Корректор. Книга третья. Равные звездам

– Ты не можешь принять вызов, – яростно сказал Саматта. – Кара, даже и не думай. Он убьет тебя! Он мог бы убить тебя прямо на переговорах, ты же видела!

Он бросил осуждающий взгляд на Яну.

– Ты-то зачем туда вылезла? – зло спросил он. – Тебе, между прочим, он гарантий безопасности не предлагал.

– Я хотела ему ментоблок поставить, – виновато проговорила та, потирая кожу у самой ключицы, проколотую острием меча. – Подумала, что так можно все проблемы сразу решить. Не успела…

– Детский сад! – сквозь зубы проговорил Саматта. – Значит, так. Ольга, действуем по запасному плану. Ты уверена, что сумеешь снять их охранников до того, как они сообразят, что происходит?

– Конечно, – пожала та плечами. – Только нужно начинать побыстрее. Стимулятор скоро выдохнется, а вторую дозу сразу после первой вкалывать опасно. Можно внезапную остановку сердца заработать.

– Хорошо. Господин Шаттах, разведчики вернулись?

– Да. Они обнаружили расположение заложников – они совсем рядом с деревней. Люди, посланные в убежище, еще не вернулись, но времени ждать нет. Нужно выдвигаться немедленно. Рискованно, конечно, но другого выхода не осталось.

– Погодите! – Карина подняла руку. – О чем вы говорите? Госпожа Ольга, кого снять? Как?

– Госпожа Карина, – Ольга сумрачно посмотрела на нее. – Я обладаю таким же гиперметаболизмом, что и Шай. Я успею убрать часовых до того, как они сообразят, что происходит. Заложники, скорее всего, не пострадают.

– Нет. Я не согласна. Вы забыли, что Шай сказал про гранаты? Он наверняка предусмотрел гибель охранников. Что, если они взорвутся, если охранников убить?

– Кара! – раздраженно поморщился Саматта. – Хватит уже! Нет времени на пререкания. Ты не примешь вызов Шая и не станешь с ним драться. Это не обсуждается.

– Мати, – ровно проговорила Карина, и в ее голосе скользнули странные нотки. – Я не помню, чтобы что-то обсуждала с тобой… или с кем-то еще. Я информирую тебя, что я принимаю вызов. Я не намерена рисковать жизнью заложников – Шай наверняка не глупее нас с вами. Яни! Ты подтверждаешь, что Шай не врал, когда давал обещание?

– Да, но…

– Все. Я иду. Мати, прорабатывайте план отступления на тот случай, если я не справлюсь. Шай…

– Госпожа Карина, – сухо сказала Ольга. – Ты не принимаешь вызов Шая, и это не обсуждается. Саматта прав – у нас нет времени на пререкания. Если мне потребуется тебя вырубить, чтобы заставить подчиниться, я так и поступлю. Не сопротивляйся. Не забывай, что у меня преиму…

Фразу закончить она не успела. Ее тело перекорежило конвульсиями, на губах запузырилась пена. Впрочем, она тут же обмякла, безжизненно повиснув в воздухе. Длинный боевой нож с продольным долом и на половину длины зазубренной спинкой, который она держала в правой руке, выскользнул и упал на землю. Потом она плавно опустилась на утоптанный пол хижины и неподвижно замерла.

– Яна, не вздумай! – ледяным тоном сказала Карина. – Я, в отличие от тебя, твой эффектор вижу, а здесь не наша детская дуэль. Попытаешься собрать манипуляторы для удара – сомну эффектор и тебе. А если меня попробует остановить кто-то еще, пусть для начала вспомнит о том, что я девиант первой категории! Мати, тебе пора бы и перестать видеть во мне малолетнюю девочку. Я давно не твоя подопечная, а ты – не мой опекун! – Ее голос слегка смягчился. – Мати, я люблю и уважаю тебя, но я не позволю тебе попусту рисковать жизнью людей. Не забывай…

Она осеклась и потерла лоб рукой.

– На забывай, что для меня не впервой убивать, – тихо закончила она. – Папа сделал все, чтобы задушить во мне убийцу, но собаку не отучить закапывать кости. Не беспокойтесь. Я справлюсь.

