется, а он получит реальный срок, что тогда будет?

При этих словах Загорутько как будто ударило током, он выпрямился, оглянулся и очень часто задышал.

– Все может быть. Что будет тогда с Сенгеенко? Я жизнь ему покалечу, девчонке этой тоже не сладко придется.

– Ну ты это брось, все будет хорошо.

– Для кого хорошо? И вообще Василий Васильевич, кто вам сказал что он всесилен? На него управа найдется, я уверен.

Но последняя фраза была сказана настолько безвольно, что директор понял – надо дожимать.

– Ваня, условный срок, в крайнем случае его отпустят досрочно, я уверен. Затем я обещаю что верну его в эту школу, если он конечно захочет. Парень способный, еще с золотой медалью закончит, сам за него радоваться будешь. Всего-то год потеряет, может остепенится, после в Москву поступит – при последних словах Василий Васильевич выпрямился во весь рост, поднял над головой указательный палец, и замер на месте. Загорутько думал что дело сделано – Иван поменяет показания.

– Нет, Василий Васильевич.

Загорутько посмотрел на Ивана как японский шершень на пчелу и резко развернувшись пошел к выходу, остановившись возле двери, он напуганно сказал:

–Аккуратней будь Ваня, я за тебя боюсь, Гизурин ни перед чем не остановится, – и быстро вышел из кабинета.

Закончив все дела в школе, попрощавшись и посмотрев на часы, которые показывали уже шесть вечера, перебрав в голове еще раз возможные варианты развития событий, Иван пошел домой. Выйдя из школы он заметил черный мерседес направлявшийся к нему. Развернувшись и не обращая внимания он пошел в другую строну по тротуару. Вдруг услышав сигнал сзади, он обернулся; мерседес сигналя и моргая фарами догонял его, Иван замер на месте, – «если хотели бы сбить, сигналить не стали бы, да и машину выбрали б другую». – Мерседес быстро подъехал к нему, открылось окно заднего пассажирского места на котором сидел Гизурин.