Трудный отпуск

– Согласен с тобой. Вполне, может быть, что это никакой не маньяк. И старушку убили сознательно, чтобы она не преподнесла убийце неожиданных неприятностей. Правда, с мотивом первого убийства совсем ничего не ясно. Да и со вторым – только одни предположения…

– Ну да… Два убийства, пусть произведенные одним и тем же орудием и в одно время – серией еще не являются. Хотя… – подполковник юстиции Размолов немного помолчал, – еще не вечер, как поется в одной песне… Понимаешь, Макс, – как-то затравленно посмотрел на меня Женя Размолов, – мы в Управлении с ног все сбились. Два убийства за шесть дней… И это в провинциальном городе с населением в несколько десятков тысяч человек, – вздохнул начальник следственного отдела Управления внутренних дел. – Многовато, ты не находишь? У нас никогда такого не случалось. Ума просто не приложу, как подступиться! Мы были просто не готовы к такому… Нет, молодняк иногда преподносит сюрпризы: разборки между собой, массовые драки, поножовщина, – продолжал рассуждать вслух мой друг. – Черепа тоже иногда друг дружке разбивают. Где-то по пьянке кого-то зарезали, было бы все понятно, такое случается, хотя и редко… На улице что-то мужички не поделили и такое бывает… Но чтобы два убийства за неполную неделю – такого давненько в городе не было. Я, честно говоря, вообще не припомню. – Женя Размолов снова вздохнул и немного странно посмотрел на меня. Как будто в чем-то оправдывался и что-то пытался попросить. Чего сделать ему было не так-то просто. Потом сказал: – Мне повезло, что ты приехал. Наши следаки – неплохие между прочим – буксуют в этом деле. В нем пока что за что ни возьмись, везде рвется. Ухватиться, понимаешь, не за что. Из следователей сейчас раз два и обчелся! Кто в отпуске, кто в больнице находится, а один так и вовсе третью неделю ковидом болеет, хотя положенные прививки сделал. Врачи говорят, что у него новая разновидность ковида. Даже не знаешь кому верить… Температура тридцать девять с копейками, в лежку лежит, даже сидеть не может, а в больницу его не берут, говорят, легкие недостаточно поражены. Пусть лучше дома отлежится Мда-а… – тяжко протянул Женя Размолов. – Так что я тут и руковожу, и сам расследую. А ты, Максим, – человек со стороны. Нашими проблемами не обремененный и распоряжениями начальства по рукам и ногам не связанный. Взгляд у тебя на наши проблемы свежий и острый. Опыта у тебя в подобных делах немало, знаниями обладаешь обширными, столько лет в следователях. Причем не где-нибудь, а в столице республики. Таким всегда бывает виднее. Может эти наши случаи тебе какие-то собственные дела напомнят… Начальство, веришь, на горло буквально давит… Как будто мы без него не знаем, что это дело надо поскорее сдвинуть с мертвой точки. А у нас нет ни улик, ни подозреваемого. Уж на раскаленной сковородке, и тот, наверное, меньше вертится, чем я сейчас, веришь?

Размолов терпеливо дожидался ответа. Пауза затягивалась, грозившая вскоре перерасти в неловкое молчание.

– Верю… Хочу тебе сказать, что начальство всюду одинаковое, что у тебя, что у меня, везде им нужно немедленного результата, – ответил я без малейшей иронии, взглянув в окно, за которым уже заметно потемнело. – Вижу, что в выходной выходишь на работу, как на праздник. И до глубокого вечера. Как на все это твои домашние смотрят? – обернулся я в сторону университетского друга.

– А они не смотрят, – криво усмехнулся в ответ Женя Размолов. – Уехали отдыхать в Крым. Я тоже должен был быть уже в Феодосии. Купаться, нежиться на солнышке кверху пузом и грызть вареную кукурузу… Но вот видишь, – безысходно заключил он и развел руками. – А может, все же – это маньяк орудует? – посмотрел на меня Евгений Николаевич после недолгого молчания. – Орудие убийства не скинул, носит с собой. Один почерк, одно время убийств. И тут, и там – старики. Из квартир ничего не пропало… Мотив его деяний ясен только ему.

