Корректор. Книга пятая. Горизонты нашей мечты

С денежным мешком он отошел к палатке возле навеса и нырнул в нее, чтобы минуту спустя показаться снова, без мешка, но с двумя большими электрическими фонарями и с двумя парами рабочих холщовых рукавиц. Палатку тут же окружили люди, рассевшиеся на земле с таким видом, словно намеревались провести здесь остаток вечности. Часть рабочих, впрочем, бросились в темноту ночных джунглей, подсвечивая факелами дорогу. Представитель профсоюза уселся прямо перед входом, скрестив ноги и уперев кулаки в бедра, всем видом показывая, что проникнуть внутрь вор сможет только через его труп.

– Держи, – Палек сунул Пирешу фонарь и рукавицы. – Пойдем, оглядимся по-быстрому.

Гулан взял предложенное, поднялся со скамьи и пошел вслед за Палеком по узкой тропинке между густых кустов. Восточный инженер вроде бы неспешно перебирал длинными ногами, но Пиреш с трудом за ним поспевал. Идти, к счастью, пришлось недалеко – площадка перед пилонами, на которой обрывалась дорога, располагалась от лагеря в двух минутах ходьбы. Гигантские, в пятнадцать саженей каждый, пилоны угрожающими тенями чернели на фоне звездного неба, и на их вершинах неспешно перемигивались синие и оранжевые сигнальные огни. Дурость, конечно. Какие здесь самолеты ночью? Они и днем-то среди местных горных отрогов почти не летают.

– Не следовало говорить им про деньги, – неодобрительно сказал гулан, подходя к Палеку. Он включил фонарь, сунул его в куст так, чтобы тот светил горизонтально, натянул рукавицы и принялся помогать снимать большой кусок толя, закрывавший один из барабанов с главным несущим тросом. – Тем более – оставлять деньги в палатке без присмотра. Украдут.

– У меня? – хмыкнул тот. – Щаз. Они всерьез верят, что я умею проклятья насылать. Ну, что скажешь? Нормально?

– Нормально, – Пиреш сходил за фонарем и в его свете критически оглядел верхние петли троса. Тот лоснился от смазки, признаков ржавчины на нем не наблюдалось. И то верно – если бы он под укрытием проржавел за два периода, как его использовать для моста, который должен под дождями и ветрами прослужить лет двадцать как минимум? – И все-таки зря. Я бы не сказал. Верят или не верят, а отчаянный дурак всегда найдется.

– И пусть себе. В сумке денег нет, они в мини-сейфе в багажнике. В сумке только одна бумажная кукла – и небольшая, но очень неприятная бомбочка с неотмывающейся краской. Если достать неумеючи, прямо в морду бабахнет. Прикинь, каково полгода проходить с синей рожей? Ты не отвлекайся, работай.

Вместе они снова накинули толь на катушку и перешли к следующей.

Все тросы оказались в порядке – и толстые несущие, и тонкие вспомогательные, и даже пеньковые канаты для перетаскивания несущих тросов через пропасть. Катапульта для переброски каната тоже выглядела вполне рабочей и не разукомплектованной. Разумеется, завтра, когда запустят генераторы, может выясниться, что что-то в ней все-таки не перенесло местного влажного климата, но тут уж ничего не попишешь. Вторая такая же стояла на противоположной стороне ущелья вместе с лебедками, и если ее все-таки изуродовали, можно заменить на эту.

– Перебираемся туда? – деловито спросил Пиреш, закончив укрывать катапульту.

– Нет, пожалуй, – Палек почесал в затылке. – Точнее, я перебираюсь, а ты топай-ка дрыхнуть. Последняя спокойная ночь у тебя. Завтра опять начинается нервотрепка.

– Ты хочешь в одиночку лазить по склонам? – нахмурился гулан. – Не стоит. Слишком опасно. Я с тобой.

– Спасибо за заботу, но не стоит. Мне в одиночку даже безопаснее.

– Но…

– Не стоит, – повторил Палек. – Пиреш, я тебя давно спросить хотел – почему ты все еще тут? На стройке, я имею в виду, а не дома, в Маньяхе? Или еще где в Граше?

– А? – удивился инженер. – Ты мне деньги платишь, я здесь работаю. Что-то не так?

– Я тебе уже давно ровно столько плачу, чтобы ты с голоду не помер. Я очень, конечно, извиняюсь за финансовые неурядицы, но не факт, что дела поправятся в ближайшее время. У нашего правительства туго с деньгами, а мест, куда их можно потратить, с избытком. Многие на твоем месте давно бы нас послали подальше и уехали. Почему ты остался?

