Записки довоенных времен. Без войны и «короны»…

Человеку свойственно размышлять об абстрактных материях, особенно в том возрасте, когда всё, что он в этой жизни мог, он уже сделал, а силы ещё есть, и при этом вокруг нет ни войны, ни революции, и всё пока идет как идет. Бежать некуда и пока незачем, спасаться не от кого и, что немаловажно, борьба за кусок хлеба и крышу над головой выиграна – по крайней мере для него и его ближайших наследников. Тут-то в голову и лезут разные мысли, особенно если человек по прихоти судьбы еврей. Бывает. Генетически заложенная привычка к размышлениям, помноженная на издержки всеобщей грамотности и опыт. Не только свой, личный, но и бесценный исторический, зафиксированный в Торе, Талмуде и многих других памятниках письменности избранного народа, чтоб эта избранность была неладна.

Не такое уж большое удовольствие, пережить всех, кроме разве что китайцев, тем более, что их в настоящее время на планете почти полтора миллиарда, а евреев примерно в сто раз меньше. То есть на каждого еврея в начале XXI века приходится по сто китайцев, а индусов всех и всяческих категорий – ещё больше. Поскольку в Китае сумасшедший прирост рождаемости, которым эта страна славилась ещё недавно, остановить удалось, а в Индии нет. Привет демократии британского образца от социалистического планирования. Причём две тысячи лет назад евреев было в этом мире всего в десять раз меньше, чем китайцев или индусов. Десятикратное увеличение разрыва в численности за какие-то жалкие восемьдесят поколений. Показательно и печально с одной стороны. Чудесно и удивительно с другой.

Мы пережили все империи планеты, которые в тот или иной период пытались извести евреев под корень – и многие в этом преуспели. И при этом мы ещё здесь. Мы вышли в финал, а где те, кто нас травил и гнобил? Строил нашими руками пирамиды и Колизей? Сжигал нас на аутодафе и топил в прорубях? Перемалывал в Освенциме и ГУЛАГе? Стоило это удовольствие увидеть их могилы или узнать, что все они сгинули так, что и могил от них не осталось, десятков миллионов, потерянных по дороге? Конечно нет. Но вспомним тех, от кого не осталось и следа, или остались мёртвые руины, и поймём, как нам повезло. Тем более, что и руины эти, и имена этих народов, их царей и их богов остались в истории лишь потому, что их запомнили мы. Кого-то за то хорошее, что он сделал. Кого-то за плохое. Это потом историки, археологи, лингвисты и прочие учёные мужи и дамы восстановили по архивам, что могли, отыскали, что сохранилось, и додумали, что не смогли восстановить и отыскать.

Евреям за это мало кто из них сказал спасибо, но если бы не сплав библейской традиции с остатками античной пытливости, породившими всё, что стало современной цивилизацией, помнили бы древних египтян и ассирийцев? Вавилон и Персию? Да и всех прочих – перечислять бессмысленно, их было слишком много. Если бы не иудаизм в его бесчисленных проявлениях, появилось бы на нашей планете христианство? Или ислам, переживающий наступление новых варваров, громящих всё то достойное восхищения и подражания, что дал он миру во времена расцвета? Кто из гордых французских крестоносцев удосужился записать свой собственный язык? Старофранцузский учат по комментариям Раши к Талмуду даже антисемиты. Кто в нынешней Кастилии говорит на языке Колумба? Потомки инквизиторов и дворян его не сохранили, в отличие от евреев-сефардов с их ладино. Попасть в берлинский салон 20-х годов легко: достаточно заглянуть в квартиру йеке, неважно, в нью-йоркский Ривердейл или в израильскую Нагарию.

Последнее, что осталось от СССР – его евреи, в Германии и Канаде, Израиле и США. Поэтому пока мир пересматривает историю Второй мировой войны, а из бывших братских социалистических республик изгоняют русский язык, в Израиле ставят памятники Красной Армии и учат детей русскому. В том числе потому, что Сталин был диктатор и палач, а Рузвельт с Черчиллем большие демократы, но евреев из Освенцима, Треблинки и других лагерей уничтожения и гетто спасла Красная Армия, а не её союзники. Хотя спасибо им за лендроверы и тушёнку, Северные конвои и Второй фронт. И за визы в послевоенную Америку отдельное спасибо, хотя лучше бы они впустили в Америку, Англию, Канаду и Австралию всех тех, кого могли, но наотрез отказались спасти. Или хотя бы их детей. И хотя бы не отправляли в разгар войны от берегов Кубы и Флориды обратно в Европу корабли с беженцами, чудом дошедшие туда из оккупированной нацистами Европы.

Чудные, интеллигентные, демократичные, образованные и хорошо воспитанные люди, чтоб им всем гореть в аду до скончания времён. Помнится, когда в конце 30-х все они собрались в Эвиане, «на водах», чтобы решить, что делать с евреями Европы, которых гитлеровское правительство пыталось хоть кому-нибудь «всучить», единственной, кто согласился принять евреев без каких-либо ограничений, была Доминиканская республика. Диктатура, на которой пробы некуда было ставить. После чего вопрос о том, чего стоит вся эта демократия, можно было бы помножить на ноль – если бы не те же евреи, точнее широко распространённая генерация еврейских болтунов-идеалистов с высокими принципами, но без памяти и мозгов в голове. Очень популярные в кругах левой интеллигенции и международной дипломатической мафии, борющейся в ООН и ЮНЕСКО за права «государства Палестина».

