Мракофилия

– Это не бетонный пол, – рассказала она. – Он как маты в спортзале… полумягкий.

– А окна? – взволновано спрашивал я. – Или свет?

– Нет, туда вообще свет не попадает, одна дверь – белое пятно… Я, наверное, ещё раз схожу, попробую как-нибудь завернуть и поискать окошко. Ты только держи…

Клянусь, я правда не помню, отговаривал ли её от этой идеи или, возможно, сам был инициатором, а описанный выше диалог – плод моей фантазии. Но одно знаю несомненно: Катя зашла за угол и, пока я нёсся к кухонному окну, чтобы её встретить, пропала.

По телу побежали мурашки, в глазах потемнело. Моя исчезнувшая девушка не издала ни звука, впрочем, я мог его попросту не услышать. Тьма забрала Катю. Мне осталась лишь большая петля на другом конце самодельной верёвки.

В ярости я ринулся во тьму, но стоило переступить порог, как силы покинули меня, а сердце сжали беспощадные тески страха.

Опустошённый, я попятился в коридор. В висках противно стучало, сами собой лились слёзы. Одно слово заняло мою голову: Катя.

Катя…

В тот момент я действительно отчаялся и, мысленно попросив Всевышнего о быстрой и безболезненной смерти, потерял сознание.

Проснувшись днём, я первым делом бросился искать свою любимую по квартире, наивно полагая, что пережитое окажется кошмарным сном, но, увы, так никого и не нашёл.

Чернота за окном сменилась на привычный вид; окружающий мир вернулся ко мне.

Или я к нему?

Не теряя ни секунды, я собрал документы, деньги, некоторые вещи и ушёл из дома.

«Вот и всё, покончено», – думалось мне.

На первое время решил остановиться в недорогом отеле, а потом заручиться помощью коллег и найти себе новое жильё.

Но история квартиры на этом не заканчивается. Заснув в тёплом номере, утром я вновь очутился в своей маленькой спальне. Тот страх, что сковал мои руки и ноги, нельзя назвать липким или удушающим, это был поистине давящий ужас. Постель ощущалась холодной кладбищенской землёй, в которую меня что-то безжалостно втаптывало.

Тогда я вернулся к первоначальному плану и отправился в церковь. Батюшки не оказалось на месте, а церковные бабки, выслушав рассказ о темноте, забирающей людей, посмотрели на меня как на безумца. Но среди нескольких попрошаек у ворот нашёлся один полезный мужичок. Он сам подошёл ко мне, взял под руку и прошептал:

– От тебя за версту гнилью тянет… Что, тоже с тьмой дело имеешь? Да вижу, вижу! Пойдём, я за бутылочку белой всё расскажу, не бойся.

Я вёл его за собой практически бездумно. В душе не было сомнения и страха, лишь горькое отчаяние и удушливая скорбь.

На моей кухне мы уселись за стол, открыли бутылку водки и, пропустив по стаканчику, заговорили. Илья – так звали мужика – смотрел мне прямо в глаза и с пугающей точностью угадывал моё состояние:

– Силуэты видел?.. Проходили… И спать, поди, клонит постоянно?

Я кивнул.

– Конечно, ещё бы не клонило, они все силы высосут. – Он качал головой.

– Да кто это есть-то, Илья, куда бежать от них? – выл я, едва сдерживая слёзы.

– Ой, сынок… Некуда бежать. Тебя схватило чудовище… Не призраки и не демоны, а… Как бы объяснить… Само зло. Ты насчёт света переживал, мол, выдал себя с девчонкой. Забудь. Ничего это не решило. Вас с ней выбрали задолго до той ночи. Посадили рядом с мембраной… И стучат… В отеле от них не скроешься, всё уже, привязан к квартире. Отсюда тащить удобнее.

– Да за что?! Ведь не колдун какой-то, душу не продавал никому, обряды не делал, жил и не трогал никого! – Я бил себя ладонью по груди.

– Да оно и не важно, колдун – не колдун, ты пойми, им всё равно, кем питаться. Они сцапывают кого попало и тащат в жертву своему хозяину. Ты вот не задумываешься, какое семечко достать из кулька или оливку из банки, вот и у них с этим просто. Никто не защищён: ни президенты, ни артисты, ни такие простачки, как мы с тобой. Пропадает человек – и всё, гадайте потом, что с ним случилось. Мы хрупкие все… А они стучат…

– А ты сам-то как держишься? – спустя пару минут, успокоившись, спросил я.

– Ой… – отмахнулся Илья. – Из последних сил. Недолго осталось. Сам вот у церкви трусь, помощи ищу… А как тебя увидел сегодня, так вместо надежды тоска взяла. Нет нам спасения, наверное. Кружит меня… Память барахлит… Они же её высасывают и другие воспоминания вшивают, скоро с катушек слечу… Заберёт Душехлёб. – Он вздохнул. – Помню… Райка ко мне приходила – тоже вот запомнил, а что раньше было, то позабыл.

– А что это за Дущехлёб-то такой? И что за Райка, слуга его какая-то?

– Эге, – усмехнулся Илья. – Про первого толком нигде не прочитаешь, они тебе сами нашепчут… Тот под конец явится. Он единожды стучит… Беспощадно. А Райка ему не слуга, хотя та ещё нечисть. Давай-ка я лучше покажу…

Мужик схватил мою руку, приблизился и широко раскрыл глаза. Я не успел и пикнуть, как оказался поглощён его бездонными зрачками.

Взор замело чёрно-белыми частицами, точно телевизионными помехами, а затем всё окружение начало переливаться самыми мерзкими цветами. И вдруг картинка стала чёткой. Я обратился незримым наблюдателем, прикованным в углу комнаты, будто камера видеонаблюдения. Передо мной возникла неубранная прокуренная кухня. Из запотевшего окна, заклеенного в некоторых местах малярным скотчем, пробивался свет.

В углу у ржавой батареи сидел Илья, он курил вонючую дешёвую сигарету и кашлял, выпуская горький дым. Рядом с ним, перебивая табачную вонь ядрёным запахом своих рыночных духов, сидела тучная женщина в ярко-красной блузке. Кривым указательным пальцем она поправляла крашеную чёлку и им же грозила Илье, причитая:

– Загубил жену, только ты виноват, и никто больше. Говорила, не умничай! Говорила, что всю жизнь по одному закону прожить можно, всегда работало и сейчас работает, слышишь?

Илья бездумно кивал, кривя рот.

– Как должно быть… – продолжала Райка. – Муж жене спуска не даёт, а жена – мужу. Он все её истерики должен отсекать, чтобы она из мухи слона не сделала, а жена его обязана в узде держать, чтобы с плохими людьми не водился и руку на неё поднимать не смел. Иначе либо она, стерва, его в могилу сгонит, либо он её со злости кокнет.

Илья громко прокашлялся.

– Вот-вот, – наступала Райка. – Не получается совладать – расходитесь к чертям и ищите другого себе по силам, вот и весь сказ.

– Да куда уходить, Рай?! – затянувшись сигаретой, прохрипел Илья. – Я же любил её.

– Кого ты любил? – ехидно рассмеялась женщина, качнув головой. – Ты убил её, Илья. Когда любят – прикрикнуть боятся, а ты насмерть её… Тебе тут покоя не будет. И от милиции ты не спрячешься. Думаешь, сбежал и всё?

– Да не сбегал я! – Илья хлопнул по столу. – Я проснулся тут!

– Илюш, тебе самому легче будет… Повесься вон в зале, да и всё.

Илья зажмурился и тихонько завыл. Помехи снова перекрыли мне вид, в ушах запищало, и я вновь очутился у себя на кухне.

Мой собеседник тёр усталые глаза и вздыхал.

– Она права, сынок, – шептал он. – И я теперь понял. Это не тьма мою Оленьку, а я… Если сам не закончишь, то они тебя заберут… Только вешаться нельзя, это долго, они тогда выиграют, пока ты умирать будешь… Надо быстро. Фен есть в доме?

– Чего? – удивился я.

– Голову сушить.

– Есть.

– До ванны дотянется?