Траектории СПИДа. Книга третья. Александра

Но вот кто-то вышел с другим мнением. Настеньке показалось, что его назвали Елисеевым. Человек стал выступать против Ельцина. Со всех сторон зашумели:

– Долой!

– Двурушник!

– Это провокатор.

Оратор продолжал убеждать:

– Поймите, все хотят прийти к прогрессу. Важно найти правильный путь. Я верю в успех предстоящего съезда.

Ему не давали говорить крики. Настенька не очень была согласна с выступавшим. Она подумала, как и многие, что ему поручили выступить против Ельцина. Это было очевидно, как, впрочем, и то, что другим поручали выступить и может даже кричать из толпы в поддержку Ельцина. "Но…– Настенька многозначительно делала паузу, – есть одно но. Если вы называете себя демократами, и боретесь здесь с трибуны за демократию, называя даже свой союз демократическим, то уж будьте любезны проявлять демократию по отношению ко всем, а не только к себе, то есть давайте возможность высказываться всем. Должна же быть культура полемики".

К микрофону подошла Галина Старовойтова и стала говорить о Карабахе:

– Члены комитета, среди которых журналисты, учёные, депутаты, брошены в московские тюрьмы. Мы должны их отстоять. Это полный произвол.

"Это невероятно, – опять комментировала внутренним голосом Настенька, – происходит что-то непонятное. Почему национальные проблемы не гремели пять лет назад? Почему они резко накалились до демонстраций, убийств и тюрем, сегодня и сразу во многих местах. Я стою какой-то час на митинге, а тут уже рассказали об ужасах в Азербайджане, Армении, Грузии, Прибалтике. Почему раньше этого можно было избежать? Почему всё обсуждалось пусть не спокойно, однако без насилий и дикой вражды между народами? Ведь жили же десятки лет армяне в Баку и никто их не трогал. А теперь их вырезают. За что? Значит, это кому-то нужно, чтобы люди воевали между собой. Кому?"

Мысли прервали крики возбуждения. На трибуне появился следователь Иванов из группы Гдляна. Переждав, пока утихнут аплодисменты и крики, интеллигентный человек с маленькой бородкой спокойно заговорил:

– В наш адрес поступило много записок одного содержания. Все спрашивают: "Как вам помочь?" Отвечаю. Помогите отнять власть у партийного аппарата.

"Вот так так, – скользнуло удивление у Настеньки, – я думала, что у них главное – борьба за справедливость, а он, как и Гдлян, говорит о смене власти".

– Лучше быть голодным, но свободным, – продолжал Иванов, – чем несвободным и тоже голодным. Сегодня мы наблюдаем агонию наверху. Этим объясняется атака на наше следствие. Я потребую отставку Сухарева. Зеленоградцы на своих митингах потребовали защиты Гдляну, обещая в случае его ареста общую забастовку. Все газеты, кроме разве "Пионерской правды" выплеснули на нас ложь. Теперь, я думаю, если съезд будет стремиться к демократии, его могут разогнать. Но мы будем бороться. Мафия не пройдёт!

Снова раздались крики "ура!", снова скандировали "Ельцин!". Всем верилось, что именно этот человек, его близкое окружение желает на самом деле счастья и процветания народу, желает изжить недостатки, о которых говорилось на митинге.

Настенька соглашалась в душе, что Иванов хороший оратор. Она соглашалась с тем, что надо бороться с мафией. Но она не захлопала в ладоши и не кричала браво Иванову, так как останавливало её непонятное обстоятельство. Давно уже она не могла получить объяснение, почему несколько лет идёт расследование коррупционеров и взяточников только в Узбекистане. Чем эта республика отличается в этом смысле от Российской федерации, в которой и находит группа Гдляна корни преступлений? Они заявляют, что главные мафиози сидят в Кремле. Но тогда и на Украине, и в Молдавии, и в других республиках должны находиться взяточники, которые бы тоже подтвердили эту версию. Почему это раскрывают только Гдлян и Иванов и только в Узбекистане? Хорошо, пусть они оказались первыми героями. Не может такого быть, что из двухсот с лишним миллионов населения не нашлось тех, кто пошли бы по их стопам. И не может быть, чтобы только в Узбекистане было столько взяток золотом, которое демонстрировалось по телевизионным каналам. Почему не ищут его в других республиках?

Все эти вопросы вызывали смутное сомнение, заставлявшее не поддаваться восторженным откликам на выступление Иванова. Казалось, что и здесь пахнет хорошо организованной и продуманной кампанией.

Но вот выступает какой-то военный Толстоухов. У него по-военному короткие фразы, как лозунги.

– Мы, военные заполярья, за Ельцина. За демократию. За Гдляна и Иванова. Мы прокатили на выборах своего командующего флота, прокатили аппаратчиков. Мы просим Гдляна и Иванова сказать, кто эта мафия, от кого надо защищать наших следователей. Я сам ушёл в запас по принципиальным соображениям, чтобы не выступать против народа. Но я в строю. Я за Ельцина. Да здравствует президент Ельцин!

Толпа скандировала "Ельцин!". Настенька улыбнулась и тоже закричала "Ельцин!". Наверное, это правильно, раз все кричат. И как в старые добрые времена, не кому-нибудь, а московскому рабочему Коробейникову, было поручено, и он выступил с предложением выдвинуть на съезде кандидатуру Ельцина для выборов председателем Верховного Совета СССР.

Все опять скандируют "Ельцин!". Коробейников добавляет:

– А генеральным прокурором предлагаю избрать Гдляна. Прошу проголосовать.

За лесом поднятых рук не видно протестующих, которых, конечно, в тот день было меньше. Выступил кто-то из подмосковного Зеленограда с обещанием сделать Гдляна депутатом съезда. Тут же предложил ещё раз председателем избрать Ельцина. И на эти повторы Настенька не обратила бы внимание, если бы не следующее обращение оратора:

– Мы просим присутствующих членов Политбюро, если такие здесь есть на митинге, внести завтра предложение об исключении Лигачёва из состава Политбюро.

Толпа взорвалась криками "ура!".

С грустью Настенька подумала: "Толпа есть толпа. Теперь какой ни подкинь ей лозунг, она всё будет уракать. Как марионетки на верёвочках. Скажи им кто сейчас "Круши стадион – оплот Лигачёва, и они разметут никому не мешающий стадион". Она вспомнила вчерашние слова Григория Ильича о недопустимости судить бездоказательно. Она верила, что взяточники могли быть и в Кремле, но разве можно говорить огульно? Наверняка, есть среди коммунистов и прекрасные люди. Нельзя же всех под одну гребёнку да без улик. Ведь, например, о Лигачёве конкретного ничего не сказано. Словом, всё это муть беспросветная, – заключила Настенька и стала протискиваться из толпы в сторону метро, не дожидаясь окончания митинга.

Но по пути она ещё чётко слышала из громких динамиков выступление какого-то Чубаиса, который требовал досрочного созыва партийного съезда, о чём уже говорилось раньше. Он требовал отмены резолюции десятого съезда партии коммунистов, запрещающую фракционность в партии.

Настеньке вспомнились герои книги Николая Островского. Один из оппозиционеров тоже требовал разрешения фракций. На что ему ответили: будем заниматься фракциями – превратимся в бестолочей, а не коммунистов, и некогда будет заниматься работой. "В этом что-то есть, – согласилась Настенька. – Вот шумели тут, кричали, голова пухнет, а мне кормить Женечку надо". И она засмеялась. "Такое серьёзное дело – митинг, а я о еде. Но Ленин бы, наверное, сказал: Э-э, девушка, еда – это тоже серьёзное дело. Тем более своевременная и калорийная еда ребёнка. Дети – наше будущее".

С этими мыслями Настенька и возвращалась домой.

На следующий же день газеты напомнили о героях митинга. И опять стали возникать вопросы о честности и принципиальности, когда Настенька читала официальное сообщение:

"В Президиуме Верховного Совета СССР рассмотрели представленные Прокуратурой СССР, КГБ СССР, Верховным судом СССР материалы по проверке жалоб о нарушениях законности при расследовании уголовных дел в Узбекской ССР бригадой следователей, возглавляемой старшим следователем по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР т. Гдляном Т.Х.

В 1983 году КГБ УзССР возбудил уголовное дело на начальника ОБХСС Бухарского облисполкома Музафарова, задержанного с поличным при получении взятки.

В сентябре 1983 года для дальнейшего расследования дело передано в Прокуратуру СССР.

В группе Гдляна работало до 200 человек, привлечено к уголовной ответственности 70 человек, в суд передано 19 дел, осуждено 40 человек.

Пошли жалобы на шантаж, принуждения к даче "признательных" показаний.

По данным КГБ Гдлян, Иванов и другие нередко допускали оскорбления арестованных, унижение их человеческого достоинства и запугивание расстрелом".

