Неоконченный портрет

– Что? Какая звезда?

– Которую вы нарисовали на первом занятии в качестве задания, данной Евой Адамс.

– Ааа… Вы об этом… Не знаю. Что-то внутреннее заставило меня нарисовать это. Не знаю…не могу объяснить.

– Может быть, вы посмотрели в окно и увидели там звезду в небе?

Макс покачал головой.

– Нет, точно не поэтому. Я, конечно, видел звезды там, в окне, но…не думаю, что это была главная причина. Говорю вам, что-то изнутри будто управляло моей рукой. Хотя…сейчас уже точно не вспомню.

– Ну ладно, хорошо… Когда вы рисовали эту картину, вы думали о Еве Адамс? Или о себе?

Макс замялся.

– Как я говорил уже, сейчас сложно вспомнить, о чем я думал почти полгода назад. Наверное, я думал о нас обоих.

– Тогда, почему нарисовали только одну звезду, а не две? Логичнее ведь было изобразить две звезды, олицетворяющие вас обоих.

– Не знаю. Нужно подумать.

– В том то и дело, что не нужно думать. За мыслительным процессом теряется искренность. Лучше отвечать, как чувствуете, мистер Фишер.

– Тогда не знаю. Возможно, я изобразил себя.

– Одиноким?

Макс пожал плечами.

– Несмотря на то, что в вашей жизни появилась эта девушка?

– Тогда я знал лишь ее имя. Она не вошла в мою жизнь. Разве что постучалась.

– И все же, в этот миг весь мир для вас изменился. Верно?

Макс уже окончательно запутался. Если в его голове и происходил какой-то мыслительный процесс, то весьма незначительный, а дела чувственные были выбиты из колеи. И почему-то жутко хотелось спать. В кабинете стало мучительно душно и тесно. Макс снова глянул на часы. Прошло всего минут десять с его последнего взгляда на циферблат, но казалось, что намного больше. Его повышенный интерес к часам не прошел мимо доктора Райта. Он и сам глянул на свои серебряные Омега и удивленно вскинул брови.

– Как время-то быстро летит за увлекательной беседой, мистер Фишер, не находите?

Макс вяло кивнул. Уже не осталось сил отвечать, веки налились свинцом, задница затекла, спина продолжала гудеть, а в голову словно насыпали несколько тонн песка. Доктор Райт легким движением поднялся со своего кресла-мешка, поправил галстук и закрыл экран ноутбука. Макс последовал примеру доктора Райта, однако, в отличие от него, оторвал свою пятую точку от дивана с большим трудом.

– Ну что, мистер Фишер, первый сеанс весьма продуктивен. Вижу, вы устали, но это нормально: погружение в свое внутреннее я – весьма непростое занятие.

Максу казалось, что он не в свое собственное я погружался, а на дно Мариинской впадины, а потом его резко подняли на поверхность.

– Думаю, оставшуюся половину дня вам следует хорошенько отдохнуть, – продолжил доктор Райт. – Возможно, выпить бокал хорошего вина. А завтра нас ждет не менее интересная беседа. До завтра, мистер Фишер!

Глава седьмая. Декабрь, 2017 год.

Ноябрь пролетел незаметно, и в жизнь горожан стремительно ворвалась зима с ее морозными узорами на окнах, снежными сугробами, наваленными снегоуборочными машинами по бокам от дорог, и с нарастающей атмосферой приятных предпраздничных хлопот, которая постепенно стала захватывать буквально каждого жителя города. Ведь нет ничего приятнее, чем ходить по магазинам в поисках подарков для своих любимых, украшать дом яркими гирляндами и рождественскими украшениями, наряжать елку красивыми игрушками. На улице дети всех возрастов катались на коньках, лепили снеговиков, валялись в снегу, очерчивая руками и ногами снежного ангела, играли в снежки. Порой, брошенный не туда снежок попадал в случайного взрослого прохожего, которому просто не повезло оказаться на линии фронта. Тогда ребятня спешно бросалась наутек под грозные выкрики пострадавшего, хотя никто всерьез не сердился. Все были погружены в атмосферу волшебства, чуда, вера в которое зарождалась еще в далеком детстве и сопутствовала до самой старости.

Макс вспомнил, как в детстве праздновал Рождество с родителями. Они наряжали елку, которую его отец покупал у своего знакомого по цене, значительно ниже рыночной, украшали дом фигурками ангелочков, Санта-Клауса, рождественских оленей, развешивали гирлянды и другие украшения. Макс с удовольствием принимал участие в предпраздничных приготовлениях. Особенно его радовал процесс развешивания елочных игрушек. В канун Рождества, перед тем, как лечь спать, он оставлял под елкой тарелку с печеньями и конфетами и стакан молока для Санты и его маленьких помощников. А утром со всех ног спешил к елке, чтобы поскорее распечатать подарки, которые оставил ему Санта-Клаус. Конечно, став старше, Макс узнал, что не было никакого Санты, а подарки оставляли ему родители, но это ничуть не испортило чувство праздника и волшебства. Ведь в этом празднике было что-то большее, чем сказочный бородатый дед с его подарками. Он также помнил, как к ним в гости приезжали дедушки и бабушки, как они все вместе садились за стол, ломившийся от угощений, совершали традиционную праздничную молитву, поздравляли друг друга. Макс с особым теплом вспоминал те моменты из детства, и сейчас, когда приближался день Рождества, он надеялся, что именно это Рождество станет для него особенно волшебным.

