Демон

– Ты грамотная? Читать, писать, считать умеешь?

– Умею. Мама дала мне образование. Я в школе четыре года училась! Прилежно училась!

Трактирщик кивнул, прикрыл глаза и замер, как спящий зверь. Теперь он почему-то не казался Ламии таким страшным. Может, из-за того, что она уже попробовала крепость его зада своей ногой?

Ламия невольно хихикнула, стараясь, чтобы хозяин не услышал, но, видимо, скрыть от него смешок не удалось. Трактирщик приподнял брови и усмехнулся:

– М-да. Интересная ты девушка. Ну что же, я подумаю над твоими словами. Иди к клиентам, проекты проектами, но людей нужно обслуживать! Ты еще что-то хочешь сказать?

– Да… – девушка неуверенно потеребила край фартука. – Парнишка… давай его оставим? Нам все равно нужны рабочие руки – таскать, рубить, колоть, а он вроде крепкий парень!

– И красавчик, да? – голос трактирщика был грозным, а глаза смеялись. – И что я ему должен платить?

– Он готов работать за еду! – горячо бросила Ламия, чувствуя, что победа близка. – Ему некуда идти, и он не знает, как жить дальше! Пусть кормится, ну… дашь ему что-нибудь еще, чтобы одевался-обувался, а там уже посмотрим, что из него получится. Он не знает, что умеет! Ничего не помнит. Его зовут теперь Энд! Я ему такое имя дала. Эндел! Правда же, он похож на ангела? Нет… ну я просто… надо же как-то его называть? Ну не щенком же? Он похож на щенка, который только что оторвался от матери. Жалко его…

– Жалко! Всех не пережалеешь, девочка моя! – бросил трактирщик сварливо и поднялся на ноги. – Иди! Работай! А я думать буду. Оставлю я твоего щенка, не переживай. Только выпускай погадить вовремя, чтобы весь трактир не засрал! Хе-хе-хе…

Трактирщик развернул Ламию вокруг оси, подтолкнул к дверям, хотел добродушно стукнуть ее ладонью по заду, но замер, вздохнув. Он уже не мог причислить ее к разряду полушлюшек, которых немало прошло через трактир. Девушки приходили, уходили, не оставляя в памяти ничего, кроме очертаний фигуры, фартука и заколотых волос. Не люди – инструменты, такие же, как нож, топор, мясорубка. Появились в жизни, исчезли – как и не бывало. А вот Ламия вдруг проявила волю. И это было так же странно, как увидеть ожившую мясорубку. Оказалось, что у «мясорубки» есть мозги!

А предложение Ламии и правда было интересным. Стоило его обдумать. Конечно, тут масса подводных камней, и ошибиться нельзя – разоришься на раз, но если это все сработает…

Трактирщик проводил взглядом девушку и снова задумался – как она похожа на покойную Магду! Не лицом, нет, та была светловолосая, похоже, что в предках были росты… если только фигура похожа… Нет, похожесть в другом – характер и ум! Когда жена была жива, трактир процветал. Народа было не в пример больше и клиенты почище.

Действительно, в последние годы все больше стало нищего сброда, от которого только шум, грязь да драки. Пропали многие завсегдатаи, любившие посидеть с кружечкой пива, поговорить о жизни, поиграть в кости и послушать музыканта, который приходил по вечерам. Теперь музыканта нет, в кости играют только возчики да наемники, увешанные оружием, как стены арсенала, а драк стало больше настолько, что сюда не заходит уже ни один более-менее приличный человек. Если он только не приезжий.

Пришлось даже содержать вышибалу для вечерних разборок, а разве было такое раньше? Он, Лайам, всегда и сам справлялся с буянами! Стареть стал…

Эх, где ты, Магда, любимая… сидишь сейчас себе на небесах и смотришь на своего муженька! Чистенькая, красивая… как всегда. А ты тут мучайся, думай, как жить!

В армии было легче – там за тебя думают. А когда трактир купил, Магда была, она подсказывала. После ее смерти все пошло кувырком.

