Атаман Устя

Малина был сибирный, то есть свирепый каторжник, готовый и способный на все… А по виду он отличался от всех молодцов тем, что ноздри были у него вырваны, а одно ухо отрезано при втором наказании за побег с каторги и зверское убийство около Камышина. Кроме того, среди лба виднелись сизые черты в полвершка, то есть выжженное клеймо и буквы: В. Д. – означавшие: Вор. Душегубец.

Малину боялись даже обитатели Устина Яра, так как он изредка запивал и пьяный впадал в бессознательное неистовство.

За последнее лето он убил двух человек из мирных молодцов шайки, которые даже и не ходили никогда на разбои. Попав почему-то в бега, они должны были поневоле жить в притоне и считаться в числе разбойников, справляя, однако, самые мирные дела и поручения Усти.

Уже поздно вечером около хибарки каторжника появилась фигура и тихо окликнула его со двора:

– Малина, а Малина!

Это был Ванька Черный.

Каторжник спал и не ответил. Черный влез в хибарку, прислушался и расслышал храп в углу на полу.

– Малина! – крикнул он.

Каторжник очнулся и промычал:

– Ну?.. Кого принесло?

– Я, Ванька… Мне тебя надыть. Дело, Малина, – забота страсть какая!.. Встань-ко… Наспишься, успеешь.

Каторжник лениво поднялся, и оба вышли на двор, где было светлее от поднимавшейся из-за горы луны.

– Ну, чего? – позевывая, спросил Малина.

– А ты тише, не ровен час! Садись-ко!

Черный сел на землю около куста. Малина опустился близ него.

– Из города? Когда?.. – просопел Малина, которому от рваных ноздрей приходилось гнусить.

– Из города… Сейчас был у атамана и вот к тебе. Дело! Как ты посудишь. Ты человек – голова! А мы что ж. Да и тот-то не прыток… наш-то. И себя, и нас погубит. Все пропадем из-за его прихотничества да баловства.

– Да ну… Что?

– Петрынь балует!

Малина промычал.

– Верно сказываю.

– Давно и я так-то… смекал.

– То-то… А теперь, родимый, дело напрямки пошло. Вот что! – сказал Черный.

– Да что? Не городи, сказывай.

– Ведь он в город отпросился.

– Ну!

– А в городе его и слыхом не слыхать, сколько я там пробыл… и опять Орлик там же… Петрынь и не бывал.

– В Астрахани, что ль?

– Зачем… ближе… в Саратове он… и балует! Мне не веришь! Орлик придет, спроси.

– Да ладно… Ну…

– Ну, вот: что тут делать? Мне дядя Хлуд наказывал… Ты, говорит, атамана упроси, а лучше всего потолкуй с Малиной, атаман не поверит… Да и приятели они. Он Петрыня не выдаст, пока тот его с вами совсем не погубит. А ты, говорит Хлуд, потолкуй с Малиной.

– Что ж? Коли надо – не долго. Что мне щенок. Взял топор, да и готово. Нешто мне его жаль?

– То-то!

– Да зря-то не люблю я… Вот что! Взять с него нечего. Обижать он меня, щенок, не станет. Как же?.. Может, ты, да Орлик, да Хлуд твой – брешете… – рассуждал Малина лениво и сонно.

– Тебе говорю, он в Саратове на нас показывает. Дядя Хлуд говорит, что если эдак-то – месяц не прогуляем, кандалы пошлют. Петрынь сам их и приведет сюда.

– Эвося. Дурни. Нужно? Пошлют? Они захотят и без Петрыня нас разыщут. Нешто мы гуляем по Волге. Мы, вишь, сидим. Пришел, разорил все, порубил кого, а кого увез… Ну… И все! Дурни.

Оба замолчали.

– Что же делать? Ты бы, что ль!.. – выговорил Ванька Черный.

Малина зевнул.

– Чего брехать… Когда скажете – нужно. Ну, я порешу. Долго ль? Да толк-от какой. Коли он уже продал всех.

– То-то еще неведомо. Может, только пробует. А дядя Хлуд сказывал: если вернется да будет опять собираться в город, то тут, говорит, вы его не пущайте, а порешите. А, говорит, из-за собаки и я с вами пропаду. Он всех по именам наскажет, а воеводские всех перепишут.

– Дурак твой Хлуд! Да и ты дурак, – лениво проговорил Малина. – Ну, не теперь накроют нас или Хлуда – через месяц, а то через год… Все одно… Все один конец. Все будете, как и я, меченые.

– Оно, Малина, так-то так, – вздохнул Черный. – А можно и не попасться… Береженого Бог бережет.

– Ты пробовал? – усмехнулся Малина. – Знаешь верно?

– Чего?

– А как Бог-то разбойника-душегуба бережет?! Э- эх, смыслишь ты… Ничего! Что ж по-твоему? Так ты и будешь всю жисть тут с Устей сидеть до скончания века и разбойничать, а на вас в городе глядеть будут. Ох, дурни! Все один, говорю, конец. Плети, клеймы, Сибирь. А там убег… Погулял и опять под плети. И опять та же все канитель… Так заведено! А тебе бы помещиком, вишь, тут всю жизнь сидеть. Тьфу вы… Дурни!..

И Малина плюнул.

– Так, стало, ты не хочешь? Так и скажи. Знать будем! – угрюмо проговорил Черный.

– Чего? Петрыньку-то? Стоит толковать. Ну, как вот придет, и убью… Только с тебя аль с Хлуда пятнадцать гривен и две рубахи.

– Да за этим он не постоит. У него, сам ты знаешь, деньги есть! – быстро и весело заговорил Черный.