– А ты не изменяешь себе, господин преподаватель, – вдруг рассмеялась она. – Ничего, что я не конспектирую?
– Всё в порядке, на экзамене проверю уровень твоих знаний, – поддержал шутку Шурик, понимая, что, действительно, лекции сейчас ни к чему.
– Кстати, очень интересно, и какая именно ментальная картинка обо мне отрисовалась в твоей памяти? Расскажи! – вдруг поинтересовалась она.
– Думаю, тебе это будет неинтересно…
– Нет-нет, я настаиваю! Мне бы хотелось понять, какой я выгляжу со стороны в чужом воспоминании. Давай-ка, рассказывай! – уперла девушка руки в боки, положив книжку на скамейку.
– Алиса… – заупрямился Алекс.
– Рассказывай, я тебе говорю! – настаивала она.
– Да что сказать? – наконец решил он высказать, что накипело. – Я же понимаю, что ты меня хотела использовать в своих целях. Причем втёмную, вот что обидно. Может быть, если бы ты рассказала мне всё напрямую, то я бы ради тебя сто раз подписался под этим очень непростым документом. Я понимаю, что за эту подпись с меня могли бы спросить даже жизнью. Но ради тебя я бы сделал это, сто процентов! А когда я понял, что ты меня просто хочешь использовать, то я тогда и сказал, что ты путаешь хорошее отношение со слабостью. Но ты обозвала меня трусом и наговорила много нехороших слов в присутствии уважаемых людей. Представь, каково мне…
– Ну ладно, ладно. Ишь ты, критик! – оборвала она, внезапно закипев. – Использовали его, видите ли. Все у него плохие, один он хороший. А как мне было не психовать, если вы поголовно ошибались, а я была совершенно права? Или, может быть, ты хочешь мне ещё что-то высказать? А? Я ведь вижу, что хочешь! Давай! Режь правду матку, не стесняйся, говори откровенно!
– Если откровенно, то… – Алекс замялся и вдруг произнес. – Короче, Алиса, я тебя люблю! Вот тебе правда. Вот тебе откровенно. И я вовсе не считаю, что ты злая, просто никто не видит в тебе то, что вижу я, а я вижу только хорошее. Мне кажется, что ты замечательный человек, просто скрываешь это под маской. Но я всё равно люблю тебя такой, какая ты есть.
Разговор вспыхнул на этой ноте и погас. Вдалеке послышалось, как кто-то рубит дрова.
– Э-э-э, спасибо, – медленно ответила она, быстро остывая и понимая, что это не тот ответ, которого ждет, вернее, на который надеется Шурик. – Только ты зря думаешь, что я хорошая – это просто у меня зла на всех не хватает. Но за комплимент спасибо.
– Пожалуйста! – все же улыбнулся он, делая вид, что нисколько не обескуражен таким положением дел. Алекс знал, что в этом деле нельзя полагаться на случай – Алиса необычная девушка, и её придется добиваться. А это тяжёлый труд, протяженный во времени. Это понятно, но… надежда на взаимную любовь рухнула, и где-то в глубине души зародилось чувство, которое нельзя описать, можно только ощутить. Но он нашёл в себе силы: – А ещё у тебя очень красивые глаза, Алиса. Я гляжу в них и никак не могу наглядеться.
Девушка промолчала, потупив очи долу. Они ещё несколько минут посидели молча, но вскоре Алекс поднялся и сообщил, что его ждет Аттал, поэтому нужно спешить. Алиса облегченно покивала головой, как бы соглашаясь, что да, к папе нельзя опаздывать. Поднимаясь, Алекс отряхнул колени и задал ей неожиданный вопрос:
– Алиса, а почему Жуйченко косо на меня смотрят, ты не знаешь, случайно? – он поглядел ей прямо в глаза, но на этот раз они светились не любовью, а любопытством.
– Так что тут знать, – усмехнулась она. – У них всю жизнь братья Вуйчики были на первом месте, ты не знал? Они же их манеру поведения даже копировали и побрились наголо, чтобы подражать Симону, царствие ему небесное. А ты их идолов взял и в гроб уложил, – ответила Алиса чужими мужскими словами.
– Ох, ты! – поморщился Алекс. – Не знал, не знал. Похоже, я тут наживаю себе врагов с огромной скоростью!
– Да ладно, не парься! – усмехнулась она. – Пока ты лечишь отца, к тебе никто не подойдет. Да и защитники у тебя есть.
– Ты? – с надеждой улыбнулся он.
– Валера Берет. Мне сообщили, как он им сказал, что если они на тебя даже косо посмотрят, то он обоим пистон вставит.
– Что сделает?
– Отвешает дюлей.* (Побьет)
– А-а-а! Так это значит, мне Валеру нужно благодарить. А я почему-то подумал, что ты тут мой главный защитник.
– Я тоже на твоей стороне, не парься, – наконец улыбнулась Элис. – Но я сегодня уезжаю, поэтому…
– Уже? Так быстро? – встрепенулся Алекс.
– Так я же снова в Аквилейский ликей поступаю! Экзамены, сессии, как говорится. Нужно ехать в Аквилею, спасибо боженьке. Вот, сижу, готовлюсь.
– Ну что ж. Тогда не буду тебе мешать, ни пуха тебе ни пера, – разочарованно развел руками Алекс и хлопнул по бедрам. – Ну ладно, я пошёл. Пока, Алиса!
– Пока, Саша! – помахала она рукой, и Алекс, оборачиваясь, направился к южному крыльцу, где, разомлев на солнышке, в кресле качалке расположился сам Аттал Иванович, хозяин полиса Ахея, состоящего из семи кампусов, расположенных вокруг одноименного Ахейского узла Союзной трассы «Путь».