– Кара, он убьет тебя, – Саматта подошел к ней вплотную и осторожно взял за руки. – У тебя нет ни одного шанса.

– Мати, Мати… – Карина покачала головой и на секунду уперлась ему лбом в грудь. – Ты так привык видеть во мне маленькую беззащитную девочку! В тот день, когда папа ушел – помнишь, он показал нам с Яни… один прием. Я могу убить человека на расстоянии в две сажени. Убить мгновенно. Мне даже целиться не надо, эффект размазан в пространстве. Если Шай приблизится ко мне на расстояние удара своими манипуляторами, он умрет. Это у него нет ни одного шанса, не у меня.

– И ты готова убить? По-настоящему готова?

– Мати! – Карина вскинула взгляд и посмотрела ему в глаза. – Папа научил меня помнить, что смерть – одна из немногих вещей, которые нельзя исправить, как бы того ни хотелось. Но он научил меня и другому. Сила означает ответственность – то, что не понимает Шай и весь Дракон. Я сильна – и я отвечаю не только за себя, но и за тех, кто меня окружает. Я никогда не являлась активной сторонницей смертной казни. Но в последний период я часто думала, как должна вести себя, когда в конце концов столкнусь с Шаем лицом к лицу. И я не нашла способа изменить его. Я предложила ему выход – но он его не принял. Если оставить его в живых, он продолжит убивать. Продолжит нести смерть и разрушение. Наверное, Яни смогла бы имплантировать ему корректирующий ментоблок – но потребовался бы четвертый уровень, чтобы полностью изменить его личность.

Она сжала ладони Саматты, и тот почувствовал, как дрожат ее пальцы.

– Мати, – глухим голосом сказала она, – не сердись, ладно? Я приняла решение – Шай должен умереть. Только так мы сможем избежать других смертей. Но если я его приговорила к смерти, я сама должна привести приговор в исполнение, а не перекладывать грязную работу на других – на тебя, Яни, госпожу Ольгу, Риса или кого-то еще. И так меньше риска для заложников. Я не намерена прятаться за чужие спины. Прости.

Она на мгновение стиснула его пальцы и тут же выскользнула из-под его рук. В мертвой тишине она подошла к дверному проему хижины и остановилась – хрупкий черный силуэт на фоне яркого лиственно-солнечного прямоугольника.

– Я люблю тебя, Мати, – сказала она. – Я люблю вас всех. Пожалуйста, постарайтесь выжить. И… если что-нибудь пойдет не так, извинитесь за меня перед госпожой Ольгой, ладно?

И дверной проем опустел.

Заходящее солнце, стоящее невысоко над раздвоенной вершиной старого вулкана, било Шаю в правый глаз. Небо на юге хмурилось. Там вздымались стремительно приближающиеся башенные громады кучевых облаков, ослепительно-белых сверху и угрожающе-черных снизу, ворочался далекий гром. Посверкивали молнии. Приближалась очередная гроза. Шай внутренне усмехнулся. Ничего, пережидать ее они уже станут под крышами – в отличие от незваных гостей с востока. Он пообещал, что они смогут уйти – но ни словом не обмолвился, что позволит взять хоть какое-то снаряжение. Впрочем, кресала и ножи он им оставит. В конце концов, кто-нибудь из них должен принести его врагам весть о случившемся.

Они больше не скрывались: три женщины и трое мужчин открыто стояли на краю деревенской площади, напряженно наблюдая за ним. На шее одного из мужчин, настоящего гиганта, на перевязи висел ручной пулемет «ураган-33» – опытный Балан не ошибся – казавшийся на фоне стрелка странно-миниатюрным. Судя по всему, мужчине такие игрушки были явно не в новинку. Да и второй, хотя и меньше ростом, но все равно крупный и сильный на вид, судя по повадкам, являлся бывалым солдатом. Шай с удовольствием вспомнил, как ненависть перекосила его физиономию, когда они встретились на окраине. Ничего, скоро он еще и не такое почувствует…

