Памятник тяжёлой волне (сборник)

Никто не дёргал за чеку.

«Отчётливый час мертвечины…»

Отчётливый час мертвечины.
Хоть страшно, но, всё-таки, час.
И радостно пляшут мужчины,
И пристально смотрят на нас.

Разбужено чувство удачи.
И свечи над миром горят.
Привыкнем. И каждый заплатит.
Придёт справедливый парад.

Пока я пишу эти строки,
Меняются профили звёзд.
Собачка бежит в эпилоге,
И прыгают птички из гнёзд.

«Политика засослива и мстительна…»

Политика засослива и мстительна,
Угодлива, как дама переперчена,
Погодлива, циклончива, растительна,
Уродлива и гнилостью отмечена.

Ты слышишь голоса. И все – прохожие.
Набедренных костюмов шелестение.
Тела по ложам ложечкой разложены.
Мороженое пряное потение.

Казалось бы – завидовать и каяться,
Тереться, приспосабливаться к милости.
Где надо – оторваться и полаяться,
По лампе поскоблить, не без игривости, —

Какой-то добрый-добрый вдруг объявится.
Прикормит, пожурит, оставит кожицу.
Присмотришься и что-то намалявится
На кожице, похожее на рожицу.

Такая лёгкость возникает с дурости,
Как бы от перекормленного борова.
Покажется, что мир наполнен мудростью
И пищей. И ударит пища в голову.

Картина возникает живописная,
Куда там! Там колотят вновь ударники.
Отбойный молоток, с двойной харизмою —
Отбойный и отборные хабальники.

Шуршит волна. Шуршанье однобокое.
Однако и настойчиво-настырное.
Сбиваются валы, и одинокие
Цунами накрывают дни постылые.

«Как вытошнить – наговориться вволю…»

Как вытошнить – наговориться вволю,
С толпою выйти на панель,
Когда её поднакололи
И верно указали цель.

Смешаться с городом без цели
И увидать наверняка
Как львы свирепые запели,
Хлебнув полночи молока.

Воды холодное дыханье
Затянет страстной пеленой, —
И разбегутся все собранья,
Когда, разбуженный весной,

Позеленевший всадник спрыгнет,
Оттает и заговорит.
И это будет верный признак —
Вот как эпоха отболит!

«Тохтамыслью разольюсь-ка по древу…»

Тохтамыслью разольюсь-ка по древу,
Выбью степь, оставлю пыль за собою,
Солнце следом прогремит, как телега,
Тыловые забегают крысы.

Драматург в шатре домашнем, уютном.
Каравай земли делить здесь в охотку.
Не боится отравиться ядом трупным,
Даль его укрупняет походку.

Говорят, он заряжается кровью
И поэтому прослыл кровососом.
Ошибаются – питается новью,
Вы же видели зорек отбросы!

А раскинуть занавесочки-шторки,
Диафрагмами рискнуть, раздышаться?..
Глядь – в коре земной рождаются горки.
И опять на что-то надо решаться.