*
– Здравствуй, Сан Доктор, – невесело усмехнулся Аттал, сидя в солнцезащитных очках в плетеном кресле на широкой веранде возле входа в кабинет. Речь его текла медленно, как пересохший ручей меж камней. Он провёл рукой по небольшой щетине с проседью и показал на кресло подле себя. – Присаживайся, будь любезен. Как видишь, решил косточки погреть. Солнечными витаминами запастись. Скучно стало одному, вот и послал Жуйченко за тобой, – между предложениями хозяин дома делал паузы, словно отделяя фразы одну от другой. – Дабы пообщаться как добрый хозяин с гостем. А то мы с тобой, как доктор с этим, как его… которого лечат… как его?..
– С пациентом, – подсказал Алекс, усаживаясь.
– С пациентом, конечно. Кстати, – он пристроился поудобнее. – Я вот об этом и хотел поговорить – об одной, скажем так, проблеме. Видишь ли… Э-э-э… Слова стал забывать, да и язык подводит. Поведай, что со мною происходит?
– Аттал Иванович, как бы вам сказать, – терпеливо начал Алекс. – Дело в том, что у вас инсульт поразил левое полушарие мозга, отвечающее за речь. Вообще, левое полушарие поражается в несколько раз чаще, чем правое, поэтому проблемы с речью бывают у больных довольно часто.
– То есть это более-менее нормально? – медленно проговорил Аттал.
– Да, а в вашем состоянии – тем более. У вас амнестическая афазия, но мы её достаточно успешно лечим. Вы же видите, что каждый день состояние улучшается?
– Вижу, что состояние улучшается, – кивнул головой Аттал. – Медсестра хорошая. Очень терпеливая. Э-э-э… Мы с ней книжку с картинками листаем. Так я лучше вспоминаю слова. Получается, кстати. Еще она начинает говорить какую-то… эту, как её? Не слово, не словосочетание, а эта… как её? – Аттал покрутил ладонью.
– Фраза?
– Да, фразу начинает, а я продолжаю. И тоже лучше. Песни даже пели как-то, – тихонько посмеялся хозяин. – Язык тренируем: то высуну его, то в трубочку сверну. Как…э-э-э… ребенок, ей богу. Таблетки каждый день. – Тут он стал серьезным. – Никогда раньше не пил их вообще. Послушай, Саня, расскажи. Что со мною произошло?
– Ну, что могу сказать? Ишемический инсульт, – пожал плечами Доктор. – То есть тромб закупоривает кровеносный сосуд, к клеткам мозга не поступают кислород с глюкозой, и сосуды погибают. А нейроны не восстанавливаются, увы. Это значит, что человек или теряет определённые функции, например, не может ничего делать рукой, или мозг перестраивается, и тогда другие, неповреждённые нейроны, берут на себя эти функции.
– Понятно, – задумался Аттал, – нейроны. Э-э-э… таблеток-то зачем так много, раз не восстанавливаются уже? Горстями ведь пью.
– Аттал Иванович, просто у каждого препарата своё назначение. Одни препятствуют дегенеративным изменениям, другие улучшают мозговое кровообращение, третьи нормализуют метаболические процессы в нервной системе. Ноотропы, конечно, без них никак, потому что…
– В живот постоянно что-то колют, Саня. Болит уже всё, – прервав его, пожаловался хозяин.
– Так нужно, Аттал Иванович, потерпите. Это очень мощное лекарство, специальный фермент, у которого масса восстановительных свойств. Например, он не даёт разрушаться тканям, уменьшает размер повреждения и так далее. Правда, ну очень много положительных свойств. А колоть его нужно только в переднюю брюшную стенку и никак иначе. Именно этот укол вам сделал профессор Гавриловский в самом начале, и за это нужно быть ему благодарным, конечно. Если бы не его помощь, то итог мог бы оказаться гораздо плачевнее. Гораздо, Аттал Иванович. Вообще, первые шесть часов с начала течения инсульта, так называемое «терапевтическое окно» – это самое важное время для больного: если вовремя успеть сделать необходимые уколы, то это сильно поможет в дальнейшем. Вам помогло, как видите. А вы сами-то помните, как всё произошло? Первые часы. Сможете описать симптоматику?
– Помню. Хорошо помню, – кивнул хозяин. – Рассказать?
Доктор подумал и кивнул.
– Я отдыхал на дне рождения товарища…
– Микеле Морозини?
– Всё-то ты знаешь, – поморщился Аттал Иванович и не спеша продолжил, чуть понизив голос. – Да, у него. Мы с одним моим…. э-э-э… с моим коллегой туда поехали. Помню, у меня голова разболелась. Но потом приехали, выпили, вроде получше стало. Э-э-э… Много выпил, вынужден признаться. Да и шашлыка немало съел. Из-за стола пораньше ушёл. Потому что, э-э-э… какие-то провалы в памяти появились – то имя чьё-нибудь забуду, то историю начну рассказывать, и не помню продолжения. Сам над собой смеялся. Хотя не смешно, отнюдь, а досадно. Говорю им, мол, всё ребятушки, мне достаточно. И пошёл спать. Уснул махом.
Утром встал, такое ощущение в теле, представляешь… Как бы описать? Как ногу отсидел. Знаешь такое состояние? Так вот, а я как будто полтела отсидел. Встаю, кружится, всё какое-то мутное, соображаю плохо, голова трещит, будто лопнет. Думаю, это как его? Ну, это… – он пощелкал пальцами, вспоминая слово, – плохо бывает после алкоголя…
– Похмелье?