Балан… Шай бросил быстрый взгляд влево. Балан явно не обрадовался, когда услышал о его плане. Не только из-за опасности – сама идея о том, чтобы дать честный поединок ЖЕНЩИНЕ застряла у него в горле, как острая рыбья кость. Да и сообщение о том, что мятеж оказался частью хорошо подготовленных и спланированных действий, за которыми стоит пока что непонятно кто, его явно не вдохновило. Но на его чувства Шаю плевать – лишь бы подчинялся приказам. Сейчас Старший Коготь с несколькими своими людьми замер на краю площади и хмуро наблюдал за происходящим с плохо скрываемым выражением неодобрения на лице. Ну что же. Завтра следует рискнуть и вызвать вертолет. В конце концов, засечь и сбить машину, идущую над лесом так, что верхушки деревьев цепляют ее брюхо и шасси, не так-то просто, если вообще возможно. Конечно, ракету можно пустить и с окружающих скал, но, в конце концов, зачем-то же ставят на вертолеты тепловые ловушки и прочую защиту? Время дорого, и потерять еще сутки он себе позволить не может. Для начала следует вернуться в Пятый базовый лагерь…

Он тряхнул головой, отгоняя несвоевременные мысли. Расслабляться нельзя. Он посмотрел на стоящую в пяти саженях молодую женщину. Она отказалась от его кинжала и не взяла даже обычный нож. Либо она сдалась и готова умереть без боя, либо… либо она надеется победить и без оружия. Какие же козыри у нее на руках? Она стояла прямо, лицом к нему, спокойно и расслабленно, но Шай видел, что ее безмятежность – всего лишь поза опытного бойца. Такого опытного, что ему нет нужды вставать в демонстративные боевые стойки в надежде заставить противника нервничать. Почти такого же опытного, как и он сам.

Но она – житель далекой изнеженной страны, давно разучившейся воевать. Она убивала в детстве, когда пряталась от охотников, но те смерти не в счет. Она давно забыла, если вообще знала, соленый вкус крови убитого в яростной схватке врага, фонтаном брызжущей тебе на лицо из перерубленной шейной артерии. Она не воин – но, тем не менее, недооценивать ее опасно.

– Я умею убивать, Шай, – он почти не расслышал ее слова из-за налетевшего порыва ветра. – Если ты приблизишься ко мне, ты умрешь. У тебя еще есть шанс решить иначе.

– Ты храбра для женщины, – громко ответил Шай. – Слишком храбра, Избранная Дочь. Но истинно избранный здесь я, а не ты. Приготовься умереть.

Ну что же, внутренне усмехнулся он, вот и конец твоей истории, момбацу сама Карина Мураций. Все-таки как жаль, что ты не мужчина! Я дам тебе быструю и легкую смерть – не только потому, что не стоит играть с такой опасной жертвой, но и из уважения. Из того уважения, которое заставило бы многих из солдат посмотреть на меня как на сумасшедшего…

Шай ах-Велеконг, Голова Оранжевого клана Дракона, поудобнее перехватил рукоять тоскалы и отвел руку с клинком слегка в сторону. Он нанесет ей удар точно в сердце – десятилетием отработанным на манекенах и врагах движением, которое его тело уже давно научилось выполнять без вмешательства разума. И в тот момент, когда лезвие войдет в ее тело, он еще успеет увидеть страх и недоумение в ее глазах.

Он ускорился, и мир привычно смазался вокруг него – только для того, чтобы ярко вспыхнуть и тут же погаснуть навсегда.

Карина смотрела на стоящего в нескольких саженях перед ней мужчину с тоскалой в руке, и чувство нереальности охватило ее, словно струя душного влажного пара из бани в холодном зимнем воздухе. Середина девятого века. Люди изобрели Сеть, самолеты и атомную бомбу, астронавты живут на орбитальных станциях, космические телескопы изучают отдаленные уголки Вселенной… И, тем не менее, сейчас перед ней стоит дикарь с мечом – образованный, храбрый, умный, но, тем не менее, дикарь. Он твердо уверен в своем праве сильного творить все, что заблагорассудится – и не менее твердо намерен убить ее просто потому, что ему так хочется.