Макс все-таки решил продолжить ходить на уроки рисования, хотя, честно говоря, поначалу не испытывал особой любви к этому виду искусства. Несколько занятий подряд они осваивали технику рисования карандашом. Максу не казалось это слишком уж сложным. Он уже научился рисовать некоторых животных, фрукты, природу, отдельные предметы, а теперь работал над объемом и тенью. Это было весьма утомительно. Ему хотелось больше времени проводить с Евой, но пока что все их встречи и общение ограничивались этими занятиями два раза в неделю, а все остальное время он ждал, когда начнется новый урок, и когда в класс вновь легкой походкой зайдет Ева. И вот, за три недели до Рождества, они отложили карандаши и перешли на масляные краски. Успешнее всех в этом деле оказался, конечно же, Джордж, который, к слову, вообще был весьма неплох в художественном деле, и одна из его карандашных картин, на которой он изобразил человеческое сердце во всех анатомических деталях (кто бы сомневался!), оказалась на стене в холле. Надо признаться, среди несуразных каракуль и до абсурда банальных фруктово-ягодных натюрмортов его сердце выглядело впечатляюще и несколько завораживающе. Макс даже узрел в нем некий тайный смысл, разгадать который, увы, не смог. Скорее всего, ответ на этот вопрос знал только лишь автор сие творения, но Макс не хотел лишний раз вступать с ним в контакт. Больно странным он казался. Возможно, у него в холодильнике дома хранится парочка таких сердец, кто знает. В общем, у парнишки явно был талант. Макс же, к своему раздражению, особой дружбы с красками не завел. Ему никак не удавалось добиться нужного оттенка, нанести правильный мазок, не поставив при этом случайную кляксу. Несмотря на свою природную аккуратность и педантичность, в работе с красками он терпел полное фиаско. Да и вообще никакого желания возиться с этой мазней у него не было. Пустая трата времени. И какого черта Ева крутится возле этого Джорджа? Ну и что, что у него так хорошо получилось изобразить закат над морем! Макс с раздражением окинул взглядом свое творение. На когда-то белом холсте сейчас красовалось что-то, похожее на яблоко, лежащее на земле среди опавшей осенней листвы. На самом деле, на листву эти оранжево-красные пятна были плохо похожи, да и красная округлая фигура с торчащей коричневой палочкой тоже мало походила на яблоко. Тем не менее, Макс старался и, в принципе, был доволен проделанной работой. Пусть и получилось не лучше тех дурацких вегетарианских натюрмортов, что вывешены на стене в холле школы. Он посмотрел на мольберт китайцев. Ли нарисовал панду, сидящую у дерева и жующую что-то вроде стебля бамбука, а у Ким на холсте красовалась лиса с длинным оранжевым хвостом. «Любители животных. Наверняка, шарахаются от каждого владельца норковых шуб или обливают их на улице краской», – подумал Макс. Миссис Хьюстон, похоже, рисовала что-то в стиле постимпрессионизма – во всяком случае, Макс ничего не разобрал в ее мазне. Позже выяснилось, что она забыла дома очки и слабо видела, что рисует. Но, если верить ее словам, очень старалась изобразить иву на фоне облачного неба. А над чем трудилась домохозяйка Клэр, Максу было не видно. Но судя по ее напряженному виду, она либо творила что-то гениальное, либо у нее скрутило живот. Во всяком случае, со стороны выглядело так, будто ее голова скоро взорвется от перенапряжения. Когда Ева подошла к мольберту Макса, она улыбнулась и попросила его остаться после занятий, чтобы поработать над детализацией. «Ага, над детализацией», – незаметно ухмыльнулся Макс. Ее просьба остаться казалась прекрасным шансом перейти к активным действиям – наконец-то, они останутся наедине, и он пригласит ее на свидание. На самом деле, это надо было сделать уже давно. Просто, она такая красивая, загадочная, недоступная… К такой девушке подойти страшно, не говоря уже о приглашении на свидание. Но не собирается же она всерьез заниматься с ним детализацией!