И сын… ну зачем, зачем он сбежал в армию, ах ты дурак, дурак… и где теперь твоя могилка? Никто не знает. Может, бродит по свету, как этот вот парень, – без памяти, попрошайничая, пытаясь выжить. Да, Ламия, сумела ты ударить в самое больное место! И чего он, правда, прицепился к парню? Ну дали ему боги красивое личико, его ли вина?

Да и насчет мужеложцев девка права – какого черта? Деньги не пахнут! Плевать, чем они там занимаются… полезут к посетителям или к нему – выкинуть на улицу. А так – пусть жрут, пьют, чтоб у них задница лопнула, извращенцев!

Трактирщик подошел к большому секретеру красного дерева с многочисленными ящиками, открыл один из них, достал маленький, размером в две ладони портрет на холсте и поставил перед собой на полированную поверхность секретера, прислонив к вазе, которую когда-то купила та, что была изображена на портрете.

Художник нарисовал картинку буквально за минуты, смелыми мазками, но его гениальная рука ухватила главное – страсть, красоту и ум. Девушка улыбалась, и было в ее взгляде что-то такое, что-то неуловимое – некая колдовская притягательность, за которую Лайам полюбил ее с первого взгляда. Притягательность… как у этой вот… Ламии!

Вот чем они похожи! – понял трактирщик. – Душа! А может, в Ламию вселилась душа Магды? А что? Пишут же, что души могут вселяться в живых людей! Может, и душа Магды поселилась в этой девчонке?! Когда та сегодня говорила, казалось – это Магда с ним говорит! А ведь девочка может сама не понимать, не знать, что в нее вселился другой человек! Может, случилось чудо?

Трактирщик взял в руки портрет, осторожно приложил к губам и отодвинул от себя на вытянутую руку. Глаза почему-то затуманились, и ему вдруг показалось, что Магда подмигнула! А еще – скорчила смешную мордашку, будто подсмеивалась над незадачливым «Громилой-мечником», как она его называла наедине, в приступах игривости!

Трактирщик замер с портретом в руках, не в силах продохнуть, снова вгляделся в портрет, но… наваждение ушло. Вместо живой Магды теперь перед ним был небольшой кусок холста, на который быстрая рука художника набросала несколько мазков краски…

И тогда в голове снова прозвучали крики – истошные, исходящие из самой глубины тела, крики не горлом, но животом. Так кричат те, кого медленно режут на куски, заботясь только о том, чтобы убиваемый умер не сразу. Чтобы испытал как можно больше мук, страшных мук, адовых мук, тех мук, которые он, палач, испытает на том свете, когда станет отвечать за свои деяния.

Но это будет потом. А пока что все эти твари ответили за свое преступление. И Магда успокоилась, перестала приходить к нему ночами во сне и просить об отмщении!

Они ответили. Они получили свое. И Лайам ни в чем не раскаивался – ни секунды.

Но вот только это не вернуло ему Магду…

* * *

– Эй, ты чего к нему пристал? – Ламия ворвалась в зал и с ходу уцепилась за рукав здоровенного мужика, который нависал над Эндом. – Чего надо?!

– А чего он… не мужик, что ли?! Предлагаю ему выпить, а он… красавчик! Что, с настоящим мужчиной не хочешь поговорить?

Щенок сидел спокойно, но улыбка с его лица сошла. Он недоумевал – ну почему этот странный, дурно пахнущий человек не хочет от него отвязаться? Сказано же – ничего не нужно! Вежливо сказано, без оскорблений!

– Отстань, сказала! – Ламия толкнула возчика, но это было все равно что толкнуть скалу. Возчик только ухмыльнулся и, отвернувшись от Щенка, облапил девушку, запустив пятерню ей за пазуху. Девушка взвизгнула, выругалась, ударила пьяницу в лоб, отбив об него руку. Возчик взревел, рванул лиф платья Ламии вниз, материя с треском разорвалась, обнажая красивые небольшие груди с торчащими сосками. Девушка завизжала, попыталась ударить буяна, и тогда возчик взревел и метнул ее так, что Ламия упала на стол, почти потеряв сознание от удара. Возбужденный громила шагнул к столу и под восторженные крики товарищей, подзуживающих его, задрал на Ламии юбку, обнажив простые полотняные трусики с заплаткой почти на том самом месте, но… отлетел в сторону, будто сшибленный с ног порывом ветра.

Он мог бы поклясться, что его никто не касался, но факт есть факт – будто невидимой рукой он получил такую оплеуху, что зазвенело в ушах.

Возчик вскочил, оглядываясь по сторонам, но никого возле него не было – кроме парнишки-красавчика, голубые глаза которого смотрели холодно, будто две льдинки:

– Уходи. Я не хочу причинить тебе вреда.

Возчик оторопело помотал головой, изгоняя из мозга дурман и ошеломление после падения, потом до него дошло, и он шагнул вперед, занося над головой здоровенный, веснушчатый кулак:

– Ты?! Мне! Вреда?! Поганый мужеложец!

Возчик размахнулся, ударил, очнувшаяся Ламия страшно завизжала, видя, как громадный кулак приближается к лицу Энда… но ничего не случилось. Возчик промахнулся, ударив лишь воздух, по инерции прогнулся вперед, потерял равновесие и со всего маха грохнулся на выскобленный пол, копошась на нем, как раздавленный червяк.

И больше ничего не успел сделать – короткая дубинка темного дерева громко стукнула его по затылку. Буян замер, уткнувшись лицом в половицу, а трактирщик оглядел зал налитыми кровью глазами и хриплым голосом с едва сдерживаемой яростью спросил:

– Еще кто-то хочет?! – Лайам наклонил голову, исподлобья посмотрел на притихшую компанию возчиков, снова спросил: – Ты – хочешь?! Или ты?! Пошли вон отсюда! Ламия, они расплатились?

– Да! – пискнула девушка, придерживая на груди разорванное платье. – Расплатились!

– Хорошо. Вон отсюда, твари! Стоять! Сейчас заберете эту падаль! – Он наклонился к лежащему в беспамятстве возчику, обшарил карманы, нашел кошелек, вытряс из него на ладонь несколько монет, сунул их обратно и бросил кошелек на стол возле Ламии. – Это за ущерб! Забирайте поганца, пока я не вызвал стражу! И чтобы больше я ваших рож здесь не видел, уроды!

Возчики подхватили товарища и, положив его руки себе на плечи, вывели из трактира. Уже в дверях один из них пробормотал мутную угрозу в адрес Лайама, что-то вроде: «Мы исчо встренемся! Ужо тогда тебе!» – но трактирщик сделал шаг в его сторону, и грозящий тут же исчез за порогом, оставив за собой шлейф запаха пива, пота и жвачки, от которой изо рта текли черные слюни. Ее очень любили возчики в дальних рейсах – она не давала спать, а всегда существует опасность упасть с козел прямо под колесо фургона. А это если не верная смерть, то увечье – наверняка.

Трактирщик посмотрел по сторонам и сел на стул, устало опустив руки на колени. В зале было пусто – когда-то уже успел сбежать купчик, наливавшийся пивом с самого утра, будто испарились шлюхи, обладавшие способностью распознать скандал и драку за пять минут до начала свары. В зале тихо и пусто – только Ламия, трактирщик и голубоглазый парень, внимательно разглядывающий дубинку, которую трактирщик бросил на стол.

Взяв дубинку в руки, Энд вдруг сказал, взвесив оружие на ладони:

– А наверное, больно получить такой палкой по башке!

И тогда трактирщик захохотал. Он смеялся долго, взахлеб, утирая глаза, выливая в этом истерическом хохоте все, что накопилось у него за месяцы, за годы.

А когда перестал хохотать, кивнул и спокойно, дружелюбно сказал:

– Да, больно.

И тут же добавил: