Непись. Книга 1

Решил отдать пять пунктов репутации. Всё-таки помогает парень, старается, вон даже руку предложил, помочь подняться с завалинки, молодец.

Парень, придерживая меня под руку, проводил меня до избушки на другом краю деревни. Вот и чего этой самой травнице поближе-то не жилось? Я отпустил парнишку и пошёл в дом знахарки, по пути получив очередное очко развития.

Глава 2

Знахарка

Избушка знахарки выглядела не в пример лучше моей. Резные наличники на окнах и ставни. Конёк и косяки тоже разукрашены резьбой и покрыты золотистым лаком. Да и внутренности домика явно чище и ухоженней – чувствовалась любящая и заботливая рука хозяйки.

Я постучал в дверь и, не дождавшись никакого ответа, потянул дверь за ручку на себя. Из избушки на меня пахнуло смешанным запахом разных трав, даже на мгновенье голова закружилась.

– А, дед Макар… А я-то думаю, кто это там такой вежливый выискался: в двери днём стучится, словно тут непотребство какое твориться может. Ты проходи, чего на пороге встал-то.

Я прошёл, рассматривая совсем молоденькую девчушку. На вид ей было лет семнадцать не больше. Тёмные, как ночь, волосы тугой косой спускались с правого плеча чуть ниже пояса. Яркие зелёные глаза придирчиво осматривали меня, словно раскладывая по полочкам, я же в ответ оценивал её. Разве же это знахарка? В моём понимании это должна была быть старенькая скрюченная ведьма, на манер Бабы Яги. Стоп! А кто это – Баба Яга? Что-то совсем с моей головой плохо.

– Что, плохо тебе, дед Макар? – и, не дожидаясь ответа, сама же на свой вопрос ответила: – Знамо дело – плохо. Ещё бы, денатурат-то хлебать не каждый молодой сможет, а тут старик. Хвала богам, что не все мозги пропил, а то было бы неудивительно, если бы и себя на утро вспомнить не смог.

Я невольно вздрогнул. Она словно мысли читает. А может, и правда, читает?

– Ох ты ж, горюшко-то какое! – всплеснула руками девица. – Что, и впрямь память отказала? Ой, беда-бедёшенька, надо делу срочно помогать. Так, дед Макар, садись сюда.

Я присел на пенёк-колоду, выполняющий роль табурета. Знахарка принялась суетиться вокруг меня: заглянула мне в рот, в ухо, в нос, оттянула веко, посмотрела туда, тюкнула небольшим поленом по коленке, затем по другой. Заставила дотронуться пальцем до носа с закрытыми глазами. Что-то мне это смутно напоминало, но уж больно смутно. Словно что-то подобное когда-то со мной было, но когда и где – совершенно не помню. С меня содрали рубаху, не обратив ни малейшего внимания на моё сопротивление. Осмотрели со всех сторон, поковырялись пальцами в моей седой шевелюре.

– Скидай портки! – внезапно приказала знахарка.

– Ты чего удумала, девка? – непроизвольно вырвалось у меня. – Как так-то? Седого старца позорить вздумала?

И откуда это во мне?

– Скидай, кому сказала, не то поленом по башке двину, и сниму с бесчувственного. Будет он мне тут ещё глаза круглые делать, словно девка на выданье, право слово, а не старик дремучий! Аль ты знахарки застеснялся? Боишься показать своё орудие мужское? Так ты не бойся, я вашего брата много перевидала. Чай всю деревню от хворей избавляю, да и не только нашу, но и пару соседних.

Пришлось подчиниться. Стыдливо прикрывшись руками, стоял голым перед совсем молоденькой девчонкой – как же неудобно-то… Позор какой! Последняя мысль была словно не моя. Нет, мне и самому некомфортно, но позора я всё-таки не чувствовал. И мысль эта казалась какой-то странной, чужеродной.

– Та-а-ак… – наконец протянула Маланья, и после небольшой паузы ещё раз повторила – Так…

– Что «так»? – с волнением поинтересовался я.

– В баню пойдём, париться. Тебе надо кровоток и память восстанавливать. Это дело непростое, и с грязным телом к этому лучше не приступать. Банный же пар – первое дело в плане очистки организма от всякой ерунды.

– Э-э-э, – только и смог выдавить из себя я. Как же так? В баню? Там же вроде как голыми парятся? Я совсем растерялся. Как можно: молодая девка и с мужиком вместе в бане? Ну вот, опять, словно не моя мысль совсем. Мне наоборот хотелось в баню с девчонкой, ой как хотелось. Стоп, это что, совесть что ли? А почему она такая непривычная, чужая? Это что же, до денатурата я ею совсем не пользовался, раз она такая непривычная?