– А вот здесь я с тобой, товарищ подполковник, не согласен. Маньяк сам не знает, что делает. И мотива у него никакого нет. Спрашиваешь, например, у одного маньяка, почему ты пятьдесят раз колол ножом жертву, ведь достаточно было одного раза, чтобы убить ее. А он говорит: «Не знаю, просто понравилось». У него в голове такая, тьма, что ее никому не понять. А мы чего-то их изучаем, исследуем, думаем, что понимаем их поступки, их характер. Дома он нормальный человек, любящий отец, с детьми на праздники с шариками ходит, а потом вдруг просыпается в нем какой-то зверь, и он не в силах его обуздать и идет у него на поводу… Как ты сказал: два убийства еще не серия, – отозвался я, и твердости в своих словах не почувствовал. Мой собеседник – тем более.

– Так что, надо ждать третьего убийства? Тогда точно будет серия? – в сердцах произнес начальник следствия. – Вот уж тогда нам точно придет полный…

Подполковника юстиции Размолова перебил телефонный звонок. Мы оба уставились на аппарат, как на бомбу, которая должна вот-вот взорваться. Бежать уже поздно. Остается только броситься на пол, обхватить голову руками и надеяться на чудо, а уж если не повезет, тогда на скорую встречу с апостолом Петром.

Какие только мысли не посетят, когда ожидаешь худшего.

А телефон продолжал звонить и звонить и, похоже, не намеревался останавливаться. Наконец, Евгений Николаевич поднял трубку:

– Слушаю.

Потом он замолчал. Лицо подполковника разительно менялось. Поначалу оно посерело, затем вдруг приобрело желтоватый оттенок и под конец покрылось красными пятнами. Мой старинный приятель за время телефонного разговора как будто бы постарел лет на десять. Некоторое время он еще слушал собеседника, а затем медленно, с какой-то непоправимой обречённостью, положил телефонную трубку на рычаг.

Его глаза в упор смотрели на меня, но, кажется, совсем не видели. В них явственно прочитывалась полная растерянность. Такое выражение глаз я видел однажды на нашем городском пляже «Локомотив» несколько лет назад. Мужик с огромным пивным животом пошел искупаться на Казанке, а когда вернулся на берег, то его одежды вместе с сандалиями и носками на своем месте не оказалось. Какое-то время он бестолково метался по берегу в надежде, что его рубашка и брюки, в одном кармане которых лежал сотовый телефон, а в другом бумажник с деньгами и ключи от машины, еще отыщутся, – просто он подзабыл точное место, куда он их положил. Так бывает. Наверняка где-то лежат себе спокойненько в тенечке под кустом, вот сейчас он их найдет, натянет на себя штаны, обуется в сандалии, накинет на плечи просторную без рукавов рубашку и освежившейся и весьма довольный водными процедурами, в благодушном настроении покинет городской пляж. Привычно дойдет до автостоянки, сядет в свой новенький «Ауди» и вырулит на шоссе. Однако одежда не находилась. Обыскав едва ли не весь пляж, он лишился последней надежды, в отчаянии сел мокрыми плавками на песок и уставился в багровевшее солнце. Тогда его взгляд выглядел точно таким же, каковой наблюдался сейчас мною у моего однокашника Евгения.

– Произошло еще одно убийство, – тихо, но с нотками затаенной обреченности, произнес начальник следственного отдела подполковник Размолов. – В Екатерининском саду. Ты как, поедешь со мной?

– Конечно, – ответил я и поднялся из-за стола. Как, однако, неожиданно и очень интересно начинается мой отпуск…

Глава 2. Третий труп

Место преступления было огорожено оранжевой лентой, по периметру которой стояли рядовые сотрудники полиции и бдительно посматривали на быстро собиравшуюся группу зевак. Даже здесь в сравнительно безлюдном заросшим кустами месте их набиралось немало. Вот, казалось бы, у каждого из них имелось какое-то свое безотлагательное дело, но свершившееся преступление заставило их побросать все насущные дела и превратиться в ротозея, во все глаза взиравшего на следственно-оперативные мероприятия.

– Что там произошло? – спрашивали подошедшие у тех, кто явился значительно раньше.

– Говорят старуху какую-то убили, – пожимая плечами, отвечали они.

– А кто она такая?

– А кто ж его знает? Полиция ничего не говорит.