Ее расправленные манипуляторы неподвижно замерли, вытянутые прямо перед собой. На сей раз они являли собой не твердые щупальца, с равным успехом способные сокрушить скалу и поймать бабочку, а, скорее, бесформенные облака, заполнявшие полусферу радиусом в две с небольшим сажени. Полусферу, смертельную для всего живого, обладающего высшей нервной деятельностью. Хаос мечущихся электромагнитных гармоник невидимо для невооруженного глаза заполнял пространство перед ней, готовый разорвать твердое стаккато биоритмов мозга, выжечь нервные узлы и навсегда оборвать дыхание. Ей даже не нужно ничего делать самой. Как только Шай вступит в невидимое убийственное облако, он почти мгновенно умрет.

Но ведь он человек! Жестокий убийца и бандит, не ценящий человеческую жизнь и безразлично убивающий кого захочет – наркоторговец, обрекающий на страдания и смерть десятки и сотни тысяч людей по всему миру – но, тем не менее, человек. А смерть одно из немногих событий, что нельзя исправить, как бы того ни хотелось. В далеком детстве она тоже стала маленьким воплощением смерти, опасной для всех, кто приближался на расстояние удара ее манипуляторов. Она убивала не сознательно, а от страха и растерянности, но что это меняет? Главное, что убивала. И если бы ее не захватили охотники из Института Человека, кто-нибудь вполне мог бы решить точно так же, что ей лучше умереть. И тогда она получила бы между лопатками не дротик со снотворным, а пулю.

Шай ах-Велеконг – бандит и убийца. Да, месть бессмысленна, она не исправит то, что уже совершено и не даст даже такой крохотной иллюзии, как душевный покой. Но если его не остановить, он продолжит убивать. И нет никаких шансов, что когда-нибудь в будущем он одумается, раскается и станет вести себя иначе.

Или есть?

Она обязана попробовать еще раз.

– Я умею убивать, Шай, – слова с трудом проталкивались сквозь пересохшую напряженную глотку. – Если ты приблизишься ко мне, ты умрешь. У тебя еще есть шанс решить иначе.

– Ты храбра для женщины, – громко ответил Шай. – Слишком храбра, Избранная Дочь. Но истинно избранный здесь я, а не ты. Приготовься умереть.

Увидеть его движение она так и не смогла. И лишь в самый последний момент она осознала свою ошибку. Смертельную ошибку.

Ее манипуляторы способны почти мгновенно разрушить деятельность мозга. ПОЧТИ мгновенно. Но скорость движения Шая такова, что он успеет приблизиться к ней на расстояние удара прежде, чем его мозг погаснет. А тело тренированного бойца не нуждается в постоянном сознательном контроле. Оно умеет действовать самостоятельно, почти инстинктивно.

Она попыталась сдвинуться в сторону, уйти с линии атаки, с того места, на который нацелил свой удар ее враг, но не успела. Боль в груди показалась ей совсем не сильной – немногим чувствительнее тупого удара по ребрам. Тело Шая, уже мертвое, по инерции двигаясь мимо, задело ее плечо, и сильный толчок бросил ее на землю. Падая, она еще попыталась сгруппироваться, но тело отказалось ей повиноваться. Земля ватным матрасом ударила ее по затылку и лопаткам, и во рту появился соленый привкус.

Она бездумно смотрела в небо, почему-то начавшее вращаться вокруг нее. Ужас и отчаяние, хлынувшие от друзей, охватили ее вязким коконом вины. Она умирает. Она подвела их. Она не справилась.

Последним, что она сумела увидеть, были стремительно накатывающиеся с юга грозовые облака, тут и там подсвечиваемые далекими пока вспышками молний.

Потом в мире внезапно выключили свет.

Сознание возвращалось медленно. Ей казалось, что она плавает в звенящей пустоте, способной утишить и исцелить любую боль. У нее не осталось ни ног, ни рук, и она совершенно не чувствовала тела. Щупальца манипуляторов расслабленно колыхались вокруг, но насчитывалось их почему-то не три, а гораздо, гораздо, гораздо больше. Наверное, я сейчас похожа на осьминога, мелькнула быстрая мысль. Или на ежика, у которого вместо колючек щупальца. Где-то неподалеку, почти вплотную за гранью сознания, она ощущала большой, раскаленный, но мягкий комок, а совсем рядом, под боком, чувствовался другой комок, твердый и холодный снаружи, но горячий и медленно бурлящий внутри. Я сплю, решила она, ленивым пушистым шариком перекатываясь в кромешной тьме, ныряя и взмывая в незримых омутах и купаясь в невидимых темных течениях. А еще где-то рядом находятся мама с папой и смотрят на меня с добрыми улыбками, ожидая, когда я открою глаза. Я сплю и скоро проснусь. Сейчас Парс запрыгнет на живот и начнет будить меня нарочито противным трезвоном, и я встану и пойду на лекцию… Только по какому предмету у меня лекция? И… я ее читаю или слушаю?

Осознание нахлынуло внезапной четкой волной. Какая лекция? Похищение, Сураграш, поединок с Шаем… Меня же убили!! Или нет? Я умерла? Но я думаю! Я мертва или жива? Что происходит? Почему я не чувствую свое тело?

Где-то вдалеке забрезжила белая искорка света, и она изо всех сил рванулась туда, вперед, чтобы стряхнуть происходящий кошмар – и резко дернулась на кровати в незнакомой комнате. Она, обнаженная, лежала на мягком топчане, стоящем в отгороженном ширмой углу, а из-за ширмы лился теплый солнечный свет, приветливый и радостный. Оттуда же доносились неразборчивые, но родные и знакомые голоса. Она соскочила с топчана, чувствуя под босыми ступнями гладкую упругость пола, отодвинула ширму и остановилась как вкопанная.

В пяти шагах от нее упругий пол из непонятного материала кончался, словно обрезанный, вместе с комнатой. Сразу за ним начинался заросший высокой травой луг, за которым тихо шелестели высокие толстые стволы тикуриновой рощи. Щебетали невидимые птицы, кожу обдувал ласковый теплый ветер, и высоко в небе сияло солнце.

На границе между полом и лугом прямо на земле устроились трое. Они сидели, скрестив ноги, спиной к Карине, и их золотисто-коричневые тела бронзово отсвечивали под лучами светила. Услышав шорох ширмы, они обернулись, и Карина ахнула, не сумев сдержаться.

– Папа! Рис! – воскликнула она. – Тетя Хи, ты жива!

Она бросилась к ним – и замерла, не сделав и двух шагов.

– Но ведь ты умерла… – растерянно сказала она. – Тетя Хи, ты… Нам же передали, что ты умерла. И я… Я тоже умерла? Где мы? Что здесь за место?

– Умерла ты, Кара, или нет – интересный теологический вопрос, – озорно усмехнулся Дзинтон, и Карина почувствовала, как при звуках его голоса радостно холодеет все внутри. – Технически – ага, умерла. Шай был хотя и тот еще мерзавец, но боец не чета тебе. Попасть длинной тяжелой тоскалой точно в сердце уже после того, как мозг перестал действовать – могу ему только поаплодировать. Посмертно, разумеется.

Он поднялся на ноги и подошел к Карине.

– Ну, здравствуй, дочурка, – серьезно сказал Демиург, взъерошивая ей волосы в своей излюбленной манере. – Давно не виделись. Очень рад тебя видеть вживую, если можно так выразиться. И я рад, что ты с честью прошла свой первый путь.

Карина на секунду прижалась к нему всем телом, как прижималась в детстве, но потом, спохватившись, отстранилась.

– Папа, – недоуменно сказала она, – но что произошло? Я все-таки умерла?

– В определенном смысле, – хмыкнул Дзинтон. – Хотя и не до конца.

– Джа! – Эхира тоже поднялась на ноги, и Карина только сейчас заметила, что она сильно помолодела. И еще в ней явственно проглядывали смутно знакомые черты – но чьи именно, непонятно. – Кончай ребенка мучить. Она и так в шоке. Давай, рассказывай. Или я сама расскажу, если ты вдруг своего хитроумия застеснялся.