– Вот так клюква, – сказала Настенька, закончив читать. – Трифон Семёнович, что вы думаете, где же правда? Я вчера на митинге слышала совершенно обратное о Гдляне и Иванове. Следователи обвиняют Лигачёва в коррупции, а сами добиваются признаний незаконным путём. Да ведь угрозами расстрела можно любое показание получить, так?

Академик, а Усатов уже стал академиком, только что вернулся с работы, погрузился в глубокое мягкое кресло и развлекался с внуком, помогая ему прыгать маленькими толстенькими ножками по коленям деда. Но игра с ребёнком не мешала оставаться серьёзным.

– Конечно, Настенька, эти следователи сейчас очень популярны, как и Ельцин. И я думаю, что они стремятся все не столько к справедливости, сколько к личной популярности. Мы, например, в академии сегодня проводили обычное заседание. Никто не выкрикивал лозунги, не плевал в правительство. Мы сидели и обсуждали конкретные вопросы по выполнению продовольственной программы. Нам нужно кормить людей мясом, хлебом, молоком, виноградом и сотнями других продуктов. Если мы пойдём митинговать, то что же будем завтра есть? И так с продуктами пошли перебои. Я думаю, что и на заводах такая же ситуация. Почему же прокуратура должна выставляться на показ и устраивать телевизионные представления? Это такой же труд, как и наш. Нужно работать неустанно по выявлению преступников, делать всё для ликвидации причин преступлений в первую очередь, а не придумывать игры в Пинкертонов. Поэтому я, во-первых, не уверен в том, что эти популярные сыщики действуют всегда во имя справедливости. Газета подтверждает наши опасения. А, во-вторых, их действия похожи на хорошо спланированную акцию для достижения какой-то другой цели. Кому-то очень нужен компромат партии.

– А разве партия сама себя не компрометирует, когда устраивает охоту в заповедниках, убивая попутно как бы случайно людей, не компрометирует, обвиняя ни в чём неповинных людей во всех смертных грехах, да и расстреливая в гулагах, о чём столько говорят, не компрометирует, используя свою власть и силу не во благо народа, а в своих личных интересах?

Настенька высказывала все свои обиды, чувствуя подсознательно нелогичность, смешивая всё вместе, но не могла остановиться, но Усатов мягко прервал её:

– Ой-ой, не задави меня, а то наезжаешь, как танк. Не надо путать частное с общим. Люди неправедные есть в любой общественной формации, в любой системе. Но мы должны смотреть в корень. Что есть партия? Это её устав, программа и конкретные действия. Убеждён, что ты ничего не имеешь против программы нашей партии, её генеральной линии сделать каждого человека счастливым и свободным. Подчёркиваю – каждого, а не какую-то группу или социальный слой.

Увидев, что Настенька согласно кивнула головой, Трифон Семёнович продолжал, посадив Женечку на колени и наблюдая, как малыш увлёкся пуговицей на джемпере деда:

– Можно спорить по отдельным пунктам, но это детали. Против устава ты тоже не возражаешь. И по большому счёту, если бы всё выполнялось по уставу и программе, то никто бы не возражал, да и результаты давно бы были другими. Стало быть, дело в осуществлении. В том, как заставить или научить каждого члена партии поступать в соответствии с законами партии. Тут можно спорить, за это бороться.

– Ну, вот, наверное, Ельцин это и делает? Поэтому он и популярен?

– Честно говоря, не уверен. Что-то в нём есть, но боюсь, что поддерживают его только потому, что больше некого. Он выступает открыто против Горбачёва, потому и пользуется успехом.

– Не знаю, я, во всяком случае, на его стороне.

Между тем, спор молодой женщины и многоопытного академика в московской квартире был лишь частью огромного спора в жизни всей страны, центром которого стал в эти дни первый съезд народных депутатов СССР, открывшийся в Кремлёвском Дворце съездов двадцать пятого июня в десять часов утра.

И Ю Н Ь С К И Й С Ъ Е З Д

Событие было необычным отнюдь не потому, что более двух тысяч депутатов собрались в огромном зале дворца. Страна давно привыкла к масштабным съездам и конференциям. Но тут случай был особым. Впервые выборы депутатов проводились на демократической основе, когда на каждое место при голосовании выдвигалось несколько претендентов. Об этом мечтали, о такой системе все говорили, и она когда-то была в стране, только постепенно исчезала, как анахронизм. Теперь же её снова ввели. Это было в духе перестройки, в духе гласности.