Читатели интеллектуальных «Гаарец» и «Нью-Йорк Таймс», в которые такие же, как они сами, преимущественно и пишут. Избиратели «Мерец» и «Аводы». Поклонники Че Гевары и Барака Хусейна Обамы, Максима Шевченко и Изи Шамира, Йоси Сарида и Йоси Бейлина. Имея таких друзей, врагов уже не надо. Впрочем, если уж еврей идиот, то это такой идиот… И вот, невзирая на то и благодаря этому, растворяясь в народах и языках и сохраняя себя в любом окружении, нося любую одежду, женясь на ком попало в нарушении одних запретов и трапезничая чем попало в нарушении других, евреи таки в этом мире до сих пор есть. Дико консервативный и невероятно быстро меняющийся народ. Непоседливый и возвращающийся к своим корням, что с ним ни делай. Упорно хранящий свой исторический багаж, за полной ненадобностью выброшенный его бывшими хозяевами, разнося его по всему миру.

Избранные Б-гом на свою голову, или сами избравшие его себе. Отказывающиеся слушать не только Его косвенные указания, но и прямые распоряжения. После чего вечный отказ евреев подчиняться дурацким приказаниям и следовать благоглупостям начальства какого угодно уровня, вплоть до монаршего, выглядит не столько наглым диссидентством, сколько явным и естественным религиозным подвижничеством, хоть и стоящим на грани ереси: тот, кто не слушает приказов Царя Небесного, имеет ли право подчиняться царям земным? А Он, если, конечно, допустить, что Б-г и вправду существует, во что автор, как и положено нормальному человеку советского воспитания, помноженному на личный опыт и традиции европейского светского гуманизма, категорически не верит, всё играет со своим народом странные шутки.

То возносит его Г-дь сверх меры, то опускает «ниже плинтуса». Причём одно переходит в другое и непонятно уже, что из сегодняшних трагедий завтра окажется спасением. Вроде изгнания во времена римского императора Адриана, после поражения Великого Восстания, за что того, вполне приличного во всем прочем владыку, раввины и проклинают ежегодно без малого две тысячи лет по всему миру. Притом что самаритян он не изгнал: они в тот раз не восставали. Как следствие – евреев нынче в сто раз меньше чем китайцев, хотя, напомним, в те времена, о которых идёт речь, меньше было только в десять раз. Что, несомненно, для евреев плохо. Вот только самаритян осталось то ли семь, ли восемь сотен, хотя в пределах Святой земли их было тогда столько же, сколько евреев. Поскольку они встретили там войска Чингисхана и много кого ещё после него. Прав был Альберт Эйнштейн – всё в этом мире относительно. Живешь, живешь…

* * *

Зима. Снег. Каникулы. Время есть пончики. Тут некоторые утверждают, что яркие как голливудская реклама американские донаты, с шоколадной или разноцветной глазурью, обсыпанные мелкой кулинарной мишурой – это и есть правильные пончики. Чёрта с два! Первый и последний раз в жизни накололся с ними в Лондоне, на углу Пикадилли, в августе 1990-го. До того только в журнале «Америка» их видел. Очень хотелось попробовать. Фотографии были замечательные, яркие, производили потрясающий эффект на неокрепший, ещё подростковый ум. «Диснейленд», пицца, бейглы, донаты, кока-кола, осенний лес в Вермонте… Потом везде был, всё попробовал. Пицца, бейглы, лес и «Диснейленд» оправдали ожидания. Кола и донаты – нет. Вкус не тот. Особенно тесто – сухое и крошащееся. Да и приторная глазурь дрянь-дрянью. Кто ж знал… Это как с их демократией. Реклама шикарная, а по сути полная чухня. Обманка для баранов. Познер с этим, конечно, не согласится, ну да каждый кулик своё болото хвалит.

Израильские ханукальные пончики, декабрьские, с повидлом, желательно сливовым, густым и кисленьким, шариками, жареные в масле и безо всяких присыпок – неплохи. С учётом того, что национальная забава у израильтян – это вкусная еда, и её они любят, а ещё любят детей, а дети очень любят пончики… Круг замкнулся. Опять же, в основном готовят их евреи-ашкеназы, родом из северной Европы. Польша, Германия, Российская империя… Знакомые с детства вкусы. И тут главное – не очень увлекаться. Во-первых, горячим повидлом можно обжечься. Во-вторых, ханукальный пончик небольшой, на два укуса. А если кусающий имеет таки большой рот и такой же аппетит, так и на один. Результат для фигуры всегда печален. Недавно муж тамошней младшей племянницы решил восстановить физическую форму, дойдя до веса, с которым в спецназе служил. Так за год 70 килограммов пришлось сбросить. И не пончиков или стейков, а себя, родного… Хорошо ещё, что у него с силой воли всё в порядке и сердце здоровое.