– Ох, Майя, какая же ты все-таки нетерпеливая, – покачал головой Дзинтон. – Ну ладно, расскажу. И не только ей. Тебе тоже.

– Мне? – удивленно взглянула на него Эхира.

– Майя? – охнула Карина, глядя на нее. – Как – Майя?

– Как обычно, – нетерпеливо отмахнулась та, и ее фигура внезапно подернулась рябью и изменилась. Теперь перед Кариной стояла та самая девушка, что разговаривала с ней в Крестоцине ненастным вечером восемь лет назад. Только глаза – глаза у нее остались от Эхиры. – Все очень просто, хотя и не слишком тривиально поначалу. Эхира – моя автономная проекция с односторонней связью. Через терцию-другую, когда немного освоишься, я и тебя научу такому фокусу. Джа, что ты мне рассказать хочешь?

– Освоюсь? – тупо повторила Карина, переводя взгляд на Дзинтона. – Папа…

– Джа, – Панариши тоже поднялся на ноги и сладко потянулся. – Я бы на твоем месте действительно начал с самого начала. Если уж я столько времени в себя прийти не мог, то она тем более ничего не понимает. Если сам не можешь и Майе не доверяешь, давай я расскажу.

– Между прочим, Семен, терпеливость и уважение к старшим – весьма похвальные качества любого юноши, – Джао повернулся к нему, назидательно подняв палец. – А я тебя почти на миллион лет старше.

– А я тебя – на полмиллиона. Только что-то не помню, чтобы ты ко мне хоть когда-то хоть сколько-то уважения проявлял, – фыркнула Майя-Эхира. – Так его, Семка! Наконец-то у меня союзник появился. Станем его вдвоем воспитывать. Я с позиции жизненного опыта, а ты – искренней благородной юности.

– Ша, девочки и мальчики! – решительно сказал Дзинтон, отстраняя Карину и садясь в сгустившееся прямо под ним кресло. – Я говорю! Присаживайтесь. Только сразу всех прошу – когда вам меня убить захочется, сдержите порыв. Дайте договорить сначала, а потом хоть в терновый куст бросайте.

– Джа! – прищуренно глянула на него Майя. – Когда ты так говоришь, у меня всегда появляется предчувствие, что торопиться действительно не следует. Потому что ты заслуживаешь не быстрой и легкой смерти, а долгой и мучительной. Признавайся, какую пакость ты опять устроил?

– Сначала сядь. Потом все услышишь. Кара, просто представь, что ты садишься на что-нибудь, и все.

Не отводя от него взгляда, Майя плюхнулась на возникший под ней высокий, словно в баре, табурет. Панариши просто откинулся назад и расслабленно повис в воздухе, словно устроившись в невидимой наклонной лежанке. Карина нерешительно посмотрела на них и осторожно присела, пытаясь ощутить ягодицами что-то, на что можно сесть. Тут ее словно толкнули, и она опрокинулась назад, нелепо взмахнув руками – и ощутила, что ее со всех сторон охватывает мягкое уютное кресло.

– Потом с виртуальной мебелью освоишься, – нетерпеливо сказал Дзинтон. – Итак, начинаем сеанс разоблачений. Начнем с Эхиры. Майя, может, сама пояснишь?

– Поясню, – согласилась та. – Кара, ты знаешь, что такое проекция. Демиурги часто создают таких кукол для общения с биоформами. Обычно проекция находится в прямом подчинении Демиурга и управляется одной из его точек концентрации сознания. Грубо говоря, марионетка на ниточках и с обратной связью. Но можно сделать так, что кукла окажется самостоятельно думающей, чтобы снять с точки концентрации нагрузку по выполнению рутинных операций. Например, для поездки в автобусе или ожидания в приемной много ума не надо, но какие-то разумные действия предпринимать проекция должна. Причем не простые действия, а такие, какие выполнил бы сам Демиург в данной ситуации. Пихнули тебя в бок – надо как-то отреагировать в зависимости от играемой роли: извиниться или, скажем, в физиономию плюнуть. Поэтому даже самая тупая проекция обычно оснащена определенным интеллектом, более высоким, чем, – она фыркнула, – у некоторых якобы разумных биоформ. Пока понятно?