Труп мы увидели метрах в двадцати от ротонды на склоне неглубокого овражка. Женщина лежала лицом вниз на темно-серой глине, неловко закинув левую руку за голову, как если бы, производила какое-то хитроумное гимнастическое упражнение, – пыталась достать скрюченной ладонью правую лопатку. У нее, как и у двух других предыдущих жертв, был проломлен череп. Надо полагать, тем же тупым тяжелым предметом, что участвовал в первых двух эпизодах убийств.

– Давно она тут… находится? – подобрал подполковник Размолов подходящее слово, наклонившись над трупом и всматриваясь в окровавленное лицо.

– Я полагаю, с десяти часов. Тело еще теплое, не успело остыть, – равнодушно отозвался эксперт-криминалист, захлопывая свой чемоданчик. Мне тотчас припомнился наш эксперт-криминалист, Вениамин Коноплев, нахождение которого в нашем отделе следовало бы считать настоящей удачей. Веня наверняка бы назвал помимо времени совершения убийства, еще и силу удара, а также примерный рост преступника. Нюх у Вени был прямо-таки собачий. Конечно же, не такой, как у Нюхача в исполнении актера Кирилла Кяро из остросюжетного детективного сериала с нескончаемыми сезонами серий. Но все же, эксперт Коноплев мог сходу предоставить верное предварительное заключение о причинах смерти потерпевшего, отыскать нужную улику в месте, которое уже осмотрели несколько специалистов, и добыть обличительные доказательства в результате грамотно проведенных лабораторных исследований у себя в лаборатории.

На место преступления Коноплев обычно выезжал вместе с дежурной группой, тщательно осматривал его, фотографировал, собирал улики, если таковые имелись (и тоже их фотографировал), составлял протокол и выдавал по просьбе следователя предварительное заключение, которое было практически безошибочным и всегда подтверждалось впоследствии. А после лабораторных исследований Вениамин составлял исчерпывающий отчет, после прочтения которого, у следователя не оставалась ни одного невыясненного вопроса. Несмотря на молодость, Веня считался очень опытным экспертом-криминалистом и мог бы дать фору многим коллегам из других отделов и даже городского управления, срок службы которых в органах МВД был куда больше, нежели у него. Вениамин Коноплев был всегда деятелен, полностью погружался в свою работу, которую по-настоящему любил. От местного эксперта-криминалиста, сидевшего на корточках возле трупа женщины и уже захлопнувшего свой чемоданчик с разного рода инструментарием, никакой активности не просматривалось. Да и внешне он выглядел как-то странно, казался выжатым, как лимон, смертельно усталым: то ли ему вконец осточертела его профессиональная деятельность, то ли он торопился куда-то восвояси. И вообще эксперт-криминалист походил на человека, желавшего побыстрее убраться от неприятного домой, где можно перед телевизором выпить бутылочку пивка с рыбкой, а потом завалиться спать.

– Документы потерпевшей или что-то такое, что могло бы удостоверить ее личность, нашли? – задал вопрос подполковник Размолов.

– Нет… Ничего такого ни в ее карманах, ни где-то в ее одежде обнаружено не было, – ответил эксперт-криминалист.

Подполковник Размолов наклонился к лицу убитой и долго всматривался в ее лицо, искаженное мукой боли, как если бы хотел ее припомнить. Ничего из этого не вышло. Евгений Николаевич разочарованно распрямился.

– А кто ее нашел? – задал новый вопрос подполковник, оглядывая присутствующих.

– Я, – сдержанно отозвался мужчина в зеленой шляпе, похожей на детскую панамку. Примерно такую же носил и я (вернее, мне надевали ее мои родители) в жаркие летние денечки, находясь в возрасте трех-четырех лет. Видно мода такая была. Сейчас подобную шляпу я бы вряд ли напялил…

– Время уже вечернее… А что вы делали здесь в такой час, Фердинанд Альфредович? – спросил подполковник Размолов и перевел взгляд с человека в странной шляпе на меня. Начальник следственного отдела подполковник Размолов назвал свидетеля по имени-отчеству для меня, чтобы я понял, что это тот самый сын бизнесмена Моргулиса, – писатель, или мнящий себя таковым, который в тридцать шесть лет вместе со своей семьей сидит на отцовской шее и не собирается с нее слезать.

– Прогуливался… Дышал воздухом… Работал над книгой… Поздними вечерами хорошо думается, знаете ли, – ответил Моргулис-младший с некоторым вызовом, что мне весьма не понравилось. Но Евгений Николаевич, словно не замечая грубоватого тона, терпеливо продолжил:

– А что за книга, позвольте спросить?

– Не могу раньше времени говорить об этом, – как мне показалось, попытался уйти от прямого ответа Фердинанд Альфредович. После чего неспешно добавил: – К тому же у нас, писателей, не принято говорить о своих замыслах, рассказывать сюжет книга – весьма скверная примета. Лично у меня уже не раз подобное случалось: как только начинаешь кому-то рассказывать содержание еще не написанной книги, так сразу работа перестает ладиться. Как будто бы кто-то наколдовал! И сюжет не выписывается, и герои получаются какими-то картонными и неживыми. И подходящих красочных слов не получается отыскать. В конечном результате написание книги тормозится, потом застопоривается совсем и на ней уже можно поставить крест.

«На вашей книге вы сами уже давно поставили жирный крест», – примерно такие слова, как мне показалось, хотел произнести в ответ подполковник юстиции Размолов. Однако вместо этого я услышал совершенно иное:

– Ну, назовите хотя бы жанр вашего будущего произведения? – со сдержанной холодностью попросил Евгений. Было понятно, что мой однокашник крепко недолюбливает господина в шляпе, похожей на детскую панамку. Не однажды случалось, если Евгений Николаевич к кому-то испытывал антипатию, то аналогичную неприязнь к этому персонажу ощущал и я. Как правило, нелюбовь Размолова возникла не на пустом месте. – Это будет детектив? – не унимался начальник следственного отдела Управления.

– Нет, – как-то устало произнес писатель. – Правильнее будет назвать это произведение психологической драмой… Там будет много всего намешано… Не буду вдаваться в детали, но сейчас я как раз расписываю характеры главных героев. А такая работа подразумевает тишины и полного одиночества.

Размолов кивнул и промолчал. Что означал этот кивок – одобрение или насмешку – можно было только догадываться. Все же я бы склонился к тому, что это была скрытая насмешка. Фердинанд Альфредович слегка нахмурился, очевидно, он воспринял легкий кивок однокашника, как некоторую ироничность.

– Ладно, продолжим… Итак, вы прогуливались, дышали воздухом, думали над книгой, мысленно расписывали характеры героев, выстраивали какие-то диалоги и вдруг наткнулись на труп, я вас правильно понимаю? – придав голосу толику официальности спросил свидетеля подполковник Размолов.

– Да, примерно так и было, – ответил Фердинанд Альфредович и переступил с ноги на ногу. «Свидетель нервничает, или мне это показалось?»

– Как он лежал? – продолжил опрос свидетеля начальник следственного отдела.

– Да вот так, как лежит сейчас, я к нему не прикасался. Знаю, что нельзя этого делать, – ничуть не удивился вопросу писатель. У меня есть несколько знакомых писателей. Приходилось общаться: за пивом, и так… По-дружески что ли. Насколько я успел подметить, писатели вообще мало чему удивляются и даже самые невероятные случае порой воспринимают, как должное. Поскольку знают, что в этой жизни все может произойти. И чем богаче фантазия у писателя, тем меньше он удивляется. А бывает и так: напишут что-то невероятное, а потом в это невообразимое поверят сами и заставляют верить и других.

– Вы заметили кого-нибудь около трупа? – последовал новый вопрос, обязательный в подобных случаях.

– Никого, – последовал обычный в подобных случаях ответ.

– И никто не шел по направлению от трупа? Вспомните, это важно, – снова поинтересовался Женя Размолов, хотя получил исчерпывающий ответ. Впрочем, задавать уточняющие вопросы – профессиональная обязанность следователя.

– Нет, я никого не видел. – Кажется, писатель ответил искренне. – А может, я попросту не заметил. Я был сильно погружен в свои мысли, знаете. Что-то прорвало у меня, я как будто бы вживую увидел своих героев…. А когда я о чем-то задумываюсь, то я ничего вокруг не замечаю. В буквальном смысле этого слова…

– Ну да, ваш роман, – слепил нарочито понимающее лицо Евгений Николаевич и продолжил казенным сухим голосом: – Итак: вы заметили тело. Каковы были ваши дальнейшие действия?

Писатель пожал плечами:

– Никаких особых действий не было. Я наклонился, увидел, что женщина мертва и сразу позвонил в полицию.

– Вы сразу поняли, что она была убита?