– Почему? – задумчиво переспросил гулан, стягивая рукавицы. – Не знаю. Наверное, потому, что тоже хочу увидеть твое шоссе достроенным.

– А зачем тебе? Твой дом в нескольких тысячах верст отсюда. Даже если ты закончишь мост, все равно уедешь и вряд ли когда вернешься. Есть шоссе, нет шоссе – тебе все равно.

– Ты хочешь, чтобы я уехал?

– Так скажем: я пойму, если ты захочешь уехать. Пойму и не обижусь. Тебе я выплачу все долги полностью и еще и премию добавлю в размере двух месячных жалований. Только предупреди меня за неделю, чтобы я попытался кого-нибудь найти на твое место. Договорились?

– Нет. Я не собираюсь уезжать, – Пиреш выключил фонарь и запрокинул голову, уставившись на звезды. – Терпеть не могу бросать дела незавершенными. Я все-таки профессиональный строитель, знаешь ли. Если твою стройку прикроют официально, я уеду, но не раньше.

Палек негромко рассмеялся и хлопнул его по плечу.

– Спасибо, – сказал он. – Я ценю такое отношение. Только ты неправильно говоришь. Это не моя стройка, а наша стройка. Скорее даже, твоя. Видишь ли, у меня появились дополнительные дела, которые потребуют моих частых отлучек, так что я намерен передать все вожжи тебе. Твоя квалификация на должном уровне, и ты здесь достаточно долго, чтобы и к тебе привыкли, и ты привык к местной специфике. Потянешь самостоятельную работу?

Пиреш покусал нижнюю губу.

– Не знаю, – наконец признался он. – Не уверен. Как-то неожиданно все. Я еще никогда не руководил проектом. Тем более – в таких условиях.

– Все когда-то случается впервые. Да и я тебя не брошу и советом всегда помогу. Жалование, кстати, ты станешь получать полностью и без задержек, и я его увеличиваю на тридцать процентов – за вредность. И такая строчка в резюме тебе очень пригодится, если решишь домой вернуться. Ну все, иди отдыхай. А я на ту сторону. Если увижу, что с лебедок гайки и рычаги поскручивали, точно кого-нибудь прокляну паршой и почесухой.

И Палек, как он умел, беззвучно канул в ночную тьму и бесследно в ней растаял. Пиреш посмотрел ему вслед и в сомнении покачал головой. Управлять всей стройкой? Завтра здесь опять вовсю закипит работа, затарахтят электрогенераторы, сотни человек засуетятся вокруг пилонов, лебедок и бетономешалок, оживут мертвые пока что бульдозеры, загомонят голоса и заверещат свистки бригадиров. Управлять таким хозяйством очень непросто. Пиреш не питал иллюзий – с его куцым опытом, в основном сводившимся к наблюдениям со стороны, он точно не справится. Одна надежда, что катониец не свалит на него всю нагрузку одномоментно, и он сможет привыкать к ответственности постепенно.

Однако же что случилось такого, что момбацу сан Палек отдает ему свое любимое детище? Главный мост на новой трассе, которой после ее полного завершения предстоит стать одной из ключевых в стране – и передать стройку под начало молодого неопытного инженера, да еще и грашца? Невероятно. Но все-таки случилось.

Пиреш хмыкнул и пожал плечами. В конце концов, о скрытых мотивах можно гадать сколько угодно. Одна догадка другой стоит. А сейчас ему хочется спать. Он снова включил фонарь и, подсвечивая тропинку, направился в сторону скрытого за деревьями лагеря. Как любят говорить на Востоке, вечер – паникер, утро – утешитель. Если только за ночь катониец не передумает, завтра можно вытрясти из него все планы, касающиеся моста. А сейчас спать, спать, спать.

Вот смеху-то будет, если кто-то до рассвета угонит джип с деньгами!

12.07.1433, вододень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

Яркая луна уже поднялась над верхушками деревьев в парке, окружающем Академию Высокого Стиля. Ни одной облачной струйки не виднелось на фоне сияющих звезд. Ветер улегся, словно замер в ожидании чего-то важного. Ночь обещала быть ясной и тихой.