– В начале я тебя веничками отхожу, а потом ты меня, – и, видя мой непонимающий взгляд, пояснила: – Грязный ты больно. Грязного лечить плохо – не поймёшь, где кровь коростой застыла, а где просто грязь пристала. Да и заразу всякую занести в раны можно, если таковые имеются. Ну и просто вонюч ты до безобразия, словно свинтус у нерадивой хозяйки!

Под конец фразы она сморщила свой нос и помахала перед ним рукой. Не дождавшись моей реакции на своё высказывание, она слегка раздражённо поинтересовалась:

– Ну и что опять не так? Чего ты встал, как пень на ровном месте?

– Так это… В бане-то голыми парятся, – озвучил я свою недавнюю мысль, совсем растерявшись.

– Экое открытие ты сделал, дед Макар… Конечно голыми, а как же ещё? А по поводу блуда – не обольщайся, старый греховодник. Когда я говорила про баню, то имела в виду только баню, и ничего другого тебе вообще не светит. Да и можешь ли ты чего ещё? – последними своими словами она заронила во мне серьёзные сомнения и, чего уж греха таить, страх. – И потом, когда тебе снова удастся увидеть тело молодухи-то, а дед Макар? – озорно подмигнула девушка. – Небось, забыл уже, как выглядит стройное девичье тело? У тебя от меня секретов уже почитай и не осталось, ну так и ты дед, коли не заробеешь – душу отведёшь, на меня полюбуешься… Аль не красива я? Не радую твой мужской взгляд?

– Радуешь, радуешь, только стар я для таких радостей, – попытался отбрехаться я, почему-то не чувствуя себя уже таким старым, как это было ещё с утра. К тому же мне показалось, что лицо моё заливает краской.

– Ой, лукавишь, дед! – усмехнулась девушка, подмигивая. – Я ж тебя насквозь вижу! Только ты учти, охальник старый: приставать ко мне не смей. Смотреть – смотри, а руки распускать нельзя. А то я ведь и не посмотрю на твой почтенный возраст, отхожу хворостиной, да так, что сидеть не сможешь! – девушка погрозила мне пальцем и подтолкнула меня в сторону двери.

– Ну, давай, давай, выходи во двор, там банька уже натопленная давно дожидается. Сама сегодня мыться собиралась, да вот ты нарисовался – такой болезный и вонючий, так что будешь гостем моим да помощником.

– Так там же люди! Увидеть могут! Одеться надо.

– Ох, какой же ты стеснительный, дед! Брось ты свою одёжу, всё равно она вся провоняла, как незнамо что. Да и проще новую, наверное, сшить, нежели эту отстирать от такого ядрёного духа. Правду люди бают, русский дух – самый сильный.

Девушка всё-таки вытолкнула меня во двор. Заметавшись взглядом по сторонам, на расстоянии пяти метров от себя разглядел другую дверь. А вот хлипкий тын совершенно не закрывал от посторонних взглядов двор Маланьи и находящуюся на нём мою раздетую персону. Две секунды, и я у спасительной двери, похоже, это и есть так нужная мне баня. Толкнул дверь – закрыто. Ещё раз – не открывается! В растерянности оглянулся на идущую за мной девушку.

– На себя потяни, дверь и откроется, – даже не пытаясь спрятать улыбку, посоветовала та.

Влетел в предбанник, и смог наконец-то расслабиться. Ф-фух, надеюсь, меня никто не увидел. Ага, никто, а как же знахарка? Так вроде бы уже видела она меня, так чего скрываться? Ан нет, всё равно стыдно, но уже как-то привычно, что ли. Чудно?…

В предбаннике стояло штук десять огромных вёдер с водой. Девушка перехватила мой взгляд на вёдра:

– Я для себя одной баню готовила, тебя в расчёт не принимала. Надо бы ещё воды натаскать, хотя и так обойдёмся. Иди в парилку, коли уже готов, али тебе особое приглашение надо?