Что до пончиков, самые вкусные были в детстве, на Панораме Бородинской битвы, в конце Кутузовского, где в зелёной дощатой будочке стоял чудесный агрегат, который их на глазах публики выпекал. Тут же месилось вязкое желтовато-кремовое тесто, как-то сами собой из него формировались кругляши, крутились в шипящем и шкворчащем, пузырящемся масле, потом цеплялись на крючки и шли через блестящую хромированную печку, откуда выходили румяные, источающие роскошный аромат, промасленные, и соскальзывали с этого конвейера в лоток, где их через сито посыпали тонкой сахарной пудрой. Не сахарным песком, как начали делать кое-где в 90-е, а именно пудрой. Боже, как за этим процессом было интересно следить! Чудеса простой механики, совмещённые с чудесами кулинарии. Отродясь такого удовольствия от уличной еды больше не получал. Есть что-то и в фалафеле, и в ш›варме, которую у нас кличут то шаурмой, то шавермой (это в Питере, но у них там и пончики зовут пышками, и подъезд – парадное, и тротуар – поребрик, да и сами питерские… но не будем о грустном), но пончики, настоящие, наши, классические – высшее из высших наслаждений.

Их отпускали в кульках из плотной сероватой бумаги, которая тут же промасливалась, особенно если пончики были только что зажарены. Пакет был горячим и зимой грел руки. Только надо было их съедать поскорее, пока не остыли. Холодные тоже можно было есть, пока свежие, но горячие, да ещё зимой – это уже было подлинное наслаждение. 84 копейки килограмм. 42 копейки полкило. 17 копеек – четыре штуки. Именно этого хватало, чтобы наесться. Пятый пончик легко съедался только с голодухи. Граммов 400 можно было осилить уже исключительно дома, прочно сидя за столом и с чаем, естественно, без сахара. Сахара и в пудре хватало. Тесто там, что ли, было особенное? Или правильный вкус им масло давало, в котором они проворачивались? А то и само наблюдение за процессом их изготовления? Тот самый вкус детства…

Они опять появились в 2000-х. По крайней мере, в павильончике на Профсоюзной, у метро. Потом пришёл к власти в городе Собянин, пригнали под Новый год бульдозеры, снесли тот павильончик. Да и все прочие снесли. И тот, где таджики вкусную самсу и лепёшки в тандыре пекли. И тот, где белорусы «молочкой» торговали. И любимый – жены, где было всё для рукоделия: с нитками, пуговицами, молниями, бисером и разными хитрыми иголками и деталями для швейных машин. И много какие ещё. Полгода стояли руины, народ мимо ходил, мэра своего последними словами крыл, а потом на их месте высадили какие-то чахлые кустики и нарезали асфальтовых полянок, под стоянки. Не строить же нормальные? Их по всему городу из газонов накроили, вдогон к нескончаемой бордюрно-плиточной афере. Что до торговли, кто уцелел и смог, ушли в торговые центры, богатым буратинкам карманы набивать. Ну, а уж те – начальству городскому. Оно, конечно, не сильно народу удобно, да и много дороже, да кто ж его, народ этот спрашивает… Главное из города и населения этого города бабла побольше отжать, пока у власти. Оно ведь, население, тоже нефть. Какие уж тут пончики!

* * *

Пришлось как-то готовить ирландское рагу. Не довелось, а именно пришлось, поскольку тема родилась не от большого желания, а вынужденно. Причём не классическое, по кулинарным книгам и старинным рецептам, а согласно знаменитым «Троим в лодке, не считая собаки», по рекомендациям Джерома Клапки Джерома. То есть из всего съестного, что завалялось в доме. Правда, в книге в качестве собаки присутствовал фокстерьер Монморенси, который принёс в дар путешествовавшему по Темзе коллективу самолично пойманную им свежайшую водяную крысу, отвергнутую его хозяином, а живший у нас дома на момент изготовления описанного блюда, ненецкий оленегонный шпиц Дик участвовать в приготовлении обеда не пытался, но не в том суть. Где бы он, в конце концов, на Кутузовском проспекте, живя на седьмом этаже в отдельной трёхкомнатной квартире, дичь взял? Так что обошлось, увы, без свежатины. На тот момент в холодильнике перед приездом родителей из отпуска мало что оставалось, но кое-что ещё было. И вот из этого кое-чего…

Главным в идее поэкспериментировать с изготовлением еды были остатки великолепного, без единой косточки или хрящика жаркого, в любимом чугунном казане папы, точнее подлива. Превосходная подлива, густая, с луком, на масле (папа масла к мясу никогда не жалел и его готовил отменно), тёмно-коричневого цвета, ароматная донельзя, но уже без единого кусочка собственно мяса. Казан был приготовлен перед отъездом, с расчётом на то, что его хватит не до самого приезда родителей, но как минимум надолго. Однако в гости приходили друзья и заезжал брат, который в тот период как раз разводился… В общем, съели мясо. Но подливу-то выливать было жалко: вкусная очень была. А что с ней делать, не соображалось, хоть тресни. И вдруг… Помнится, было воскресенье. Погода стояла хорошая, но настроения гулять особо не было, хотелось сидеть дома, читать. И вдруг возникла идея. Так часто бывает. Втемяшится что-то в голову, и понеслось. Есть захотелось. Но ревизия в овощной корзине, где лежала картошка, показала наличие там ровно трёх клубней. Плюс была в активе большая, хорошая, крепкая луковица.

Холодильник выдал, помимо указанного казана, приличный брусок сливочного масла, два средних помидора, три вялых, но съедобных морковки, небольшой кусочек старого сыра и одинокий баклажан, он же, как их называют в Одессе, синенький. А также томатный кетчуп. В хлебнице имелась слегка подсохшая горбушка белого хлеба за 28 копеек. На кухонной тумбе початая пластиковая бутыль подсолнечного масла, соль и чёрный перец. Этого было вполне достаточно для начала. Главное – вдохновение. Готовить автор не умел ни тогда, ни сейчас. Зато вдохновения у него всегда было в избытке. Так что всё, что имелось в наличии и могло быть порезано, было порезано на мелкие, не больше трёх миллиметров грань, кубики или на тонкие кружочки, как та же морковка или помидоры. Резалось последовательно и шло на дно казана, где выкладывалось слоями, один над другим. Каждый слой солился, перчился, на него выкладывались тонкие пластинки сливочного масла, подливалось подсолнечное, а также зигзаг-другой кетчупа. И так до самого верха.

Затем заполненный казан (не очень большой, литра на четыре-пять) был закрыт крышкой и по примеру того, как папа готовил плов, жаркое, тушёные почки и прочие вкусные вещи, поставлен в духовку, разожжённую так, чтоб в ней горел САМЫЙ МАЛЫЙ огонь. После чего на некоторое время оставлен в покое. Ровно через полчаса казан, стоявший на решётке, был выдвинут, открыт и его содержимое было тщательно, но осторожно, чтоб ничего не выпало, перемешано. Жванецкий в своё время продемонстрировал публике, как это надо делать: снизу вверх, медленными, постепенными, плавными движениями. У него, правда, был салат с помидорами, у автора ему самому непонятная смесь, но принцип был тот же. И так каждые полчаса, всё то время, пока казан стоял на ОЧЕНЬ МАЛЕНЬКОМ огне. Причём понятно, что каждый раз подливка снизу поднималась наверх, вместе с растаявшим сливочным маслом и всеми прочими соками и жирами, которые за это время успели стечь на дно казана. Ну и, понятно, в итоге они там все не пригорали.

Последний час автор ничего мешать не стал, дав образоваться наверху корочке приятного для глаз золотисто-коричневого цвета. После чего достал и поставил на плиту с чувством хорошо выполненного долга. Благо аромат из-под крышки шёл сумасшедший. Томилось, как-никак, в духовке всё, накрошенное в казан, часов пять. Причём не просто томилось, а с постоянным за ним надзором и опёкой. Что и дало очень правильный, хотя и непредсказуемый изначально результат. В сказках это называется – ум отъесть. Причём смесь была преострейшая, но при этом невероятно гармоничная. Маленькие кусочки хлеба в ней превратились во что-то тихое и вроде бы насквозь пропитанное соусом, но гасящее пожар во рту. Сырные кубики в упругое и при этом вкусное, как жареный греческий сыр халуми (кто про него тогда в Москве слышал – 1982-й был на дворе). В общем, теперь для автора именно таким ирландское рагу и должно быть, хотя с тех пор готовить его довелось лишь раза три. Не прошло и недели, встретился с будущей женой. С тех пор уже скоро сорок лет кормят, готовить самому редко приходится.

Впрочем, в тот раз приготовленного казана овощной смеси в мясной подливке ему ненадолго хватило. И не потому, что обжора. Тогда им не был, каратэ занимался, тощий и шустрый был, как боевой волкодав, только с длинной гривой, отросшей после армейских лагерей МИСиС ниже плеч, но не успела еда сготовиться, только достал автор большую ложку, как раздался в дверь звонок. Старший брат приехал, на жизнь жаловаться. Ну, а пока он жаловался, он тоже ел. Ел-ел и полказана умял. Незаметно так, под разговор. Как там у героя Золотухина было, в фильме про то, как царь Пётр арапа женил? Про печеньице, которое тот в вино макал и жевал под умную книжку, пока всё не сжевал? Вот и с братом так получилось – один к одному. Ну, не голодным же его оставлять? Однако, с тех пор на всю жизнь запомнил: как бы мало чего-то из еды ни осталось в доме, всегда из него что-то вкусное сообразить можно. Творчески надо ко всему подходить. Это в жизни первое дело – и не только в кулинарии!

* * *

Раз пошёл у нас сегодня разговор о еде – продолжим. Чего уж там? Где наша ни пропадала… Были 80-е, и была молодость, и уехали родители в отпуск, к друзьям на Оку. В итоге чего, как это часто бывает, оставленный дома на хозяйстве, гулять с собакой и проведывать в больнице бабушку автор встретил будущую жену и вполне счастлив почти уж сорок лет. Но до того он зашёл в замечательную местную кулинарию, на углу, в комплексе зданий завода Хруничева, у Панорамы Бородинской битвы, затариться. И явилось ему там чудо: любимое им до сих пор до самозабвения свежайшее тёплое дрожжевое тесто. Там вообще кулинария была очень и очень хорошая, в том числе по нынешним временам, когда, казалось бы, в магазинах всё есть – бери, не хочу. Но таких, как там ромштексов, тонких, правильных, осыпанных с обеих сторон тонкими длинными хлебными, квадратного сечения, бледно-румяными сухариками, отродясь автор больше нигде не встречал. Оно, конечно, понятно, что венский шницель в городе ВЕНА, где он настоящий, не хуже, а может быть и лучше, но по тем временам чудо была, а не кулинария. И так выручала…

Бывали там котлеты и по семь копеек, и по семнадцать, и всякое разное мясное, рыбное и из птиц небесных, и всё, что можно было измыслить из овощей земных и как-то приготовить, в панировочных сухарях или без, включая то, что автор и не любил особо, но с голодухи, в студенческие времена и молодым специалистом, особенно в отъезд родителей, уминал за обе щёки. Ибо просто это было готовить, как дважды два: брось на сковороду, разогретую, да с маслом, а ещё лучше – со смесью разных масел, сливочного и подсолнечного, а коли такой фарт выпадет, так и топлёного, или смальца, прикрой крышкой, да перевернуть не забудь, и будет тебе через пять минут вкуснейший сытный обед. Напрягать себе мозг не приходится, готовить что-то сложное, капни кетчупа, отрежь хлебушку, по возможности свежего, а если он совсем свежий, так и оторви – так вкуснее, и всё хорошо. В молодости еда на диво вкусна, по себе известно. Воздух тогда был свежее, настроение безоблачней, будущее у всех на загляденье, да и девушки красивее. Хотя не особо автор тогда на них время тратил, не встретив будущей жены, книжки читал, в оперотряды ходил да каратэ занимался. Тоже было дело…

Ну, так, возвращаясь к начатому, увидел он в кулинарии дрожжевое тесто и обомлел – редко оно бывало, да и разбирали его быстро. А тут никого, и зарплата в кармане. Родителей дома в кои-то веки нет, печь некому, а из него и тогда, и сейчас пекарь был, как из слона балерина, и при всём том буквально на рефлексе метнулся он к кассе рысью-пардусом и тесто то выбил. Да не просто выбил, а пять килограммов. Что ОЧЕНЬ много. Но любил очень уж. Причём так любил, что и сырое всю жизнь ел. Нет-нет, а когда пекут что-то дома, что часто бывало и до сих пор бывает, ненароком щипанёт кусочек. Раньше у мамы, теперь у жены. Возмущённые вопли и опасения, что последует за этим у него непременный заворот кишок, обязательны, но ведь ни разу не было такого. А удовольствие колоссальное. Едва ли не больше, чем от самой выпечки, а то и больше. Чёрт его знает, что за вкусовое извращение. Бывает такое. К примеру, папа яйца сырые любил с солью взболтать и мясо сырое ел, тонко нарезав, с перцем и солью. И тоже ничего ему не было. Это теперь мы знаем, что немцы у себя сырой фарш с луком и специями – цвибблметт, или без лука просто метт, едят, а тогда кто про это слыхал?

В общем, хапнул автор свои пять кило теста свежего, пухлого, растущего, как на дрожжах (а оно и было на дрожжах), и домой принёс. Причём пока покупал и нёс, особых идей, что с тем тестом делать, у него не было. Ну – это до сих пор его фирменное. Сначала вляпаться куда, а уже потом соображать. Так что принёс он это тесто домой, сложил все пять кило в большую эмалированную кастрюлю, в холодильник «ЗИЛ» кухонный поставил и пошёл любимого пса выгуливать. Поскольку через кулинарию он от метро шёл с работы. Короткая была прогулка, минут пятнадцать, хоть сколько-нибудь воздухом подышать и размяться. Ну, сколько его не было дома? Полчаса прогулки с Диком, потом его накормить… В общем, не прошло и часа, как заглянул он в холодильник и обомлел. Поскольку что тесто дрожжевое делает, если его не трогать? Правильно, растёт. Вот оно и росло. В холодильнике!!! Пёрло вовсю, крышка уже на бугре тестяном поднялась над кастрюлей и готова была вот-вот улететь куда-то. Холодильник – холодильником, но пять кило свежего дрожжевого – это пять кило. Не один, не два и не три. Пять. И главное, кто виноват? Бачили очi, що купували…

Ну, автор и сейчас человек решительный, а уж тогда и вовсе сомнений не знал. Так что вынул кастрюлю, отделил ровно килограмм теста (взвесил, между прочим), остальное спрятал туда, где стояло, и решил испечь себе яблочный пирог. То ли детских сказок Киплинга перечитал – там парс вкусный пирог готовил, который у него отобрал и съел невежливый, не умевший себя вести носорог, то ли ещё какие неведомые ассоциации всплыли, Б-г весть. Яблочный не потому, что умел его готовить (напомним, до сих пор никаких готовить не умеет), но был у него дома купленный незадолго до того килограмм его любимого венгерского «Джонатана», с мелкими светло-жёлтыми пятнышками на превосходной тёмно-красной и пурпуровой шкуре, сладкого, ароматного и хрустяще-рассыпчатого. Что, по его тогдашнему пониманию, вместе с тестом должно было дать великолепный эффект. А поскольку вечер был на дворе, не стал он особо заморачиваться, хвостики и сердцевинки удалил, на кусочки яблоки порезал, сахарным песком чуть-чуть их присыпал и решил, что с начинкой всё хорошо. Тесто же (килограмм) в творческом порыве разделил ровно надвое и слепил из него два толстеньких пышных блина…

Разведя в духовке огонь, он начал соображать, на чём или в чём конкретно ему печь пирог. И попалась ему на глаза большая чугунная сковородка с толстым днищем, и понял он, что она в высшей мере для выпечки пирога подходит – прямо-таки изначально создана была для него. И взял автор ту сковородку, и смазал её куском сливочного масла, и положил на неё один из заготовленных им толстых, пышных, замечательных тестяных дисков-блинов, и порадовался на дело рук своих. Потом вывалил он на тесто килограмм яблочных кусочков с сахаром, и это вышло так хорошо и красиво, что душа у него запела. Сверху на них аккуратно положил он второй тестяной блин, и края тщательно защипал. И снова посмотрел со стороны – чудо, что за конструкция вышла. Безукоризненная с конструкторской точки зрения, симметричная и красивая, как летающая тарелка. Только без инопланетян, зато с яблоками. Так что поставил он её ничтоже сумняшеся в духовку и огонь сделал поменьше, поскольку помнил, что ставить на большой ничего нельзя – подгорит. И сел за очередную книгу, ждать, когда испечётся его пирог, и станет ему ясно, что он готов. Правда не слишком представлял, как это будет.

Не боги горшки обжигают! Стоит ли за такие мелочи, как пирог с яблоками, металлургу из ГИПРОМЕЗа переживать, если он настоящие заводы чертить умеет? Кто цеха проектирует, оборудование металлургическое может хоть в карандаше, хоть в чёрной туши изобразить и эпюру сосчитать, что – пирог не испечёт? Испечёт! Чай, не плавку провести. И таки испёкся пирог. Сначала запах по всей квартире пошёл – яблочный, вкусный. Потом корка верхняя дошла до правильного, золотистого цвета. И как она его приобрела, понял автор, что пирог его испёкся, сковородку в руку крепкую, инженера-прокатчика, взял и вынул её из духовки бестрепетно. На подставку поставил и узрел дело рук своих. И очень сильно изумился. А как разрезал свой пирог и на тарелку кусок его поместил, так и вовсе о-уел. Ибо иначе тут и не скажешь… Верхняя корочка была в самый раз, не придерёшься. Только была она отдельно. В смысле, совсем. Оторвалась от основы и нависала, опираясь на толстенный слой запечённых в духовке яблок, словно в фантастическом фильме про будущую ядерную войну крышка бункера, с расположенной по кругу смотровой амбразурой. Зато дно у пирога было толщиной сантиметров в пять…

Там ведь что вышло? Дырочки надо было, как минимум, в крышке той продырявить, чтобы как яблоки нагреются, было куда пару выходить. А поскольку сделано этого не было, да и не знал тогда про это автор ничего, он же, торопясь, поваренную книгу не открывал и рецепт никакой, с инструкциями по выпечке, не искал, так крышку этот самый пар яблочный наверх и поднял. Нормальное кино. А как ещё должно было быть? Что до низа пирога, туда весь сок, который яблоки дали, просачивался и тесто пропитывал, так что получился он весь мокрый и то ли совсем сырой, то ли до того этим соком пропитанный, что эффект был всё равно, как будто нижний пласт сырой и есть. Толстенный же он был, потому, что чугунная сковорода, поставленная в горячую духовку, нагревалась постепенно и тесто, со всей дури пропитанное яблочным соком, подходило, отнюдь не пропекаясь. Оно, конечно, снизу не подгорело, да и не могло, но это был единственный плюс. Шикарный получился пирог. Вкусного там в итоге особо ничего не было, но автор его честно съел. Ломтик за ломтиком, день за днём, с чаем… Сам напортачил – сам съел. Абсолютно логичный расклад. Так с тех и поступает…

* * *

Чем отличаются от прошлых времён нынешние, помимо вещей материальных? Активным общением читателей, зрителей и слушателей с авторами. Причём здесь и сейчас. То ли дело было у Гомера, Шекспира и Бетховена. Первому и последнему из которых вообще повезло: один был слепым, а второй глухим. Какое счастье, не видеть и не слышать ни критиков, ни фанатов… Всем им всегда хочется высказаться. Зачем, о чём, почему их мнение должно быть кому-то интересно, с чего их вообще кто-то должен слушать, непонятно. Но это как с высоким деревом, скалой, пирамидами или фреской Рафаэля. Обязательно найдётся человек, который на них нацарапает своё никому не нужное имя – желательно повыше. Вот, тогда он спокоен.

На радио во время передач за мессенджерами перестал следить с самого начала – никакого смысла не было, да и глаза болят, туда-сюда по экрану водить. Отдал соведущему, он молод, зрение хорошее… Как что-то важное пришлют, скажут. Но что-то последние несколько лет ничего оттуда не зачитывает. Наверное, нечего. В принципе – это понятно. Там в основном оповещения, насчёт того, из какого города или страны слушают (спасибо, конечно, но как на это реагировать?), неумеренные похвалы (тем более непонятно, хотя спасибо), или ругань. По поводу Сталина (за или против, всё равно), Путина (то же самое) и почему-то Володи Соловьёва (он в этой тройке лидеров упоминаний замыкающий, но присутствует всегда).

Раньше смотрел эсэмэски, но и их больше не использую, помимо опросов, за участие в которых всем большое спасибо: интереснейшие прикладные данные для социологов, да и внимание на них верхнее начальство, как ни странно, обращает. Всё прочее – то же самое, что перечислено, плюс жалобы на то или иное действие или решение тех или иных местных властей или администраций. Причём осмысленным был за пять с лишним лет ровно один крик души, когда в крымском «Тайгане» в начале 2016 года вырубило отопление и тигрята замерзали. Ну, спасли тогда тигрят. МЧС спасло. Потом была долгая история с битвой губернатора с владельцем этого замечательного сафари-парка, Олегом Зубковым, но и она наконец закончилась благополучно.

Хейтеры (слово не наше, но точное) тоже пишут. Причём многие из них явно сумасшедшие. Прямо-таки на всю голову. И что толку на них внимание обращать? Одни матом кроют советскую власть, другие нынешнюю, третьи евреев, четвёртые конкретно тебя… Очень мало удовольствия это читать. Причём телефоны одни и те же, города тоже, так что это набор конкретных людей, которые на протяжении часов (!) слушают передачу только для того, чтобы написать гадость – иногда несколько раз подряд. И ведь там, с ними рядом, ещё и нормальные люди живут. Соседи, родственники… Несчастные. Кому по-настоящему плохо, так это им.

Отдельная категория – читатели телеграм-канала и слушатели стримов. Тут вообще буря эмоций. Они же видят, что до них написали, и большей частью между собой переругиваются. Тем более, на стримах присутствует несколько профильных групп, которым рот не заткнёшь – они своё скажут. Никто, в принципе, затыкать и не пытается, но только в борьбе они обретают право своё, иначе не могут. Из них выделяются: нацисты (всё реже, но ещё есть), исламисты (как правило, жутко безграмотные), ушибленные на всю голову ультрапатриоты, либо «великие укры». Ну, или, по Карабахскому конфликту, азербайджанские националисты, которые так армян ненавидят, что аж кушать не могут, и армянские сторонники идеи, что во всём виновата Россия: она их предала и за них воевать с азербайджанцами не стала (?!).

Ну и опять же те, кто всем в этой жизни недоволен: видом автора (толст, бородат, очки одел, говорит не то, не так и не таким голосом), тем, чего он, по мнению пишущего, НЕ говорит, а про это только и говорить, временем стрима, Россией, как страной, Путиным, как её президентом… Опять же, люди эти, как правило, одни и те же. Если, конечно, люди, а не специальные ругательные компьютерные программы, которых в сети тоже полно и их в огромном количестве запускают как собственные, так и украинские мелкие сетевые хулиганы. Есть такая категория интернетного народу, которым в масть то, что их не найдёшь и в морду не дашь. Точнее, найти-то их при желании можно, определить, где они живут, тоже, но смысла возиться никакого. Сил и времени жалко. Бес с ними со всеми. Собаки лают, а караван-то всё равно идёт. Хотя нормальных людей всё же пишет на порядок больше. Им спасибо!

* * *

Крамольная мысль закралась… А что если демократические выборы – фуфло одно? Нет, с точки зрения оправдания всех и всяческих безобразий, нестроений и прохиндейств, демократия – самое то. Это же выбор народа? Выбор. Ну, с него, народа, и спрос. Сам виноват, что таких выбирает. Причём они ВЕЗДЕ чёрт знает какие. Во всех странах и при любой идеологии. Только о себе и думают, а то и вовсе не думают ни о чём – нечем им думать. Воруют. Беспредел учиняют на каждом шагу, да и вообще дурью маются. Одна у них забота – наверху удержаться. Пока к власти идут, соловьями разливаются, а как до неё доберутся, такую козью морду кажут…

У нас это так – понятно. У нас так всегда было. Хоть при царях, хоть при советской власти, хоть после неё. В Иране, Индии, Египте, или там в Китае то же самое. Но ведь и в Израиле так! Четвёртые выборы чуть больше, чем за год. Позорище одно. А в Штатах?! Эталонная демократия, старейшая из существующих, так себя хвалит, заслушаешься. А как посмотришь на рубку Трампа с Байденом, тоска берёт. Чума на оба их дома, мог бы сказать Шекспир. И на республиканцев, и на демократов. Хотя ни та, ни другая партия с этим не согласятся никак. И их понять тоже можно. Естественное развитие местных политических процессов.

А Европа?! С одной стороны, наверх пролезают мельчайшие из хитрейших и подлейшие из мельчайших. С другой, как только пролезут и закрепятся, маски свои предвыборные снимут, а там такие вурдалаки… Нет хуже диктатора, чем либерал и демократ, дорвавшийся до власти. У него принципы. Он ради них всех до последнего человека сгноит, страну свою до основания разрушит, а затем ещё и к соседям эти столь любимые им принципы понесёт, просвещать их, неразумных, огнём и мечом… Впрочем, затем ничего уже не будет. Совсем. Один дымок над руинами. Два раза за сто лет уже было – Первую и Вторую мировые войны многие ещё помнят.