Она испытующе взглянула на Карину, и та молча кивнула.

– Однако такая кукла все равно требует пристального внимания, чтобы обеспечивать адекватность ее реакции в более-менее нетривиальных ситуациях. А наши возможности по контролю проекций хоть и велики, но не безграничны. Каждая наша точка концентрации сознания отнимает ограниченные ресурсы, и больше полутора-двух десятков одновременных проекций не могут держать даже самые умелые кукловоды типа нашего Джао. У меня лимит – максимум одиннадцать параллельных проекций, и то я стараюсь обычно не создавать больше трех-четырех, дальше голова болеть начинает. Но иногда просто позарез нужно больше. А еще иногда нужно прочувствовать на собственной шкуре какую-то ситуацию из обычной жизни, но не с точки зрения всесильного Демиурга, а как обычному человеку. Тогда мы делаем автономные проекции – выделяем кусочек нашего сознания в отдельную независимую сущность и предоставляем ему действовать по своему усмотрению. Обычно также создается ложный набор воспоминаний – для себя такое несложно, достаточно пометить как истинную произвольно полученную память, пусть даже отрывок из когда-то просмотренного фильма. И мы получаем независимую личность, искренне считающую себя обычным человеком, с собственным прошлым и будущим, со свободной волей, ничего знать не знающую ни про каких Демиургов.

– И Эхира была такой автономной проекцией? – растерянно спросила Карина. – А…

Она замолчала. Майя вопросительно взглянула на нее.

– И я рада, что ты ее создала, – наконец закончила та. – Хотя мне очень жаль, что она умерла.

– Умерла… – задумчиво проговорила Майя. – Да. Умерла. Хотя и не совсем – ее память и жизненный опыт ассимилированы во мне. Кара, со временем человек меняется, и меняется не в лучшую сторону. А Демиург – тот же человек, пусть и улучшенный с технической точки зрения. Знаешь, обладая бессмертием, так легко забыть, что такое умирать по-настоящему. Так легко забыть, что биоформы способны испытывать ужас перед смертью, под сенью которой они проводят всю свою жизнь. Заигравшись, начинаешь распоряжаться чужими судьбами, не задумываясь, что твои игрушки погибают на самом деле. Я впервые осознала проблему…

Она на секунду задумалась.

– Да, пожалуй, минуты полторы назад. Вскоре после того, как после открытий Джао у нас начался тотальный бум увлечения Игрой. Я победила во второй Игре – тогда еще без строгих правил, наобум – и финальной точкой стала великая битва Добра и Зла. Я разумеется, играла за Добро, но в сражении положила почти двадцать тысяч человек только со своей стороны. Я, безумно счастливая, упивалась своим полководческим талантом и смаковала воспоминания, пока, инкогнито гуляя по улицам своей столицы, не заглянула в небольшой дом. Вокруг кипел праздник – флаги, фанфары, представления, шествия, но в нем оставалось тихо. Только молодая женщина сидела на кровати, обнимая едва научившуюся ходить девочку. Такая вполне себе серая мышь – невзрачная, не фигуристая, с простеньким личиком, никаких шансов на второе замужество. Она чувствовала такую тоску и отчаяние, что я ее волей-неволей запомнила. Но в остальном проигнорировала – типичная солдатка, после войны таких вдовиц остались десятки тысяч. Не первая и не последняя, погорюет да продолжит жить дальше, так я решила в своей эйфории. И забыла про нее. А несколько дней спустя вспомнила, заглянула в то жилище снова – и не нашла там ни женщины, ни девочки. Соседи сказали, что какой-то родственник ее выгнал на улицу с пустыми руками. Чуть позже я их нашла – только не живых людей, а два трупа у городской стены. С голоду умерла сначала женщина, а потом и девочка. Война страну разорила, еды не хватало, голодали многие, так что их никто из родственников не подкормил. А она, видимо, оказалась слишком гордой, чтобы просить милостыню.