Сиори с досадой отвернулась от окна. Внезапно идиллический пейзаж вызвал у нее раздражение. Она сидела на небольшом диванчике при потушенном свете и старалась ни о чем не думать. Ночь. Опять ночь. Опять впереди долгие часы полудремы, в которой ей мерещится невесть что. Неясные образы кружились перед глазами, словно ускользающие мысли, которые никак не ухватишь за хвост. Иногда они начинали проявляться у нее перед глазами даже тогда, когда она бодрствовала, и тогда она окончательно переставала отличать реальность от сновидений. Наверное, следовало бы перестать киснуть в одиночестве в своей квартире, но после того, что об окружающем мире рассказала Айсока, ректор чувствовала лишь гнетущую усталость. Она уже третий день не появлялась в своем кабинете в учебном корпусе и вообще почти не выходила из своей комнаты. Зачем? Если окружающее – всего лишь разновидность игры, волшебная движущаяся картина, нарисованная аляповатыми красками, какой смысл что-то делать? Дети? А что дети? Им не грозит никакая опасность. О них позаботятся – в отличие от нее.

От живого мертвеца.

Она стиснула зубы от очередного приступа тоски, от которой хотелось выть и раздирать себе лицо ногтями. Она одна. Совсем одна. Никого нет рядом. Никто не придет к ней и не спасет от окружающего кошмара. Ей остается лишь бороться с собой самостоятельно. Словно стеклянная стена отделила ее от окружающего мира, замкнув в крохотном мирке чудовищной депрессии и нежелания жить. Голоса Клии, Айсоки и Мая, навещавших ее по нескольку раз в день, доносились до нее глухо и невнятно, словно все из-за той же невидимой перегородки. Хотелось забраться под одеяло, свернуться клубочком, закрыть глаза и умереть навсегда. Чтобы никаких больше оживлений и ложных миров.

В дверь громко постучали, и тут же, не дожидаясь ответа, из прихожей в комнату ворвался Май.

– Впотьмах, – назидательно сказал он, – сидят, когда нечем за освещение платить. У тебя что, волшебные батарейки кончились? Так скажи Бо, она новых принесет. Сира, кончай нюнить и кукситься. Хорошие новости.

Под потолком замерцал и вспыхнул, разгораясь, шар лампы. Май подошел к диванчику и с размаху плюхнулся на него. Подумав, он упал навзничь, пристроил голову у опешившей Сиори на коленях и перебросил длинные ноги через подлокотник.

– Тоскуешь, Сира? – спросил он, прищуренно глядя снизу вверх.

– Я в порядке, Май, – ответила ректор, стараясь, чтобы ее голос звучал бодро. – Просто задумалась. Ты не мог бы… м-м, убрать голову?

– Мне так удобнее, – отказался Демиург. – Так вот лежишь, и кажется, словно у мамы пристроился. Не то чтобы я помнил свою мамашу-алкоголичку, но какие-то такие чувства возникают. Погладь меня по головке, мамочка, а я тебе улыбнусь? А?

Сиори захотелось сказать ему что-нибудь едкое, однако она сдержалась. Толку-то? Можно подумать, здесь, в Академии, он хоть раз прислушался к ее словам. Демиург, да. Божественное существо. Творит что захочет… Вместо того она сдвинулась в сторону, так что башка Мая съехала с ее колен, и встала, оправив форменную юбку.

– Ты чего-то от меня хотел, господин Май? – сухо спросила она.

– Ага, – кивнул Демиург. Он порывисто вскочил, опустил руки Сиори на плечи и заставил ее опуститься обратно. – Ну что, Сира, ты по-прежнему настаиваешь, что хочешь проснуться по-настоящему? Вспомнить прошлую жизнь? Даже если там не найдется ничего хорошего, что стоило бы помнить?

Сиори заледенела. Неужели?..

– Момбан сообщил, что подготовка твоей психоматрицы к сатори закончена. Мы можем начать прямо сейчас.

– Тогда начинайте! – резко сказала Сиори. – Я хочу вернуть себя настоящую.

– Ты и есть настоящая, Сира. Ты просто не все помнишь. Ложная личность – всего лишь небольшая надстройка над настоящей. Просто немного фальшивых воспоминаний, которые со временем растворятся и уйдут – а ты останешься. Ну, раз настаиваешь, начинаем. Однако я хочу сразу тебя предупредить: ты какое-то время не сможешь толком владеть собой, своим телом. Возможно, ты на время утратишь способность вызывать Атрибут, и тебе придется учиться владеть им заново.

– Зачем мне Атрибут? – колко спросила Сиори. – Если мир вокруг ненастоящий?