И ведь, что интересно, помнят по-настоящему только царей и королей, императоров и диктаторов. Они и только они остаются в веках. Моря крови, пирамиды из черепов, войны и разрушения, каких свет не видывал. А в памяти остаются намертво. Причём и у историков, и у народов. Рамзес и Кир, Александр Македонский и Цезарь, Чингисхан и Тимур, Иван Грозный и Елизавета Английская, Пётр Первый и Фридрих Прусский, Екатерина Великая и Наполеон Бонапарт, Ленин и Сталин, Гитлер и Мао… Стоит ли продолжать? Ну, или их полководцы и вольные конкистадоры: Кортес и Писарро, Ермак и Скобелев, да и много кто ещё по этой части. А спросишь, как звали первого спикера первого в мире парламента и где тот парламент, собственно говоря, действовал – глухое молчание.

…И ведь не только у школьников, но и у историков ответа не дождёшься. Интересно, отчего так? Может, это просто мода на демократию пошла? А мода – она и есть мода. Дело суетное и явление необъяснимое. Отчего вчера так было, а сегодня иначе? Кто ж его знает… Вот и с демократией так. У одних завелась, другие скопировали и пошло-поехало. Так и живём до сих пор.

* * *

Интересная у американцев традиция: давать первенцам в семье несколько поколений подряд одно и то же имя, прибавляя к нему порядковый номер, который обычно пишут латинским шрифтом, как у королей Франции или Англии. Наверное из присущей американцам личной скромности. Хотя их там столько, как в Европе, не бывает в принципе. Поколений не хватает, что ли? Ещё ни одна семья американских миллионеров или миллиардеров не дала какого-нибудь Джона Рокфеллера Четырнадцатого, а у тех же французских Бурбонов Людовик Восемнадцатый был, и ничего. Хотя на Девятнадцатом династия пресеклась.

Интересная у израильтян традиция: давать сколь бы то ни было известным людям, вплоть до президентов и премьеров, не говоря уже об обычных министрах или генералах, клички, которые часто совпадают с их уменьшительными именами. Причём употребляют их не мама с папой, братья с сёстрами и близкие школьные друзья или однополчане, а пресса, коллеги по работе или однопартийцы. А то и сторонники враждебных партий. Трудно представить себе, чтобы у нас Зюганов с Жириновским обращались друг к другу по юношеским прозвищам, да и зачем? А в Израиле вся страна знала и до сих пор знает, что «Арик» – это Шарон, «Биби» – Нетаньяху, «Ганди» – Зеэви, а «Старик» вообще был Бен-Гурион. И никто из них по этому поводу не выкаблучивался. Проще живут, что ли? Без таких церемоний, как европейцы или американцы.

Интересная у нас в России традиция: звать людей по имени-отчеству. Причём у русских имя традиционно может передаваться из поколения в поколение, так что Владимир Владимирович или Сергей Сергеевич – это нормально, хотя порядковых номеров, как американцы, у нас не раздают. Впрочем, они и улицы то ли от избытка фантазии, то ли потому, что так проще и запоминать удобней, нумеруют и по алфавиту называют, а у нас у каждой своё наименование. Ну, есть, конечно, что-нибудь, вроде Пятой улицы 8 марта, но это редко и над этим у нас подшучивают. Что до имён-отчеств, у российских евреев отчества естественно есть, они у евреев вообще с древности есть, но традиция передачи имени по наследству другая. Его не при жизни передают, а по наследству, в честь умерших. Имя сохранить в этом мире, особенно в семье, дав его внукам и внучатым племянникам – это правильно и верно, но в честь живых не называют. Масса на эту тему суеверий существует.

И так у всех. Сколько народов, столько традиций и суеверий, и все разные. Одни с именами связаны. Другие со светилами. По поводу чего гороскопы, астрология, нумерология, календарные циклы и прочее, столь же распространённое, сколь же далёкое от реальности. Притом что люди во всё это если не верят, то, по крайней мере, интересуются, и многие твёрдо знают, под каким знаком Зодиака и в какой год по восточному календарю они рождены. А уж сколько вокруг этого накручено… Мистика и вера в сверхъестественное вообще свойственны человеческой природе, да и в культуре занимают почётное место. Рационально мыслящие мудрецы у тех же древних евреев именовали это «обычаями глупости», улемы у мусульман веками вели непримиримую борьбу с колдовством и язычеством, христианские священники охотились на ведьм – столько народу перебили, и не сосчитать. А толку – ноль.

Древние запреты живы, и старинные суеверия и традиции передаются из поколения в поколение. Психология человеческая настойчиво требует их сохранения и следования приметам, как правило, механически, без объяснения, почему и зачем делается то или иное. У кого-то это запреты какой-то пищи или одежды, или, напротив, строгие требования к ним. У кого-то брачные – у нас хоть не принято избегать тёщу (хотя многие бы не возражали), а у целого ряда народов – не дай Б-г вы увидитесь, даже мельком. Что-то вошло в религиозные каноны монотеистической триады, что-то так и осталось народными обычаями или вообще пребывает в статусе осуждаемых религиозными авторитетами суеверий. Чрезвычайно интересный пласт цивилизации, изучаемый этнографами и «культурными антропологами» (по-английски это словосочетание звучит нормально, хотя по-русски тут же провоцирует массу шуток про НЕКУЛЬТУРНЫХ антропологов).