Он с трудом дождался окончания занятия, когда медлительная миссис Хьюстон, наконец, соберет свои вещи, уложит их в сумочку, оденется и покинет класс. Ева протирала доску влажной губкой, а Макс пялился на ее тонкую талию, округлые бедра, волнистые волосы медового цвета, не в силах оторвать от них взгляд. «Как же плавно она качает бедрами…», – подумал Макс. – «Вот это я понимаю…». В его голове стали зарождаться такие образы и видения, связанные с ней, что Максу стало даже немного не по себе. Возможно, он даже покраснел. Макс потряс головой, чтобы выбить навязчивые мысли, и в этот момент Ева, положив губку на стол, повернулась к нему. По выражению ее лица сложно было сказать, о чем она думает. Может быть, действительно собирается дать ему пару советов по поводу детализации. А, может быть, она каким-то образом прочитала его мысли, и теперь… Макс не хотел думать о том, что будет теперь. Они смотрели друг на друга, и никто из них не проронил ни слова. В голове у Макса вертелись заветные слова «Ева, выходи за меня»… «Какого черта! Какой замуж! Я ведь ее даже на свидание еще не пригласил!». Макса подмывало вновь хорошенько тряхнуть головой, но он сдержал порыв, так как выглядело бы это крайне странно. Оставалось только подобрать нужный момент и… Первой нарушила тишину Ева.

– Макс, что ты чувствуешь, о чем думаешь, когда рисуешь?

«Что? Она серьезно?», – судорожно подумал Макс. «О чем я думаю? О том, что художник из меня никакой!».

– Да ни о чем не думаю. Думаю, что у меня ничего не получается, и вообще я зря теряю здесь время.

Хотелось прикусить язык, чтобы ничего лишнего не вырвалось, но, кажется, уже было поздно. Ответ получился довольно грубым. Но как есть, лучше быть предельно честным с самого начала. Однако, к счастью, Еву его слова не смутили, и она продолжала улыбаться.

– Я наблюдала, как ты рисуешь, – сказала она мягким голосом. – У тебя есть способности, есть дар, но его надо полностью раскрыть. Тебя что-то удерживает, сковывает твое сознание. Расскажи мне, что тебя тревожит.

Макс уже хотел было раскрыть рот и высказать все, что думает, но на этот раз сдержался. Конечно, ему было, что сказать. Но стоила ли игра свеч? А вдруг она его засмеет? Не воспримет всерьез? Вдруг сразу отвергнет его чувства? Какого черта он такой нерешительный? Уже сказал бы и дело с концом. Неожиданно Ева прервала его размышления вопросом:

– Макс, какую музыку ты любишь слушать?

Макс такого вопроса точно не ожидал.

– Ну…что-нибудь тяжелое. Например, Inflames.

– Хм…никогда не слышала. Давай послушаем вместе.

Ева принялась искать музыку в интернете своего телефона. Наконец, найдя подходящую композицию, она подключила телефон к портативной колонке и включила ее. Тут же учебную комнату взорвал энергичный ритм и грохот музыкальных инструментов.

– Touch Оf Red, моя любимая, – сказал Макс, и непроизвольно его голова закивала в ритм песни.

– Отлично, – улыбнулась Ева, хотя было видно, что она не разделяла его удовольствие от прослушивания подобной музыки. Она взяла чистый лист и прикрепила его к мольберту Макса. – А теперь рисуй! Рисуй то, что ты на самом деле чувствуешь!

Макс удивился, но почему-то сопротивляться не стал. Он сам не понимал, какая сила заставила его взять кисть, макнуть ее в краску и нанести первый нерешительный мазок на чистый лист бумаги. Потом он нанес еще один. Промыл кисть в баночке с водой, а затем обмакнул ее в краску другого цвета и вновь сделал мазок. Он наносил мазок за мазком, с каждым разом энергичнее размахивая кистью, смело смешивая краски. В какой-то момент ему показалось, что он освободился от невидимых оков, которые до этого сковывали его руки. Он рисовал, он по-настоящему творил! А Ева зачаровано смотрела на него. Теперь все ее внимание было приковано только к Максу и его мольберту, но Макс этого не замечал. Ему уже было все равно. Он рисовал, нет, он изливал свою душу на этот лист бумаги! Когда он закончил, то не поверил своим глазам – теперь это был не просто бездушный рисунок! Нет, это было самое настоящее отражение его души, его переживаний, в зеркале. Вся боль, все разочарование, все страхи он излил на холст.

– Это невероятно, – прошептала тихим голосом Ева. – Это…это очень красиво. И в какой-то степени пугающе. Я…я сохраню это у себя. Если позволишь.

Макс был не против. Он в последний раз бросил взгляд на свое творение – на когда-то белом холсте было изображено дерево, пылающее в адском огне, которое заполонило весь лист и, казалось, готово было вырваться наружу. Прямо в эту комнату.

Ева осторожно взяла картину, чтобы случайно не испортить ее, и, сказав, что отнесет ее в другую комнату, вышла из кабинета, оставив Макса одного. Он не знал, что заставило его нарисовать это. Неужели такой же точно огонь сейчас горит в его душе? Или, может, этим деревом является он сам, сгораемый от страсти? И что подумала Ева? Так много вопросов, так мало ответов.

Вскоре, Ева вернулась. Она, казалось, уже переварила первое впечатление от увиденного, и ее лицо вновь сияло прежней легкой улыбкой.

– Кажется, нам пора собираться, – сказала она Максу.

– Да, пожалуй, – согласился с ней Макс и посмотрел на часы. – Уже восемь вечера. Как быстро пролетело время. Я провожу тебя до дома, если ты не против.

– Только до остановки, – улыбнулась Ева.