Девушка тем временем ловко стянула с себя сарафан, расшитый самыми разными цветами, оставшись в льняной ночной сорочке, которая только обозначала приятные девичьи выпуклости, распускала косу. Спустя пару минут, она, шлёпая босыми ступнями, начала меня подгонять:

– Ну чего ты телишься, давно бы уже в парилке сидел, кости старые прогревал…

Девушка подхватила со стены какой-то веник и погнала меня в парилку. От открытого проёма жахнуло горячим воздухом и, пригнувшись (косяк на входе был довольно невысоким), я зашёл внутрь. В тёмном помещении, освещённом только печкой да двумя непонятными светящимися камнями в углах, было очень жарко. Сама же парилка была небольшой комнаткой с одним полком. Стены были аккуратно обшиты досочками, плотно пригнанными друг к другу. Сбоку от входа находилась уже упомянутая печь с камнями, на стене напротив неё ряд полочек, на которых стояли пузырьки различных размеров. На полу же, в деревянной шайке, отмокал берёзовый веник. На полке лежала простыня, куда я и устремился. Знахарка эти мои действия тут же подтвердила:

– Залезай, да только не ложись пока, сидя погреемся, надо подождать, когда ещё можжевеловый веник воду в себя наберёт, – она помахала перед собой тем самым веником, которым меня сюда загнала, после чего забросила его в шайку под другой, уже мокрый.

– А почему именно можжевеловый?

– Надо очистить твоё старое тело от всякой грязи, накопившейся за долгое время. И париться нужно обязательно с правильными вениками. Тебе вначале можжевеловым нужно, он в себя всё лишнее утянет и кожу хорошо отшелушит, а потом уже можно и берёзовым для придания сил. Можно конечно берёзовый и дубовым заменить, дуб-то побольше силы даёт, да и на ранки мелкие укрепляющее свойство оказывает, но тебе сейчас лучше берёзовый. Почему? Не знаю, чую, что так надо. Эх, венику-то можжевеловому почитай не меньше четверти часа отмокать надо. Ну да ладно, пока без пару особого посидим, погреемся. Потом охладимся немного и уже всерьёз примемся, да дед Макар? – девушка пихнула меня локтем в бок, и так это было неожиданно, что я едва в стену не влетел. Виновница же моего казуса только заливисто расхохоталась, причём настолько заразительно, что я и сам невольно рассмеялся вслед за ней.

Вскоре мы вышли в предбанник, и присели на стоящую тут небольшую лавку. Пока я отвлёкся, девушка чем-то звякнула. И не успел я обернуться, как меня окатили ледяной водой. У меня даже дыхание сбилось. Вдохнуть мне удалось только со второй попытки. Девушка в этот момент переворачивала второе ведро над собой. Меня потряхивало от дрожи, и чтобы совсем не замёрзнуть, я рванулся обратно в парилку. Позади меня тихонько, но плотно закрылась дверь, девичьи руки толкнули в спину:

– Ложись на полок, сейчас я тебя попарю.

Пока я укладывался, Маланья набрала воды в черпак из стоящего рядом с камнями ведра и, добавив несколько капель из одного пузырька, стоявшего тут на полочке, и пару капель из другого, выплеснула всё на камни. По парилке вместе с волной жара поплыл чудный травяной аромат, в котором я почувствовал запах какой-то смолы, эвкалипта и мяты. Странно: пузырьков было два, а запахов три… Но эта мысль легко упорхнула из моей головы, так как мою кожу опалило горячим воздухом от пронесённого сверху веника. На всякий случай уткнулся носом в простыню, чтобы не так сильно обжигало дыхание. А Маланья начала охаживать меня вымоченным веником, предварительно стряхнув с него на мою спину лишние капельки. Пар обжигал кожу перед каждым ударом веником. И этот самый удар приносил влажное облегчение, опять волна горячего воздуха и снова шмяк по спине. И опять, и опять. Потихоньку меня начало клонить в сон, но травница был настороже:

– Э, дед, не смей спать! Баня не место для сна.

Я повернул лицо к укорявшей меня девушке. Ах, как красива, чертовка! Густая копна распущенных намокших волос лежит с одной стороны на плече, из неё выбивается пара непослушных прядей, которые она сдувает при каждом замахе веником. Лицо раскраснелось и покрылось маленькими бисеринками пота, но пышет здоровьем, а не болезненным румянцем. Сорочка от воды и пара облепила её статное тело, обозначив приятные выпуклости куда более явно, нежели до этого, радуя даже мой стариковский взгляд. Хм… Судя по всему, не только взгляд. Неудобно как-то… А тут ещё она мне и заявляет:

– Переворачивайся на спину. Да причиндалы свои руками или вон полотенцем прикрой, а то паром так ошпарю, ненужными совсем станут, а то и вовсе отвалятся!

– К-как отвалятся? – заикнувшись, переспросил я, моментально закрывшись руками.

Девушка весело и озорно рассмеялась: